Больше чем просто дом (сборник) - Френсис Фицджеральд

— Возможно, вы этого не ожидали, — начал он, — или, напротив, давно обо всем догадались. Словом, я хотел бы попасть в список тех, для кого еще не потеряны шансы.

Эта просьба ее не удивила, хотя и застала врасплох, поскольку в тот момент она была погружена в себя. Понимая, что передохнуть теперь уже не удастся, она приподнялась из полулежачего положения.

— Мистер Лаури, можно перейти на «ты»? Или, пожалуй, не стоит… хотя, почему бы и нет, ведь теперь ты мне нравишься. Но поначалу я тебя невзлюбила, это верно. Годится откровенность за откровенность?

— И это все, что ты хотела мне сказать?

— Отнюдь нет. Дело вот в чем. Ты ведь знаешь мистера Нортона из Нью-Йорка — высокого мужчину с такой несколько старомодной прической?

— Да, — сказал Лаури, и сердце его сжалось от недоброго предчувствия.

— Я с ним помолвлена. Ты первый, кому я об этом сообщаю, — хотя мама, конечно, догадывается. Вот так! Тебе я говорю, потому что ты спас мою жизнь и в некотором смысле мною владеешь, — ведь я сейчас не была бы помолвлена, если бы не ты. — Тут она заметила выражение его лица и осеклась. — Боже, да что с тобой такое? — Еще несколько секунд она внимательно в него вглядывалась. — Только не говори, что ты был тайно влюблен в меня на протяжении всех этих месяцев. Почему я об этом не знала? А сейчас уже слишком поздно.

Лью попытался выдавить из себя смешок.

— Я тебя едва знаю, — признался он. — У меня просто не было времени влюбиться в тебя по-настоящему.

— Возможно, я сужу поспешно. В любом случае, если ты все же в меня влюбился, тебе придется это забыть, и мы останемся друзьями. — Она нашарила в темноте руку Лью и крепко ее сжала. — Сегодня большая ночь для этой маленькой девочки, мистер Лью. Сегодня решается моя судьба. В последние два дня я страшилась любой случайности: вдруг заклинит ящик его письменного стола или вдруг отключат горячую воду и это подтолкнет его к отъезду в более цивилизованные края.

С минуту оба молчали, а потом он спросил:

— Ты очень сильно его любишь?

— Ну конечно же! То есть я не знаю наверняка. Как я могу это знать, если я уже столько раз влюблялась в самых разных людей? В любом случае я буду рада покинуть эту дыру.

— Ты стремишься отсюда уехать? Но почему? Это же прекрасный старый дом.

Она взглянула на Лью изумленно, а потом внезапно разразилась гневной речью:

— Чертов склеп! Да это главная причина, почему я выхожу за Джорджа Нортона! Двадцать лет я проторчала здесь как проклятая! Сколько раз я на коленях умоляла родителей переехать отсюда в город! В этой трухлявой хибаре каждый слышит чужие слова, произнесенные через три комнаты, отец не может позволить себе радио, и даже телефон установили только прошлым летом. Я боюсь приглашать в гости школьных подруг — вдруг кто-нибудь из них ветреной ночью свихнется от страха, слушая вой в щелях, скрип стен и грохот ставней…

— И все же это очень славный старый дом, — повторил он уже скорее по инерции.

— Да, в нем есть своеобразие, — согласилась она. — Рада, что он тебе понравился. Он зачастую нравится людям, которым не приходится тут жить постоянно. А видел бы ты, что здесь творится, когда мы одни, — если где-то в семье происходит ссора, все остальные, хочешь не хочешь, должны часами выслушивать эту перебранку. А все из-за желания отца обитать как минимум в пятидесяти милях от любых значительных населенных пунктов, — и вот мы гнием тут в глуши. Да я предпочла бы жить в скромной трехкомнатной квартире, но только в городе! — Тут она прервалась, похоже несколько ошарашенная собственной горячностью. — Конечно, ты можешь считать его славным, но для нас этот дом — сущее проклятье…

Тут, раздвинув виноградные лозы, их обнаружил какой-то мужчина, который поднял Аманду из кресла и утащил ее обратно к веселящейся компании. Лью не последовал за ними, а перемахнул через перила веранды и углубился в заросли. Он шел долго, пока огни и музыка дома не слились в нечто смутно-цельное — подобно далекому порту, когда его наблюдаешь ночью с палубы подплывающего корабля.

«Я общался с ней только четыре раза, — говорил он себе. — Не бог весть как много. Раз-два-три-четыре — да и то мельком. Разве может за четыре коротких встречи развиться серьезное чувство?»

