Дневниковые записи. Том 2 - Владимир Александрович Быков

Письмом от 21.08 особенно, поскольку в нем, кроме привычных для меня констатаций с «поворотами на 180 градусов», произведен не свойственный тебе, еще и полный охват всего, затронутого нами ранее.

Так вот в части твоего «протеста» по поводу «сдачи позиций» не усматриваю ничего противоестественного. Обычная реакция нормального человека: жить и бороться до конца, несмотря на абсолютную известность этого «конца» и столь же очевидную бессмысленность его сверх краткого существования в мире бесконечного. В этом одна из могучих загадок природы. Отсюда, полагаю, мое тяготение к философии.

Отсюда и наше с Галей отношение к болячкам. Какой-то минимум противоестественного (цивилизованного) вмешательства мы признаем, но там, где оно превышает кажущийся нам уровень допустимого, включая и возможные от него негативные последствия, стараемся полагаться больше на судьбу, тем более, в нашем довольно преклонном возрасте.

То же касается и моего отношения к аденоме.

Не от того мне плохо, что мало пил лекарств, а много их пил и отравлял свой организм.

Мои рассуждения. Две стотысячных армии стоят против друг друга, и вторая одолевает первую. Сколько и чего нужно дополнительно для обратного? Да, иногда – одного внезапного удара какого-нибудь батальона, чтобы переломить дух войска и первой перейти в победное наступление, а второй пуститься в позорный бег. Почему же, спрашивается, не так же может происходить с иммунной системой и ее армией защитников? Не достаточно ли ей малого толчка: одной – двух таблеток, чтобы переломить свой настрой, да еще при мощном психологическом подкреплении со стороны головы?

Так я фактически и поступил, и уже месяц, как полностью прекратил их потреблять, и перешел на собственные средства, типа тыквенных семечек и верниковского перекрещивания ног. Сейчас чувствую себя много лучше. Жду очередного УЗИ, и думаю, что поведаю при этом доктору: признаюсь ему в своих «грехах» или оставлю его в неведении?

С твоей характеристикой Глазьева согласен, кажется, все они мазаны одним жиром своего бытия у власти.

По Цалюку твое мнение – большое для меня «подкрепление», ибо всегда одолевают сомнения, а может ты не прав, может тебе кажется, а на самом деле тут более связано с тобой, а не с ним? Хотя из кожи лезешь и стараешься быть максимально объективным. Но, с другой стороны, ведь и ты, раскритиковав Цалюка, ни слова не сказал о своем отношении к моей концепции в части ТО Эйнштейна. А это опять определенные сомнения в своей правоте.

Из последних событий, «заслуживающих» твоего внимания».

(Далее я написал ему о Кондратове и академике Татаркине примерно в том виде как у меня приведено в записях от 20 и 21.08, и затем продолжил).

Упомянутое письмо Татаркину я послал в редакцию «Уральского рабочего» и вот что получил в ответ.

«Уважаемый Владимир Александрович! Мне Ваша статья показалась весьма интересной. Я буду предлагать ее к публикации и уже распечатал экземпляр для шеф-редактора и передал ему с соответствующими рекомендациями. Изменения, если они потребуются, будут носить не сущностный характер, а только, чтобы трансформировать жанр письма академику в жанр собственно статьи и сделать ее чуть короче. Разумеется, вся правка будет согласована с Вами. Впрочем, я забегаю вперед, последнее слово здесь не за мной, хотя серьезных возражений со стороны начальства я не предвижу. Буду держать Вас в курсе. Ю. Глазков».

Обрати внимание, насколько четко журналистом расставлены все акценты. Просто прелесть. Хотя насчет «возражений» со стороны начальства у меня имелись уже и тогда сомнения. Не любит оно наших объективных писаний.

Бывай здоров. Всем привет.

P. S. Не успел отпечатать первый лист этого письма, звонит Глазков.

– Владимир Александрович! У нас – как на пожаре. Вдруг материал, пролежавший неделю, срочно потребовался в номер. Посылаю Вам газетный вариант, посмотрите и срочно позвоните о возможных замечаниях.

Смотрю, правка вполне приличная, нашел только три маленьких опечатки, сокращения вполне приемлемые. Но думаю, как это он такой материал протащит в газету? Буквально через пятнадцать минут еще звонок.

– Вы знаете, сейчас при окончательном просмотре верстки главный редактор Кощеев собственной властью… вычеркнул из статьи два главных абзаца о власти.

– Не расстраивайтесь, – говорю ему, – я этого ожидал: ведь у нас, кроме всего, здесь есть собственная власть. Для газетного варианта – простительно. У меня только одна просьба. В порядке «реабилитации» прошу переслать Татаркину исходный авторский вариант письма. Однако мой оптимистический настрой оказался ошибочным.

06.09

По случаю публикации упомянутой статьи мы с Глазковым обменялись следующими посланиями.

«Юрий Геннадьевич! Напечатанная статья «Эгоизм власти и гибель социализма» вопреки Вашим обещаниям, приведенным в письме от 28.08, не соответствует согласованному со мной ее варианту. Статья получилась однобокого содержания, а моя критика частной реплики Татаркина о процедурах формирования общественного мнения, превратилась в тенденциозно-пасквильную, не соответствующую мне по духу, критику социализма.

Последнее усилено тем, что одновременно из статьи были удалены или недопустимо сглажены все мои акценты противоположного звучания, касающиеся критики современной России. Кроме того, в результате этих пертурбаций в статье оказались рассмотренными лишь два (из многих) тезиса Татаркина, первый и «следующий», и потому она получилась без логически завершающего конца. Наконец, в серьезную статью еще и вставлена, для пущей «убедительности» читателя, пропагандистского содержания картинка.

Как будем выходить из этого неприятного редакционного своеволия? Ведь получилось так, что здесь просто использовано мое имя в сугубо редакторских интересах при явном ущемлении моих. Прошу срочно связаться со мной».

«Уважаемый Владимир Александрович! Полностью разделяю Ваше возмущение. Сокращения, произведенные, видимо, по цензурным соображениям, – дело рук главного редактора медиа-холдинга «Уральский рабочий» Кощеева Льва Леонидовича. Со мной, равно как и с шеф-редактором «УР» Толмачевым Александром Юрьевичем, одобрившим публикацию, и ответственным секретарем «УР» Буровой Татьяной Борисовной вопрос не обсуждался: дано указание – и все. И нет времени, чтобы заменить материал другим. Так что на свой счет я упреков принять не могу, могу только сожалеть, что не смог воспрепятствовать действиям руководства, с которыми не согласен.

По Вашей просьбе я переслал академику Татаркину полный текст Вашего выступления со следующей припиской:

«Уважаемый Александр Иванович! На публикацию записи Вашей беседы с журналистами «Уральского рабочего» поступил отклик Владимира Александровича Быкова – бывшего главного конструктора Уралмашзавода по станам горячей прокатки. К сожалению, опубликовать этот текст в полном объеме не удалось, более того, на финальном этапе в текст внесены сокращения, продиктованные, очевидно, цензурными соображениями. По просьбе автора пересылаю Вам полный текст выступления нашего читателя, который, возможно, будет представлять интерес и для Вас».

«Юрий Геннадьевич! Не обижайтесь: я обращался в  адрес Редакции.

Ваша информация касательно процедуры подготовки газеты, даже если ее рассматривать