Разлюбовь, или Злое золото неба - Андрей Зотов

– Пойдем. – И решительно взяла меня за локоть.

Привратник – дядя лет пятидесяти в мощном коричневом свитере и очках – смотрел по телевизору биатлон. Он взглянул поверх очков на нас, краем глаза продолжая следить за экраном.

– Это я, Игорь Сергеевич, – успокоила его Лариса, по возможности прикрывая меня.

– Все в порядке, Лариса Васильевна, – ответил он.

Мы вошли в лифт и вознеслись под самую крышу высотки. В лифте Лариска спросила, какой у меня размер ноги, а потом, уже в квартире, шепнула, что сейчас принесет полотенце, и показала, где ванна. Да я и без нее знал.

– Коньяк будешь? – спросила она все тем же шепотом.

– Ага!

Я разделся, задернул штору и встал под душ. О, что может быть лучше горячего душа! Разве что горячая ванна. Сквозь струи и непрозрачную муть целлофана я видел, как Лариска принесла пузатую рюмку и что-то на бумажной тарелке, поставила на полку и ушла. Потом вернулась с одеждой и положила ее на стиральную машину, а я все грелся и грелся, проникаясь теплом до самых костей, мысленно благодаря Лариску и стараясь не думать о тебе, Анечка, хотя ты была в каждой мысли моей, даже в той, какая еще не пришла ко мне в голову.

Ладно, Анечка, не переживай! Они заставили тебя каким-то образом, суки. Теперь они достали меня, они нарушили правила, они тебя использовали, чтобы меня подловить, – а этого нельзя делать, это запрещенный прием. Как они заставили тебя, Ань?

Я намылил и вправил себе палец, хорошенько растерся полотенцем и, глядя на себя в зеркало, медленно выпил коньяк. Не считая разбитых костяшек пальцев и порезанного плеча, никаких видимых повреждений. Ну, шкура слегка почикана на спине – это, наверное, когда летел из окна. Ну, растяжка в паху – но это через пару дней пройдет. Можно сказать, отделался легким испугом. Думаю, у них потери серьезнее: Амбаломенту челюсть я выставил – это как минимум. Да и Главному попал хорошо – цитрамоном он не отделается… Так, сыр, котлета, лаваш… Ну, Лариска, ну, золотая баба! Принесла даже белье – правда, трусы великоваты и носки тоже, зато «Труссарди» почти впору – брата, наверное, подраздела. Джинсы, свитер – ну, красота! Кроссовки тоже великоваты, но это же ничего. Я причесался ее массажной щеткой и выключил в ванной свет.

– Хватит тебе? – Она встретила меня в прихожей с пятисотрублевой бумажкой в одной руке и синей «аляской» в другой. Куртка шуршала. – Померь – налезет?

Я чмокнул ее в щеку.

– На улице буду мерить.

На наш шепот из перспективы коридора вышел черный неслышный кот. Он посидел несколько секунд, глядя на нас, и вдруг упал на бок, зевнул, повернул голову и стал глядеть на нас лежа.

– Прости… – Лариска хотела, наверное, сказать «что не могу оставить тебя на ночь» или что-то в этом роде, но я закрыл ей ладонью рот.

– Все, Лариск, я ушел.

За мной тихо щелкнул замок.

До открытия метро я кругами ходил вокруг «Баррикадной», время от времени прикладываясь к чекушке, которую купил тут же, в ночном магазине. Закусывал шоколадкой. Дважды ко мне из машины выходила дама лет пятидесяти, одетая в короткую белую шубу.

– Молодой человек ищет девушку? – спрашивала она. Я отказывался. – Мальчика? – заинтересованно поднимала она брови. Я снова отказывался и уходил прочь. Злость на «Анкерман» переформатировалась в короткий текст, предельно насыщенный моими отрицательными эмоциями. «Суки позорные» – так выглядел он вкоротке. Напрасно, Анечка, они вовлекли тебя в мою ситуацию.

Глава 28

«Железнодорожников» повязали накануне вечером – новость об этом сообщил Рашид. Он приехал ко мне полвосьмого утра; я еще даже переодеться не успел. Мохова дома не было.

– Прикинь, звоню тебе на мобилу, а на какого-то мужика все время попадаю, – сказал Рашид вместо приветствия, сваливая в угол огромный, битком набитый рюкзак.

– И чего мужик говорит?

– Мужик-то? Говорит, что ты уже не жилец. Что за дела, Андрюх?

– Нормально все. Просто телефон не там, где нужно потерял… У вас-то что случилось?

– Ну, как что? В засаду въехали. Я у тебя перекантуюсь пару дней?

– Да я, Рашид, отсюда съезжаю.

– Чего так?

– Чего-чего! – Я дал ему тапочки. – На всякий случай.

– И когда?

– Лучше раньше, чем позже.

– Если что, – сказал Рашид, – у меня «вальтер» с собой, – и похлопал себя по карману. – Патрон в стволе. Перестреляем тут всех на хер и уйдем по крышам. Кровью, суки, умоются. Живыми не сдадимся, да, Андрюх? – Он хохотнул. – Чаю-то попить успеем?

