Игрушка для генерала - Ульяна Соболева

веревках, без возможности просить не останавливаться, прикоснуться еще.

Звук чирканья зажигалки по оголенным от предвкушения нервам. Я уже начала задыхаться, покрылась испариной нетерпения, в горле саднит, я то сжимаю, то разжимаю пальцы и невыносимо хочу, чтобы он меня взял, разодрал на части.

В длинных пальцах свеча и Владимир проводит ладонью над огнем, лаская пламя, которое беснуется отражением в черных безднах его расширенных зрачков. Ожидание боли иногда сильнее и страшнее самой боли. Смотреть, как он играет с огнем, как воск стекает между его пальцами, а он даже не вздрагивает, а смотрит на меня, чуть прищурившись, выжидая, а потом медленно наклоняет свечу, и я дергаюсь от резкой боли, вижу его взгляд: горящий, голодный, темный, полный черного желания, ощутимого на физическом уровне насыщенного мрака. Капли воска застывают на моей коже, вызывая острое покалывание от ожога и в тот же момент дикое, извращенное наслаждение. Да, я полюбила боль от него. Само осознание этой безоговорочной, абсолютной власти и контроля сводили меня с ума.

Владимир врывается в мое лоно пальцами, растягивая, проникая резко и глубоко, и я хочу закричать, но не могу…Он запретил. Внутри нарастает жар, я плавлюсь, горю, изнываю и изнемогаю, как эта свеча в его руке. За каждое вторжение пальцами, несущее наслаждение, по капле воска на воспаленной коже. Ожог и ласка. Невыносимо хочется орать, но запрет не дает произнести ни звука, и рот открывается в немом крике. А он впитывает мою боль, он ее ест, глотает, и его дьявольский взгляд дымится от удовольствия. Нескончаемо долго, мучительно долго, не давая долгожданной развязки, остужая горячими каплями и снова лаская то нежно, то грубо.

Задул свечу, глядя в мои затуманенные слезами глаза, проводя кончиками пальцев по щекам и наклоняясь, чтобы слизать с них соленую влагу.

— Кричи…

С горла сорвался жалобный стон с пониманием, что запрет снят, вместе с моими рыданием, мольбами и триумфом в синих глазах. Зверь получил свое лакомство… кусок вкусных эмоций, которые извлекал из моего тела так долго, как ему хотелось.

— Моя девочка на грани? — хриплый голос… по обнаженным нервам. Провел ладонью по шее, опускаясь к груди, и сжал сосок. Стоном страдания от страха, что ласка прекратится, задыхаясь и погибая в синей бездне, на дне которой все ещё трепещет пламя. — Хочешь разрядки, малыш?

Словно целая вечность между этим вопросом, на который он знает ответ, и между тем, как Владимир опускается на колени, обхватывая мои дрожащие бедра руками, демонстративно втягивая мой запах.

— Очень хочешь….

Проводит языком по горящей, пульсирующей плоти. Вздрагиваю, как от удара хлыста, и, запрокинув голову, закатываю глаза. От одной мысли, что он делает со мной это, что он точно знает, КАК довести меня так быстро, что я начну умолять его не останавливаться, а потом отбросить назад. Еще один оттенок боли. Пытка ласками без возможности получить завершение.

Проникает в меня пальцем, и с моих пересохших губ срывается протяжный, жалобный стон, содрогаюсь всем телом, непроизвольно сжимая мышцы изнутри. Подаваясь навстречу, желая в себе его член. Глубоко, так глубоко, чтоб рыдала под его натиском. И я буду рыдать, я это точно знаю. Он заставит.

— Что ты представляла себе, Мила?

Обхватил губами клитор, ударяя по нему кончиком языка, вынуждая тихо всхлипывать от наслаждения и возбуждения, стучать зубами, еле сдерживая вопли. Сходить с ума, глядя на него сверху вниз, представляя его порочные, чувственные губы на своей плоти и желая одновременно чувствовать их и на своих губах и внизу. Оторвался от меня:

— Как я трахал тебя в твоих фантазиях?

Не дожидаясь ответа, снова проникает в меня пальцами, растягивая изнутри, лаская языком, целуя, облизывая, втягивая набухший клитор в рот, и я чувствую, как меня охватывает безумие. Непроизвольно двигая бедрами навстречу, инстинктивно приближая оргазм, ощущая болезненную пульсацию моей плоти под его губами.

— Даааа, — прошептала, — трахал меня, как животное… ласкал, и снова, — задрожала, понимая, что еще немножко и я достигну точки невозврата, — и снова трахал… и рычал и… О Боже! Не останавливайся… пожалуйста, Владимир… не могу больше… пожалуйста… Один раз….

Он и не останавливался. Просто мне казалась, что если прервется, если его губы не будут так нагло истязать и мучить меня — я действительно умру.

Я близка к самому сумасшедшему яркому наслаждению. Но балансирую на грани, пока не замираю на секунду, чтобы потом выгнуться дугой, закатывая глаза, сжимая коленями его голову, содрогаясь в бешеных спазмах экстаза, истекая потом и влагой. Оргазм накрыл огненной волной, заставляя мое тело биться от наслаждения, сжиматься вокруг его пальцев и все еще чувствовать, как его язык ласкает пульсирующую плоть, продлевая удовольствие до агонии.

Только возбуждение не спадает, ни на градус, ни на мгновение. Все та же лихорадка нетерпения в обессиленном теле.

Поднялся с колен, и я слышу скрип змейки, от ожидания лихорадит. Подхватил меня под ягодицы, приподнимая вверх. Легкое облегчение замертвевшим рукам, растертым веревками.

Трется об меня членом, но не входит, и я закатываю глаза, хватая открытым ртом воздух и его поцелуи с моим собственным запахом и вкусом. Но они такие же ненасыщающие, как и то, что Владимир творит со мной, превращая в животное, слизывая капли пота с моей кожи, кусая соски, царапая тело ногтями. Сжимаю и разжимаю пальцы рук и ног, тихо постанывая.

Наконец-то вошел в меня, слегка растягивая, заставляя дрожать и шептать мольбы бессвязно, совершенно обезумев. Да. Мне нравилось. Все что он делал со мной, даже эта изощренная пытка и его дикий взгляд и играющие на скулах желваки. Ему тоже больно… Он хочет меня так же невыносимо, как и я его. Положил ладонь на мое горло, слегка сжимая. И я знаю, что как только он войдет в меня на всю длину — я умру. Он подарит мне эту сумасшедшую смерть и во власти Владимира вернуть обратно или не возвращать вообще. И я хочу умирать в его руках от наслаждения. Я уже не прошу, смотрю ему в глаза, чувствуя, как слегка сокращаются мышцы внутри, растянутые горячей плотью, и как это мгновение до бешеного вторжения растянулось на бесконечность.

Дрожу в неконтролируемой срасти, в каком-то безумии на грани с истерикой. Так хотеть до невозможности, до необратимости, до дикой животной потребности и чувствовать его собственное сумасшествие, реакцию на себя, его реакцию на мое дикое желание. Да! Хочу! Да! Ему можно все! Разорвать на части, иметь до боли! Убивать наслаждением! Не жалеть! ЕМУ! МОЖНО! ВСЕ! И он знает об этом.