Жестокое милосердие - Робин Ла Фиверс

— Но твои волосы… — неуверенно напоминает Луиза.

Я подпускаю в голос тепла.

— Спасибо, но я уложу их сама. Пойми, я воспитывалась в монастыре. Я не привыкла к роскоши и уходу.

— Вот как. — Лицо пожилой женщины проясняется, и она ласково гладит меня по руке. Потом выгоняет служанок из комнаты и уходит сама, наконец-то оставляя меня в одиночестве. Ненадолго, конечно, но спасибо и на том!

Тут я позволяю себе еще раз заглянуть в зеркало… и действительно крутануть юбками, благо никто больше не может видеть меня. Тяжелая ткань переливается и мерцает, как речная струя.

Ладно, довольно глупостей! Я отворачиваюсь от зеркала и бегу доставать жемчужную сетку. Торопливо сворачиваю волосы в узел.

Теперь пора доставать оружие, спрятанное под тюфяком. Стоит взяться за ножны, предназначенные для крепления на лодыжке, и утраченная было уверенность возвращается ко мне. Я застегиваю маленькие пряжки и перехожу к рукавам. До чего они тесные!.. С ними приходится повозиться, но и тут мне в конце концов все удается. Я вдеваю руку в браслет, где прячется испытанная удавка, потом трогаю поясок платья. Как приятно снова ощутить рукоять священной мизерикордии! Я снова при деле, я снова во всеоружии, каким бы смыслом это слово ни наделять. Уж верно, святой Мортейн нынче вечером найдет способ явить мне Свою волю. И тогда я рассчитаюсь с изменниками нашей родины, каждому подобрав кару, сообразную его преступлениям!

Еще продолжая улыбаться этой приятной мысли, я покидаю комнату и иду навстречу Дювалю, ждущему внизу лестницы. Заметив меня, он немедленно забывает, о чем только что говорил с дворецким, и смотрит на меня так, словно вообще впервые увидел. Вероятно, это просто лицемерие, но мне почему-то приятно.

Нет, не совсем так. Я вдруг понимаю, что не все в поведении Дюваля можно объяснить чистым притворством. Он ведь у нас привык оставлять за собой последнее слово; может ли быть, чтобы он так вот пялился на меня ради очередной колкости?

Наконец, словно очнувшись, он говорит дворецкому:

— С этим пока все, можешь идти.

Я спускаюсь по ступенькам, старательно храня непроницаемый вид:

— Добрый вечер, мой господин!

Он подает мне руку и подозрительно спрашивает:

— Что-то не так?

Я отвечаю:

— Разве мне не позволено просто улыбаться?

— Ну… — Он с некоторым смущением кривит губы.

— Подозрения ни к чему, — говорю я. — Должна же я поупражняться в той роли, которую сегодня мне предстоит играть! Если мы… то есть если я не сумею убедить двор, будто пылко в тебя влюблена, как мне подобраться к врагам герцогини и выполнить служение, порученное монастырем? Я не имею права на проигрыш!

А еще необходимо учесть, что, покуда не вернется канцлер Крунар, Дюваль так и будет моим единственным союзником при дворе. А бретонские вельможи не очень-то любят впускать в свою среду людей подлого происхождения. Когда некий простолюдин собрался взлететь выше, чем позволяла его родословная, это обнаружилось, и бедолага оказался на виселице.

— Что за тень пробежала по твоему лицу? — неожиданно спрашивает Дюваль.

Будь они прокляты, его глаза, от которых не укроется ни одна мелочь!

— Я вспомнила о покойном камергере твоего отца.

Дюваль тоже мрачнеет и плотно накрывает мою руку своей.

— С тобой этого не случится, — произносит он так, словно клятву дает.

Вот еще не хватало!

Развлечения ради я прижимаюсь к нему и одариваю ослепительной улыбкой, которую переняла у Сибеллы:

— Стало быть, договорились? Идем!

Он моргает:

— Полегче на поворотах, милочка, а то как бы я не решил, что ты в меня и правда влюбилась.

При этих словах у меня в груди снова принимаются порхать бабочки. Я впервые уверенно чувствую себя в той игре, которую мы с ним ведем.

— Пусть весь двор так думает, мой господин!

Мне трудно подобрать слова, чтобы должным образом описать величие и блеск бретонского двора. Это шуршание парчи и тонких шелков, шепот пушистого бархата и нежной замши. В воздухе витают ароматы духов, от дерзкого запаха роз до фиалок и вкрадчивого сандала. Буквально во всем ощущаются богатство и роскошь, и ничто из доселе виданного мною не сравнится с ними.

Право же, я не могу вообразить себе сборища, на котором чувствовала бы себя менее уютно, чем здесь. Я как репка, нечаянно закатившаяся в розовый куст. Дюваль смотрит на меня, я ощущаю его взгляд и отваживаюсь ненадолго поднять глаза.

— Что? — спрашиваю я и пытаюсь заправить под сетку выбившийся локон.

Дюваль удерживает мою руку:

— Оставь. Так ты само очарование.

Комплимент застигает меня врасплох; похоже, я краснею. Дюваль наклоняется к моему уху:

— В твоей сеточке все жемчужины с ядом?

Его теплое дыхание щекочет мне ухо, отчего мои мысли принимают совершенно несвойственное направление. Зато слова Дюваля придают храбрости, ибо напоминают о моем долге. Я вновь поворачиваюсь к блистательному собранию. Коли я сюда добралась, уж верно, Мортейн как-то обозначит мне Свою волю.

Наблюдать за вельможами — все равно что за хищными птицами, слетевшимися к добыче. Эти жадные взгляды из-под полуопущенных век, эта явная готовность ударить и отскочить. Знать бы еще, что их так привлекает. Слухи? Интриги?

Придворные собираются группками, словно куры в монастырском дворе, нашедшие гнездо слизней. Дамы выглядят элегантными и очень собранными, точь-в-точь как мадам Иверн. Не все они одинаково хороши внешне, но держатся одинаково: смело, раскованно, целеустремленно. Каждая словно кричит: «Заметьте меня!»

— Ладно, к делу, — бормочет Дюваль. — Перво-наперво я представлю тебя тайным советникам, чтобы ты случайно кого-нибудь из них не убила.

Я отвечаю:

— Если на то будет прямая воля Мортейна, господин мой, то о какой случайности речь?

Он повторяет:

— Даже в этом случае непременно посоветуйся с герцогиней!

И ведет меня туда, где чуть поодаль от прочих стоят двое немолодых мужчин.

Не составляет труда угадать, кто это такие. Тот, что справа, в целом напоминает медведя, а стоит так, словно не покидал седла две недели подряд: уж верно, это капитан Дюнуа. От него исходит такая спокойная сила, что я сразу проникаюсь безоговорочным доверием к этому человеку. Я даже вынуждена напомнить себе, что подобному чувству не место в затеянной нами игре.

Другой мужчина повыше ростом, у него седоватые волосы и полный рот крупных желтых зубов, что делает его похожим на ревущего во всю глотку осла. Это, наверное, маршал Рье; он озирает зал с видом человека, давно и прочно уверенного в своей правоте.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});