Мир Мрака 2027 - Иван Косолапов

  Не выдержав Гошу в одиночку, рядом на одно колено повалился Антон. Раненый же, если бы его не придержали, свалился бы навзничь подобно мне, однако ему повезло.

  – Чёрт, Сань, ты же будь аккуратней немного! – запричитал Георгий, и сразу же закрыл рот от наступившей боли в скулах.

  –Блин, я.. я случайно, извиняюсь, но, мне показалось, будто кто-то прошёл рядом…

  – Это обычное дело, но сам подумай, кто здесь может быть… Хотя, быть здесь может много кого, поэтому об этом лучше не думать, а то так и параноиком стать можно… Поэтому я и люблю чаще слушать музыку, чем внешний мир, – сказал спокойно Антон. На последней фразе он понизил голос.

  Оперевшись руками об стылую, проникающую своей мерзкой влажностью даже сквозь перчатки, дорогу из листвы, я вновь поднялся. По такому пути я предпочитал бы ездить, как мы делали всё время до этого момента, а не ходить: слишком легко упасть. Хотя, и когда мы ехали, Гоша жаловался на слабую сцепление с дорогой, но там, всё же, было куда лучше. Может, потому, что там всю ответственность за дальнейшее продвижение была не на мне, а тут уже я должен шагать своими двумя?... Да, наверное, поэтому.

  Я снова пристроился у правой руки Георгия.

  Вокруг опять заплясали непонятные сгустки, от которых становилось холодно внизу живота, и поэтому я решил вновь заговорить: всё-таки лучше слушать членораздельный звуковой шум, чем неразборчивое бормотание.

  – Интересно, сколько нам ещё идти? – не к кому не обращаясь, задал вопрос я.

  – А кто его знает, из-за тумана ничё не видно… – ответил, не поднимая головы и надсадно дыша, раненый. Сейчас он старался говорить как можно меньше и тише: обморожение не давало о себе забыть.

  – Ха, тебе и так ничего не видно, а прошли мы около метров четырёхсот… однако я не уверен, – добавил, гляди в никуда, Антон. – А если хочешь отвлечься от окружающего, – я вздрогнул от его догадки, – просто прокрути в голове какую-нибудь мелодию. Не знаешь – событие. Если и это не помогло, закури, ты же куришь, да?...

  Он, выпустив облачко пара, повернулся ко мне, я кивнул и сказал:

  – Давно бы уже это сделал, дотянуться до пачки не могу.

  – Ща я сделаю, скажи только где она, хотя погодь, я свою лучше достану, – сказал Гоша и, припустив руку, стал обстукивать рюкзак на правом плече, ища нужный карман.

  – Это мой, твой на другом плече, тебе не дотянутся, – сказал я. – Приподнимись чуть и потяни на себя первую попавшуюся собачку, там она одна, после залезь внутрь и достань открытую пачку, там их три, две запечатаны, – всё это я говорил по мере его продвижения в данном деле.

  – А где огонь возьмёте, – спросил Антон, когда Гоша, наконец, достал сигареты и закрыл карман.

  – Там внутри зажигалка, – сказал я, когда из свешенной к моему правому плечу руки выпала пачка “VIP”, пришлось неестественно изогнуть кисть, из-за чего та заныла, однако я смог поймать её.

  – И про меня не забудь, – с вожделением сказал висящий у нас на плечах человек, увидев фильтры пятнадцати оставшихся папирос.

  Еле закурив одну, – с одной рукой даже такое простое действие не так легко, – я передал её раненому, а сам принялся раскуривать табачное изделие и для себя.

  – О, как же хорошо, – выпустив пучок, на этот раз дыма, прохрипел Георгий.

  И я был с ним полностью согласен. Тепло переходило от подожженного табака в глотку, а после расплывалось по всему телу. Я не думал не о чём, просто ловил каждое мгновение этого процесса, каждую затяжку. Тело будто бы оживало, внутри становилось так тепло, на мгновение показалось, что даже дрожь прошла… А ещё мысли, вечные мысли, зацепляющиеся за наружный мир и порождающие ужасающие образы неведомых существ. Сейчас их не было. Они будто слились с дымом, стали такими же лёгкими и теперь так же лениво плыли в голове, не будучи способными сплотиться друг с другом и довершить хоть какую догадку до конца. Сейчас мне это и нужно было.

  Как же, всё-таки, хорошо… Знаю, что курить – плохо, но ведь так приятно.

  И вдруг Гоша, вскрикнув, яростно запричитал трёхэтажным матом. Докуренная до середины сигарета выпала, сам раненый начал заваливаться назад и потащил нас с собой. У Антона были хорошие сапоги, у меня носки в скользком целлофане, поэтому понять, кто упал на гнилом настиле, можно безо всяких подсказок.

  – Что, что такое?! – приподнявшись на локтях, спросил я у рядом лежащего Георгия.

  Антон присел рядом с нами.