За чаем он рассказал подробности. Они попали на вагон с мехами и скинули тюков двадцать. Без проблем загрузили их в «Соболь», и Костян дал газ. На выезде из оврага их ждали менты. Взяли Костяна и Южа, а Рашиду удалось смыться. Мотоциклист тоже смотался – некто Санек из Люберец, друг Южа, хромой. В рюкзаке у Рашида были две роскошные норковые шубы; мы дождались девяти часов и сдали их за бесценок на Москворецком рынке. Рашид тут же обернул рубли в доллары. Вообще он был ниже воды, тише травы, шугался всякой машины – ему мерещилось, что это за ним. «По делам вору и мука», – высказал он старую истину, запираясь в ванной. Пока он мылся, я упаковал в картон ж/к монитор, имеющий непосредственное отношение к железной дороге. Надо было тоже избавляться от вещдоков да и вообще собираться.

Рашид помылся, состриг себе челку и сбрил усы, что довольно сильно изменило его внешность.

– Сейчас обсохну и валю из Москвы, – сказал он. – Нервы, блин, веником… В Питер поеду, к Тамарке Портновой. Как считаешь, Костян может расколоться?

– Вряд ли. Пошли пельмени варить.

– Юж-то не расколется, а вот Костян – я не знаю, – рассуждал он, считая деньги. – Шестьсот семьдесят баксов… Подкинешь долларов двести на всякий случай, Андрюх?

– Без проблем. Пошли, говорю, пельмени варить, есть хочется.

Поели, и он уехал на Ленинградский вокзал. Я проводил его до остановки и, шагая назад, подумал, что, «Анкерман» запросто может найти меня через общежитие. За время последней пьянки у меня в Видном перебывало много народу, и если того же, например, Матяню хорошенько взять за хибот, он запросто может сработать Иваном Сусаниным. Может, снять хату в том же Видном, только на другой стороне города – вон где-нибудь в районе загса? Там и лес рядом, и куча дорог, если вдруг придется смываться. На электричке ездить не буду, на автобусе до Кантемировской, а там – на метро. Видное – городок классный, да и не будут они меня тут искать, подумают, что я отъехал куда подальше. А что, московской регистрации у меня нет; попробуй, найди. А насчет нового паспорта надо ехать в Приволжск, к Зое Кучмезовне – она сделает за неделю. Скажу, что украли и все такое. А если «Анкерман» вдруг появится в Приволжске, его там же и закопают. Приволжск – это не Москва, это беспредел. Там у меня один Мишка Гашев чего стоит.

Хозяин так и не появлялся. Я стал собирать вещи: что нужно – направо, без чего можно обойтись – налево. В Энциклопедическом словаре у меня лежало полторы тысячи долларов – все, что осталось от гонорара. Плюс кое-какая мелочь по карманам. Может, я и рано отсюда линяю, но уж лучше я их буду отлавливать, чем они меня.

Получилось две сумки – одна побольше, другая поменьше. Я отнес их в гараж, переоделся, повесил замок и пошел за монитором. Новый, девятнадцатидюймовый «Самсунг» предназначался на продажу. Он был упакован вместе с DVD-плеером и ждал меня под вешалкой. Я хотел отвезти его на радиорынок в Митино и там сдать на комиссию знакомым пацанам.

Но мне не хватило буквально пяти минут. К дому со стороны аптеки быстро приближалась знакомая глыба черного «Хаммера».

Я развернулся на месте и как можно медленнее пошел назад, к гаражу, хотя хотелось рвануть во весь дух. Не думаю, что они меня узнали – я был уже в толстом комбинезоне, делавшем из меня Шварценеггера, и в гермошлеме. Не торопясь, но и особо не мешкая, я дошел до конца дома и там оглянулся. «ХАММЕР» стоял у нашего подъезда, из него вылезало двое. Ну, так и есть – это за мной. Поблизости больше не было ни одной машины, ближайшие «Жигули» стояли вдали, у забора, – и я вдруг понял, что сейчас сделаю.

Через минуту я был в гараже и быстро запихивал в багажники сумки. Задом выкатывая «Ямаху» на улицу, я покачал ее с боку на бок – в бачке плескалось, но слабовато. Километров на пятьдесят, не больше. Есть у меня НЗ – пятилитровая канистра, залитая под горловину, однако ее я сейчас буду тратить на другие нужды.

Движок завелся с пол-оборота. Я включил скорость и, не отпуская сцепления, локтями придерживая канистру, лежавшую на коленях, отрегулировал зажигалку на максимальное пламя. У меня была хорошая армейская «Зиппо», и сейчас она послужит мне в последний раз.

Ну, поехали. Мозг работал как бортовой компьютер, руки-ноги сами делали свое дело. Они сейчас позвонят – им никто не откроет. Их дальнейшие действия? Дверь железная, ломать ее они не будут. В окно тоже не полезут, хоть и второй этаж, – слишком светло. А может, и полезут, кто их знает. В хате никого. Они оставят там человека. Или оставят на улице. Или там и сям. Появится Мохов, и у него начнутся поблемы. Вот же блин! Кто из пацанов вывел их на эту квартиру? Да какая, в сущности, разница?