Безрассудная принцесса - Трейси Лоррейн

это сам.

— Черт возьми, Джоди. Черт.

Прежде чем у меня появляется шанс придумать, что на это ответить, он ныряет в меня.

Его язык скользит по всей длине меня, прежде чем остановиться на моем ноющем клиторе.

— Тоби, — кричу я, когда он ест меня так, словно не ел месяцами.

Все мое тело дрожит от потребности отпустить, но он никогда не позволяет мне упасть.

— Ты собираешься кончить для меня, Демон?

— Если ты когда-нибудь, черт возьми, позволишь мне, — огрызаюсь я в ответ, к его большому удовольствию.

— Я буду. Когда вы будешь готова.

Его пальцы потирают мою точку G с нужным нажимом, чтобы снова подтолкнуть меня к краю, но я уже знаю, что он не позволит мне этого. Я вижу это в темных глубинах его глаз.

— Скажи мне, чего ты хочешь. Честно.

— Я-я хочу… — Мои слова запинаются, когда он наклоняет голову и обводит мой клитор. — Я х-хочу вспомнить, как нам хорошо вместе.

— И ты не делаешь этого прямо сейчас? — спрашивает он, приподнимая бровь в мою сторону.

— Я хочу всего этого. Я хочу поджечь весь гребаный мир вместе с тобой.

— Черт возьми, да.

Очевидно, это было правильно сказано, потому что, когда на этот раз он ныряет в меня, он не сдается, пока я, черт возьми, почти не выдираю волосы у него из головы, крича о своем освобождении.

Он не останавливается, пока я не превращаюсь перед ним в задыхающуюся кашу.

— У тебя райский вкус, детка, — говорит он, засовывая пальцы в рот и очищая их.

Одно это зрелище заставляет все к югу от моей талии сжиматься, а покалывание от толчков пробегает по моим конечностям.

— Тоби, — хнычу я, и близко не удовлетворенная только этим.

— Жадный маленький демон, не так ли?

Я нетерпеливо киваю, когда он засовывает большие пальцы за пояс своих спортивных штанов и стягивает их вместе с боксерами вниз, обнажая передо мной свою солидную длину.

У меня текут слюнки, и я втягиваю нижнюю губу, когда вспоминаю, какой он на вкус, как он касается задней стенки моего горла, и какие звуки он издает, когда я ставлю его на колени.

— Мне нравится, куда только что ушел твой разум, Демон. Но это о тебе, не обо мне.

Взяв себя в руки, он обхватывает пальцами основание своего члена, когда заползает на кровать между моих ног.

— Я не остановлюсь, пока твой голос не охрипнет от выкрикивания моего имени. И тогда, и только тогда, я мог бы позволить себе кончить.

— Нет, — наполовину стону, наполовину отчитываю я, когда осознаю, что он говорит, в то же время он трет мой клитор головкой своего члена. — Я хочу, чтобы ты тоже кончил.

Он качает головой, печаль снова омывает его черты.

— Тоби, я не хочу спорить, — кричу я, когда он толкается вперед, заполняя меня одним быстрым движением.

Он прижимает мое бедро к груди и вгрызается в меня самым безумным образом, отчего по моему телу разлетаются фейерверки.

Склонившись надо мной, он касается своими губами моих в сладчайшем из поцелуев, в то время как остальные части его тела проделывают со мной грязные вещи.

— Этому не суждено было случиться. Я не должен был влюбляться так чертовски сильно, — признается он у моих губ. — Ты не должна была быть настолько чертовски идеальной, чтобы я был убежден, что ты создана для меня. Создана, чтобы спасти меня. Чтобы вытащить меня из тьмы и позволить мне снова увидеть свет.

Слезы подступают к моим глазам, когда он смотрит в них.

— В ту первую ночь ты была намного больше, чем я когда-либо мог ожидать. Тогда я знал, что у меня проблемы, но я был так чертовски ослеплен своей жаждой мести, что отказывался видеть это, чувствовать это. Но еще до того, как мы ступили в «Аид», ты держала мое сердце мертвой хваткой, и ты понятия не имела.

— Остановись, — умоляю я, мое сердце едва способно слышать честность в его тоне.

Какая-то часть меня все еще хочет цепляться за ненависть, гнев, тьму. В некотором смысле, это проще, потому что я контролирую ненависть, отталкиваю его. Но быть втянутым обратно… это чертовски страшно, потому что я знаю, как сильно это может ранить, если я снова ошибусь.

— Я не могу. Мне нужно, чтобы ты знала правду. Я люблю—

— Нет, — кричу я, в панике зажимая ему рот рукой. — Нет. Не сейчас. Пока нет. Нам нужно пройти через гораздо большее, чем один горячий трах, чтобы справиться с этим. Я не готова. Пожалуйста.

Он кивает один раз, и я снова опускаю руку на его плечо.

— Прекрасно. Вместо этого я просто должен показать тебе.

Его бедра снова двигаются, и я вскрикиваю, когда он снова и снова попадает в это сладкое местечко.

— Кончай для меня, демон. Позволь мне посмотреть, как ты падаешь.

Его рука скользит вниз по моему животу, прежде чем он зажимает мой клитор, и я срываюсь с места, как гребаная ракета, мои ногти царапают его спину в надежде заставить его упасть вместе со мной.

Мне ненавистна мысль о том, что он наказывает себя за все это. Он уже так много выстрадал.

— Тоби, пожалуйста. Мне нужно почувствовать тебя внутри себя, — стону я, переживая конец своего освобождения.

Он подается вперед, на его губах растягивается ухмылка.

— Почти уверен, что это именно то, где я нахожусь, детка.

— Это не то, что я имела в виду, и ты это знаешь, — говорю я, мой голос уже звучит хрипло.

— Просто дай мне это.

Он вырывается и переворачивает меня, прежде чем я даю ему ответ, и мой крик шока быстро следует за громким шлепком его руки по моей ягодице.

— Черт, — я тяжело дышу, когда он делает это снова, прежде чем успокаивать ожог нежным прикосновением, от которого моя кожа покрывается мурашками.

Он снова находит вход в мою жизнь, дразня меня тем, чего я действительно хочу больше.

— Немного боли делает тебя такой чертовски мокрой для меня, Демон, — стонет он, как будто ему больно — что, вероятно, так и есть, учитывая, что он отказывает себе в любом удовольствии.

16

ТОБИ

Я толкаюсь в нее еще раз, стиснув зубы, когда ее тепло окружает меня, ее мышцы засасывают меня глубже, когда громкий стон срывается с ее губ.

У меня не было никакого намерения возвращаться сюда сегодня вечером, но я наивно думал, что никто не заметит, что я выключил телефон, как только вышел из дома Джоди, первым делом этим утром.

Я должен был знать лучше. Мне следовало ожидать, что всем будет не все равно, куда я ушел, особенно после того, как Тео точно знал, что произошло