  –На что-то… что-то твёрдое… твёрдое и острое наступил… чёрт, как больно, что это за хрень… – придерживаясь за ногу, с закрытыми глазами, сквозь сцепленные зубы процедил он.

  – Где, где эта штука? – растерялся я и начал неосознанным взглядом рассматривать Гошу, при этом почему-то похлопывая по боку.

  – В ноге, где же ещё, – сказал спокойно Антон, подвинувшись к его ступням. – Чем ещё он мог наступить?

  Я осоловелым взглядом ещё посмотрел на него, после чего на лице почувствовалось ледяное прикасание слабого радиоактивного ветерка, колющегося принесёнными с осадочного слоя мелкими дождинками, и я, наконец, проснулся. Взгляд стал осмысленным. Я проанализировал в голове, что произошло. Затем понял, что в зубах больше нет сигареты, и в первые секунды начал шарить вокруг себя в поисках белого, с золотистым, цилиндра, однако спустя мгновение осознал, что это глупая и несуразная идея, и подвинулся к Антону: надо было помочь Гоше.

  – Блин, а это очень даже нехорошо, – тихо сказал, рассматривая ступню, молодой напарник.

  – Что такое? – поинтересовался я.

  – Это гвоздь, причём, судя по шапке, довольно немалый, сантиметров семь точно будет.

   Я присвистнул. Это было действительно плохо.

  Посмотрел на Гошу. Он лежал, закрыв глаза, и с измученным видом держался за неожиданно потревоженную челюсть. Дышал часто и громко, но рта не раскрывал, поэтому из-под носа то и дело уплывали небольшие клубы пара. Из темных пятен пошла кровь, из глаз – слёзы. Фаланги пальцев рук были синими, на белой повязке, опоясывающей чело, виднелось бурое пятно. В общем, он и так натерпелся, а тут ещё это.

  – Я знаю, как это вытащить, только надо перетащить его под какой-нибудь навес, или хотя бы какую стенку, чтобы от ветра укрывала, – сказал Антон. Затем, обращаясь к раненому, спросил: – Продержишься?

  Тот, чуть простонав, коротко и неуверенно кивнул. Вдруг мне стало его жалко, жалко этого старого, измождённого человека. Но это было очень странно, ведь раньше мне никогда не было жалко Гоши. Хотя, раньше я и никогда не видел его таким… Эх, как же всё меняется.

  Мы приподняли его над землёй и с трудом пронесли пару метров. Когда из тумана выплыл бордюр, нашей радости не было придела. Однако, подойдя к нему, нашему взору открылось ещё одна деталь: слева находилась арка подземного перехода, стёкла были все начисто выбиты, однако внутри можно было спрятаться. Я пошёл разведать и, подойдя ближе и взглянув в его нутро, увидел внизу отблески небес – вода. Причём доставала она примерно до ступени пятой, поэтому этот вариант отбрасывался. Но он не был последним: пройдя ещё метров десять, мы разглядели выплывающую из пелены бревенчатую постройку. С опаской приблизились, и обнаружили, что это был отнюдь не какой-то дом деревенского типа. Раньше, видимо, это было некое заведению, ресторан или что-то подобное, подумал я об этом из-за вывески над входом, с рамы которой хаотично свисали потрескавшиеся диоды, не так давно освещающие ранее видимую надпись.

  Входить внутрь не решились, тем более дверь была заперта, а окна закрыты решётками в готическом стиле (точно ресторан), так что сели просто под стеной здания.

  Антон начал приготавливаться к предстоящей операции. Я же решил перекусить: всё равно от меня, в данной ситуации, толка мало. Лучше доверю всё знающему человеку.

  Парень достал фляжку, смочил головку гвоздя, затем, взяв платок и скомкав его, дал Гоше, сказав: “Засунь в рот: будет больно”. На мгновение глаза Георгия расширились, но, сообразив, что на данный момент другого выхода нет, он нехотя взял кляп и зажал между зубов. “Хорошо было бы палку какую засунуть, – подумал я. – Да вот только опасно, всё вокруг радионуклидами провоняло, так что рисковать лучше не стоит”.

  Антон принялся медленно доставать гвоздь из пятки, последовательно смачивая выходящий стержень водкой. Раненый мгновенно вспотел, из глаз пошли слёзы, он хрипел и стонал одновременно, пальцы, тянущиеся к источнику боли, но сдерживаемые волей Гоши, загребали сырую землю под собой.

  От одного вида этого зрелища, всё внутри меня мгновенно сжалось. Какую же боль он сейчас испытывает?... Нет, лучше об этом не думать.

  Не в силах есть, я отложил только открытую банку тушёнки. Кстати, на это дело, открывание банки, у меня ушло больше времени, чем обычно: следы переохлаждения ещё остались и не давали о себе забыть, а это очень нехорошо. Всё делалось медленно, лениво, неестественно. А от скорости моего тела зависит моя жизнь…