Безрассудная принцесса - Трейси Лоррейн

глаза и расслабляюсь, почти сразу проваливаясь в блаженный сон.

***

Я сплю лучше и больше, чем у меня было с тех выходных, которые мы провели в домике Эвана, и когда я начинаю просыпаться, на моих губах играет улыбка.

Пока я не понимаю, что теплое тело, с которым я задремал, держась за него, ушло, а другая сторона кровати холодная.

— Нет, — кричу я, садясь прямо и оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, что она все еще здесь. Но я не вижу никаких признаков того, что она когда-либо была здесь, и если бы не ее стойкий запах и царапины, оставленные ее ногтями у меня на спине, то я бы подумал, что все это мне приснилось. — Черт. Нет, пожалуйста, — тихо умоляю я, сбрасывая одеяло и направляясь в ванную.

Мое сердце замирает, когда я нахожу ее пустой.

Боль пронзает меня при мысли о том, что она уйдет после этого. После того, как она приложила усилия, чтобы быть здесь и ждать меня. Сказать мне, что она моя, заставить меня поверить, что между нами может быть будущее.

Моя рука опускается на плитку, когда моя голова опускается, чувство бесполезности, никчемности, к которому я слишком привык за эти годы, захлестывает меня.

Это то, чего я заслуживаю. Я знаю, что это так. Но это не мешает мне надеяться на большее, на что-то лучшее в моей жизни.

Схватив пару чистых боксеров, я сердито натягиваю их на ноги, более чем готовый просто сдаться, черт возьми.

Я действительно думал, что ее присутствие здесь что-то значит. Мне никогда не приходило в голову, что она просто хотела причинить мне боль.

Со вздохом я обхожу свою квартиру в поисках чего-нибудь, что поможет заглушить боль.

В какой-то момент, пока я спал, солнце село, но я понятия не имею, который на самом деле час. Луна освещает мой путь, когда я направляюсь на кухню.

Я резко останавливаюсь, когда захожу в гостиную открытой планировки и вижу фигуру, стоящую перед окнами, ее силуэт освещен, как будто она ангел.

Весь воздух вырывается у меня из легких при виде нее.

— Джоди, — выдыхаю я.

Она вздрагивает и оборачивается.

На ней одна из моих белых рубашек. Она небрежно застегнута спереди, дразня меня своим декольте, нижняя часть которой касается ее бедер.

Улыбка подергивается на ее губах, когда она делает шаг ко мне.

Ее волосы все еще в беспорядке, а губы распухли. Серебристый свет из-за ее спины позволяет мне видеть красные отметины, которые портят ее кожу от моего грубого прикосновения.

— Я-я думал, ты ушла, — шепчу я, все еще не до конца убежденный, что она настоящая прямо сейчас, а не ангел, за которого я ее принимал всего несколько секунд назад.

Она качает головой.

— Я не убега, Тоби. Нет, если ты не соврешь мне снова.

— Я не буду. Я, блядь, клянусь тебе.

Она кивает, сокращая расстояние между нами и беря мои руки в свои.

— Я пыталась приготовить кофе, но не могу даже включить кофеварку.

Я не могу удержаться от смеха.

— Детка, — шепчу я, испытывая облегчение от того, что она все еще здесь, делая меня бесполезным.

Наклоняясь вперед, я прижимаюсь своим лбом к ее лбу и закрываю глаза, повторяя себе снова и снова, что она не убегала. Что я напрасно запаниковал.

— Я здесь, — уверяет она меня, как будто способна читать мои мысли. — Я прямо здесь.

— Иди и возвращайся в мою постель, Демон. Я принесу кофе.

— Это звучит как предложение, от которого я не могу отказаться, — язвительно замечает она, поднимаясь на цыпочки, чтобы запечатлеть мягкий поцелуй на моих губах.

Ее грудь касается моей, и мой член просыпается от ее прикосновения.

— Осторожно, или мы туда не вернемся.

— Нам нужно поговорить, Тоби, — говорит она, ее голос смертельно серьезен.

Я проглатываю комок эмоций в горле и киваю.

— Я знаю. Мы будем. Я не позволю тебе покинуть эту квартиру, пока ты не узнаешь все. Тогда я дам тебе один шанс убежать так быстро, как только сможешь, от меня и моей облажавшейся семьи.

Она кивает и делает шаг назад.

— Не задерживайся, — говорит она, прежде чем направиться в мою спальню.

Я стою там и наблюдаю за ней, пока она не бросает озорную улыбку через плечо и не исчезает из моего поля зрения.

— Дразнилка, — кричу я, к ее большому удовольствию.

Клянусь Богом, время замедляется, пока я стою там в ожидании кофеварки, зная, что она в моей постели, одетая только в мою рубашку.

— Наконец-то, черт возьми, — бормочу я себе под нос, когда кофе-машина заканчивает. Схватив обе кружки в одну руку и закуски, которые я достал из шкафов, в другую, я практически бегу в сторону спальни.

У меня перехватывает дыхание, когда я нахожу ее откинувшейся на спинку моей кровати, выглядящей чертовски сексуально, нервно переплетая пальцы.

— Ты выглядишь напуганной, Демон, — комментирую я, отставляя кружки в сторону и бросая пакеты с чипсами и шоколадом на кровать.

— Я понятия не имею, насколько плохо все, что ты хочешь мне рассказать. Я в ужасе.

Я прикусываю язык, удерживаясь от того, чтобы сказать ей, что ей, вероятно, следовало бы. То, что я делал на протяжении многих лет, ужасы, которые мы все видели и к которым приложили руку… Я содрогаюсь от одних только мыслей.

— Я не собираюсь рассказывать тебе все сегодня. Этого слишком много. Большую часть которого я даже не помню, пока что-то не пробуждает память. Я в этой жизни уже давно, детка. Натворил много дерьма, которое сломило бы большинство мужчин. Но это не значит, что я не расскажу тебе, потому что я расскажу. Все это. Но сейчас мы сосредоточимся на тех частях, в которых ты участвуешь, хорошо?

Она кивает, и я забираюсь на кровать, но я не сажусь рядом с ней и не притягиваю ее в свои объятия, как я жажду сделать. Вместо этого я сажусь напротив нее, чтобы смотреть ей в глаза, когда говорю все, что мне нужно.

Протягивая руку, я обхватываю ее бедро, нуждаясь в некотором контакте с ней.

— Я многое рассказал тебе той ночью, но я знаю, что был не в том настроении, чтобы объяснить все это должным образом.

Она кивает, протягивает руку и накрывает мою ладонь своей.

Я опускаю голову, готовясь ворошить прошлое, которое будет болезненным для нас обоих.

— Ты знаешь о моем детстве. Каждая история, которую я тебе рассказал, была правдой. Джонас правил нашим домом железной рукой. Несмотря на то, что он знал, что я не его ребенок, он определил мое положение в семье с того дня, как обнаружил, что я мальчик. Очевидно, для него не имело значения, что я не его крови, но во мне