Николай II в секретной переписке - Платонов Олег Анатольевич

Мне кажется, ты думаешь, что Н.[185] удерживает меня из удовольствия не давать мне двигаться и видеть войска. В действительности это совсем не так.

Недели две тому назад, когда он писал мне, советуя приехать, он говорил, что в ту пору я легко мог навестить три армейских корпуса, потому что они были сгруппированы вместе в тылу. С той поры многое изменилось, и все они были отправлены на линию фронта; это верно, я получаю тому доказательства каждое утро, во время доклада. Даже генералу По не позволили отправиться в Ломжу (мое местечко). Он только ездил через Варшаву на Бзуру и Равку, где в настоящий момент спокойно. Вчера я отъехал в моторе на 24 версты и гулял по прелестному лесу и по лагерю 4-го армейского корпуса — это место называется Скобелевским Лагерем. На шалашиках, в которых живут офицеры, обозначены их фамилии, они окружены садиками со скамьями, с гимнастикой и разными забавами для детей. Я с тоскою думал о тех, кто никогда уже не вернется сюда. Ехать в открытом моторе было страшно холодно, но мы были тепло одеты. Сегодня тает. Чемодуров[186] купил для меня эти открытки на почте. Передай А. мой привет и скажи, что мне понравились стихи, которые она для меня списала.

Надеюсь, тебе теперь лучше, моя любовь, милая моя женушка. Благослови Бог тебя и детей!

Я всегда с тобою в молитвах и в мыслях.

Горячо любящий твой

Ники.

Царское Село. 8 марта 1915 г.

Мой родной, любимый,

Надеюсь, что ты получаешь аккуратно мои письма, я пишу и нумерую их ежедневно, а также записываю в моей лиловой книжечке. Прости, что пристаю к тебе и посылаю тебе это прошение, но так хочется помочь этим беднягам. Кажется, они пишут уже во второй раз. Будь добр, напиши свою резолюцию и перешли министру юстиции. Я переписала для тебя текст телеграммы, полученной нашим складом в благодарность за подарки, — тебя это позабавит, возвращать не надо. Затем записка Мирии к Дрентельну. Как хорошо, что Мемель взят; они, наверное, этого не ожидали, это послужит им уроком. И известия отовсюду, слава Богу, хорошие. Я имела время все прочесть, так как лежу в постели, — к 4 1/2 час. перехожу на диван, постепенно все больше и больше, хотя каждый вечер сердце расширено, а Аня каждый день просит меня прийти.

Чудное солнце, но, говорят, очень холодно. Даки туда брала с собой корреспондента, и он очень интересно описал все, что она сделала в Прасныше. Она, действительно, много поработала со своим отрядом и была под огнем. Михень разгуливает со своим орденом всем напоказ. Ты должен был бы разузнать, как она его получила, и принять меры, чтобы такие веши не повторялись, так же и то, что случилось с Татьяной. Даки, конечно, заслужила свою награду. Как грустно, что “Bouvet”, “Irresistible” и “Ocean” потоплены плавучими минами[187], и быстро, — не то, что в бою.

Я получила письмо от Виктории из Kent-House, но нового ничего нет. Увы, ничего интересного нет, чтобы написать тебе. Дети завтракают в соседней комнате и ужасно шумят.

Какая радость! Мне только что принесли твое второе письмо с прелестными открытками и открытками для детей, — мы все горячо благодарим тебя и глубоко тронуты, что ты находишь время нам писать.

Я теперь понимаю, почему ты не поехал больше вперед, но ты, наверное, сможешь еще поехать в какое-нибудь другое место до своего возвращения, — это было бы тебе полезно и порадовало бы других, во всяком случае. Твоя прогулка была, должно быть, очень приятной, — но я понимаю грустное впечатление от пустых домов, многие из них, наверное, не увидят больше своих старых хозяев! Такова жизнь — такая трагедия! Сергей Л.[188] произвел на тебя лучшее впечатление — не так самоуверен и более прост? Я сразу послала Ане твой привет, — наверное, обрадовалась. Она, вероятно, думает, что она одна скучает без тебя, — ах, она сильно ошибается! Но я думаю, что хорошо для тебя быть там, и перемена тебе полезна. Только я желала бы, чтобы больше народу тебя видело. Ты, наверное, был на богослужении сегодня, — дети были сегодня утром. Только что узнала, что у Ирины[189] родилась дочь (я так и думала, что будет дочь), я рада, что все обошлось хорошо. Бедная Ксения так волновалась! Поэтому мне показалось бы более естественным, если бы я узнала, что у самой Ксении родился ребенок.