Однако его не отпускал какой-то необъяснимый страх. Что такое ему вдруг открылось, чего он мог бы никогда и не узнать? Что произошло в те минуты в саду вскоре после его приезда, когда все существо его вдруг исполнилось радостного волнения, но затем эта радость была уничтожена в зародыше? Нет, он совсем не хотел вечно носить в душе едва сформировавшийся образ Аманды. И понемногу ему открылась истинная причина его страданий: он появился в жизни Аманды слишком поздно, а она начала ускользать от него еще задолго до их первой встречи. Год за годом он мучительно пробивал себе дорогу в этой жизни, а когда наконец-то ощутил под ногами твердую почву и огляделся по сторонам в поисках единственной и неповторимой, оказалось, что та уже удаляется прочь, выбрав другой путь. «Извините, меня здесь нет, я ушла навсегда». Слишком поздно во всех отношениях — даже для этого дома. Именно так: обдумывая ее последнюю тираду, Лью понял, что он появился слишком поздно и для дома, — это был дом их детства, из которого трое девочек теперь стремились вырваться на волю. Созданный для старших поколений семьи, дом их вполне устраивал, но последнему поколению он уже представлялся чем-то закостеневшим, не поддающимся изменениям и улучшениям. Дом просто-напросто состарился.

Однако ему тут же вспомнилось холодное бездушие других, куда более величественных и роскошных особняков, — по крайней мере они представлялись ему бездушными с той поры, как он впервые посетил дом Гюнтеров три месяца назад. С распадом этой семьи могли исчезнуть некие человеческие ценности, не определяемые цифрами и суммами. Сам же по себе дом, некогда идеально подходивший для чтения длинных викторианских романов вечерами перед горящим камином, теперь не представлял интереса даже как архитектурный памятник своей эпохи.

Лью пересек подъездную аллею и сделал остановку под увитым розами навесом, а вскоре неподалеку объявилась парочка, также удалявшаяся от дома; по голосам он опознал Джин и Аллена Паркса.

— Лично я собираюсь переселиться в Нью-Йорк, — говорила Джин. — И неважно, с разрешения родителей или без него… Нет, оставь свои глупости, я сейчас не в том настроении.

— А в каком ты сейчас настроении?

— Ни в каком. Просто я завидую Аманде, которая подцепила этого господинчика и теперь уедет на Лонг-Айленд, чтобы жить в нормальном доме вместо здешней развалюхи. Беспроигрышный вариант — быть этакой милой простушкой…

Они вышли за пределы слышимости. Наступила пауза между танцами, и гости хлынули на веранду, заполнив ее светлыми пятнами платьев и проблесками сорочек в вырезах смокингов. Лью перевел взгляд на второй этаж, в окнах которого замелькал свет. Он ни разу не бывал на втором этаже этого дома и представлял его сплошь обклеенным старыми фотографиями, заполненным баулами всякого барахла, сундуками со старой одеждой и выкройками, кукольными домиками, старыми игрушками и стопками книг вдоль стен — все это были перемешанные между собой ровесники разных поколений, здесь выросших.

По алле со стороны дома к нему приблизилась еще одна парочка. Лью понял, что непреднамеренно занял удобную позицию для подслушивания, и уже собрался потихоньку удалиться, когда узнал голоса Аманды и ее нью-йоркского избранника.

— А как бы ты отнесся к известию, что сегодня мне было сделано еще одно предложение?

— Это меня ничуть не удивило бы.

— Кстати, очень достойный молодой человек. Однажды он спас мне жизнь… И почему ты не оказался там вместо него? Я уверена, ты сделал бы это как-нибудь эффектнее…

Постояв на аллее прямо напротив фасада здания, Лью вгляделся в него более пристально. Казалось, этот дом был ему чем-то сродни — даже с учетом того, что дом практически отжил свой век, а Лью еще только начинал жить. В сущности, это напоминало чувства, какие вдумчивый молодой человек испытывает к умудренному годами старцу. Больше чем просто дом. Лью был бы рад прожить такую же долгую и полезную жизнь, прежде чем придет его срок обратиться во прах. И вознамерившись, пока это было еще возможно, сделать для дома хоть что-то хорошее — пусть даже просто станцевать с непоседливой младшей сестрой, — он прошелся по волосам карманной расческой и зашагал к веранде.

II

Мужчина с улыбкой, похожей на шрам, рассекающий нижнюю часть лица, уже в который раз приблизился к Лью.

— Мне кажется, это самый многолюдный прием из всех, когда-либо устроенных в Нью-Йорке, — заявил он.

— И я снова с вами согласен, — в который раз бодро откликнулся Лью.