Поверженный Рим - Сергей Шведов

— Об этом я и пришел с тобой поговорить, — охотно согласился Пордака. — Или ты надеялся, патрикий, что Феодосий даст тебе проглотить половину империи?

— Император готовится к войне? — прищурился Руфин.

— Феодосий уже перебрасывает в Далмацию легионы. Максимум через месяц он вторгнется в Истрию и победным маршем пойдет на Медиолан. По моим сведениям, у него под рукой сорокатысячная армия. Это слишком много для несчастного Евгения.

— Мои сведения не отличаются от твоих, — покачал головой Руфин. — Не пойму только, с чего это ты решил поделиться со мной столь важными вестями.

— А почему бы не оказать услугу влиятельному человеку, префект? — улыбнулся Пордака. — Вдруг ты одержишь победу над императором. И в этой победе будет и мой скромный вклад.

— А если победу одержит Феодосий?

— Я не пострадаю, Руфин, — успокоил старого знакомого бывший комит финансов. — У меня перед императором масса заслуг.

— Наверное, это очень удобно, служить только самому себе, — задумчиво проговорил Руфин.

— А главное — доходно, — подтвердил Пордака и вежливо отсалютовал наполненным кубком гостеприимному хозяину.

Перразий оказался на удивление точен в своих прогнозах. Не прошло и десяти дней, как император Феодосий вторгся в Истрию, повергнув в шок как божественного Евгения, так и всю его пеструю свиту. Впрочем, Евгений на удивление быстро пришел в себя. С отъездом префекта Руфина в Галлию император почувствовал себя хозяином своей судьбы и теперь готовился принять вызов, брошенный ему грозным соперником в борьбе за власть. Главнокомандующим армии он назначил самого себя. Это решение божественного Евгения удивило всех, а многих повергло в ужас. Ибо красноречивый император, не раз блиставший в сенате, на военном поприще ничем себя не проявил. Собственно, это была первая кампания, в которой он собирался участвовать. А ведь противостоял ему едва ли не лучший полководец Римской империи, одержавший множество побед. Тем не менее Евгению удалось собрать внушительную армию, которая немногим уступала армии Феодосия. Кроме того, в его окружении было немало опытных военачальников, способных разгадать хитрости противника и навязать ему свою волю.

Феодосий остановился подле города Аквилеи, предоставив легионам Евгения возможность вдоволь наглотаться дорожной пыли на пути к месту предстоящей битвы. Пордака не удержался от соблазна поучаствовать, в качестве наблюдателя естественно, в этой во всех отношениях решающей кампании. Победа в войне делала Феодосия единоличным правителем Римской империи, разом отметая все слухи о ее скором расколе. Потомок императора Трояна, сын мятежного комита Гонория был как никогда близок к заветной цели, и Пордаке очень хотелось увидеть его триумф, который можно было смело считать прологом к возрождению Римской империи. Собственно, никто, кроме Феодосия, которого константинопольские льстецы давно уже называли Великим, не смог бы остановить варваров. В этом у Пордаки не было никакого сомнения. И он никак не мог взять в толк, почему такие далеко не глупые люди, как магистр Сальвиан, комит Феон и префект Рима Никомах, так и не додумались до столь простой и очевидной мысли. Конечно, Сальвиан и Никомах были язычниками, но религиозные разногласия это еще не повод, чтобы губить себя и империю.

— Дело не в религии, — нахмурился Сальвиан. — Вечный Рим никогда не ходил и не будет ходить под Бизантией. Ты же прирожденный римский гражданин, Пордака. Где твоя гордость?

Похоже, магистр Сальвиан, человек от природы насмешливый и циничный, просто издевался, но не над Пордакой даже, а над римскими патрикиями, толкавшими к гибели несчастного самозванца Евгения. А последний прямо-таки раздувался от спеси по мере приближения к лагерю противника. Похоже, Евгению отказывал не только разум, но и чувство самосохранения. А ведь этот человек не был героем. Пордака слишком давно и хорошо знал свежеиспеченного императора, чтобы питать иллюзии на его счет. В одном только расчетливый Пордака допустил ошибку — оказывается, свой звездный час бывает не только у гениев, но и у дураков…

Божественный Евгений бросил свои легионы на беспечного врага прямо с марша. Чего, естественно, не ожидал никто. В том числе и магистр конницы Сальвиан, с изумлением наблюдавший, как легионы магистра Стилихона и комита Луция громят лагерь константинопольцев. Чем в это время были заняты божественный Феодосий и сиятельный Лупициан, никто не знал. Возможно, отошли ко сну, ибо ночь уже вступила в свои права и поле внезапно разразившейся битвы освещалось лишь луной да кострами. Константинопольцы так и не сумели выстроиться в боевые порядки и позорно бежали из своего лагеря, оставив недоваренную похлебку обрадованным победителям. Преследовать бегущих Евгению помешали ночь и аланская конница Феодосия, неожиданно атаковавшая потерявших строй легионеров комита Луция. Сиятельному Сальвиану пришлось бросать своих клибонариев на разъяренных варваров, дабы спасти несчастных пехотинцев. На поле битвы царил полный сумбур. По лагерю бегали люди, размахивающие руками и орущие в полный голос. Легионеры Феодосия, похоже, не хотели вот так запросто отдавать свое добро чужакам, а потому они раз за разом пытались прорваться в лагерь, собравшись в небольшие группы.

От криков людей и завывания труб у Пордаки заложило уши. В какой-то момент он остался совершенно один и потерял ориентировку в пространстве. К счастью, это состояние отрешенности от мира продолжалось недолго. Из темноты на бывшего комита финансов вывалились два конных варвара с окровавленными мечами в руках. Пордака вскрикнул от ужаса и свалился на землю, не дожидаясь, пока холодная сталь обрушится на его плоть, защищенную только туникой и шерстяным плащом. Аланы не стали преследовать пожилого человека, не привычного к долгому бегу, и Пордака смог наконец обрести утерянное дыхание.

Оказалось, что бежал он как раз в нужном направлении. Божественный Евгений оседлал вершину холма, нависающего над поверженным врагом, и теперь с интересом наблюдал за суетой в лагере Феодосия. Императора окружали пышная свита и две тысячи отборных гвардейцев. Появление Пордаки было встречено возгласами удивления и испуга. К счастью для бывшего комита финансов, его опознали, и божественный Евгений лично распорядился, чтобы пострадавшему в жестокой битве человеку дали нового коня.

— Да здравствует божественный Евгений, новый триумфатор Великого Рима! — рявкнул довольный Пордака, устраиваясь в седле.

Император был польщен. Почему-то в свите Евгения никто не догадался поздравить главнокомандующего с только что одержанной победой. И Пордака исправил эту промашку, обидную как для чиновников, так и для императора. В том, что легионеры Феодосия оставили свой лагерь, сомневаться уже не приходилось. И Евгению ничего другого не оставалось, как спуститься с холма и занять брошенный Феодосием шатер. Что он и сделал при свете множества факелов и под ликующие крики своих легионеров.