Какая солнечная погода! Девочки катались, сейчас они пошли в мою общину Красного Креста, затем к Ане, а после чая обе старшие пойдут к Татьяне. У Алексея в гостях три мальчика Ксении. Я встану к 4 3/4 час.

До свидания, мое солнышко, не волнуйся, если не сможешь мне писать каждый день, у тебя так много дела и тебе надо немножко отдохнуть, а писание писем берет много времени.

Да хранит тебя Бог, Ники, мое сокровище, целую и крещу тебя и люблю бесконечно. Навсегда твоя женушка

Аликс.

Царское Село 9 марта 1915 г.

Мой муженек, ангел дорогой,

Какое счастье знать, что послезавтра я буду держать тебя крепко в своих объятиях, слушать твой дорогой голос и смотреть в твои любимые глаза! Но за тебя мне обидно, что ты ничего не повидаешь. Как бы мне хотелось поправиться к твоему возвращению! Эту ночь я заснула только после пяти, чувствовала такое давление на сердце, головокружение, а утром это продолжалось с сердцебиением, и сердце довольно сильно расширено. Вчера оно было нормально, и я провела от 5 до 6 и от 8 до 11 на диване. Ирина с ребенком здоровы. Она сильно страдала, но была молодцом. Ей нравится ее имя и хочет и маленькую так же назвать – смешная она! Дмитрий, Ростислав и Никита[190] были у Алексея, а затем он обедал с нами. Холодно, но яркое солнце. Посылаю тебе письмо от Маши[191] (из Австрии), которое ее просили тебе написать в пользу мира. Я, конечно, более не отвечаю на ее письма. Затем письмо от Ани, — я не знаю, как ты смотришь на то, что она тебе пишет, но я не могу отказать, раз она просит, и лучше так, чем через прислугу. Вчера она посылала за Кондратевым[192], — так глупо давать повод прислуге к разговорам! Еще в госпитале она хотела их видеть — только ради скандала. Это, откровенно говоря, некрасиво. Теперь она шлет за твоими людьми, и это будет совсем неприлично; почему она тогда уж лучше не пошлет за ранеными, которых она знает и с которыми она не желает иметь никакого дела!

Только что получила твою телеграмму — она дошла в 15 мин. Слава Богу, что Перемышль взят, поздравляю тебя от души, это такая радость для наших дорогих войск! Они долго мучились там, и, откровенно говоря, я рада за бедный гарнизон и за жителей. Они, должно быть, почти умирали с голоду. Теперь эти армейские корпуса будут свободны и можно перебросить их на более слабые места. Я так счастлива за тебя!

От Ольги хорошие известия — ей нравится во Львове. Она огорчена, что Миша там с женой, так как она четыре года его не видела.

До свидания, мое сокровище. Целую, крещу тебя еще и еще. Твоя

Солнышко.

Ставка. 9 марта 1915 г.

Мое возлюбленное Солнышко,

Как мне благодарить тебя за два твоих милых письма и за лилии? Я прижимаюсь к ним носом и часто целую — мне кажется, те места, которых касались твои милые губы. Они стоят днем и ночью на моем столе; когда господа проходят мимо моих дверей, я даю им понюхать цветы. Дай Бог, чтобы я вернулся к 11-му числу, вероятно, в 10 часов утра! Какая радость быть опять в своем гнезде — уютно и тесно (во всех смыслах) вместе! Сейчас, в эту самую минуту, 11 ч. 30 м., Николаша вбежал в мой вагон, запыхавшись и со слезами на глазах, и сообщил о падении Перемышля. Благодарение Богу! Вот уже два дня мы все ждали этого известия с надеждой и тревогой. Падение этой крепости имеет огромное моральное и военное значение. После нескольких унылых месяцев эта новость поражает, как неожиданный луч яркого солнечного света, и как раз в первый день весны!