Призраки Дарвина - Дорфман Ариэль

— А я? Призрак преследует меня, а оголяться будешь ты? Ну… если это сработает, я сяду в клетку рядом с тобой, тогда меня будут фотографировать все прохожие и в итоге отправят в тюрьму за нарушение общественного порядка. Кроме того, Кэм, у нас ведь не получится страдать, как он. Просто потому, милая, что мы можем сбежать из клетки в любой момент, как только захотим. Если ты жаждешь по-настоящему превратиться в него, нужно ехать со мной в Патагонию, жить с остатками его племени и до конца жизни пытаться стать кавескарами. Думаю, это безумие, но хотя бы не представление, а настоящая жизнь. Единственная проблема в том, что мне кажется, он хочет совсем не этого.

Все наши непоследовательные планы всегда возвращали нас к одному и тому же вопросу: чего он хочет?

Мы осознавали, что нам нужно сблизиться с ним, хотя бы попытаться понять, откуда он появился, какую жизнь вел бы, если бы Хагенбек не открывал человеческие зоопарки, если бы Колумб не ступил на остров, который впоследствии станет частью нового мира.

Пусть Генри направляет нас. Дадим ему все возможности в этом квесте. Сделаем его частью процесса. Именно по этой причине к середине февраля 1992 года Кэм вернулась в Гарвардскую библиотеку, чтобы найти ответ на нашу проблему в книгах, материалах и картах.

И обнаружила другую проблему.

Миссис Хадсон, библиотекарь, поздравила Кэм с выздоровлением и пригласила ее в кафетерий, где заговорщицким шепотом сообщила, что несколько месяцев назад, в начале ноября прошлого года, приходил чиновник из какого-то государственного учреждения, чтобы узнать о книгах и документах, которые мисс Вуд, позже миссис Фостер, заказывала на свой абонемент в 1988–1989 годах. Миссис Хадсон отказалась, сославшись на конфиденциальность, но тут вмешалось руководство библиотеки, ей велели сотрудничать, как это сформулировали, в интересах национальной безопасности. Она выполнила требование, предоставив список, однако не позволила вынести книги из помещения библиотеки. Этот агент, Дэнни Макаруска, как он назвался, вернулся на следующий день в сопровождении пожилого человека, который часами просматривал эти тома, делал заметки и много фотографировал. Странный парень, немного жуткий, прокомментировала миссис Хадсон, и грустный, словно постоянно готов заплакать.

Кэм спросила: этот пожилой человек был высоким, худым, лысым, с красными глазами? Да, именно так! Меланхоличный человек, очень тихий, сгорбившийся над книгами, очень сосредоточенный. Агент весьма почтительно называл его доктором.

— Доктор Дауни, — выпалил я.

— Наверняка. Эрнест Дауни. Как ты догадался?

Я рассказал о его визите к нам домой девятого ноября прошлого года, и эта дата совпала с датой вторжения незнакомца в Гарвардскую библиотеку.

— Почему он следит за мной? Он и этот тип, агент Макаруска?

Вечером того же дня мы провели экстренное семейное совещание. Папа не одобрял любую инициативу, которая предполагала, что Генри был дружественной силой, но еще сильнее его взбесила мысль о том, что кто-то следит за нами.

— Да как посмел этот мерзавец совать свой нос куда не следует! — взорвался отец. — Хорошо, что я выставил этого козла! Неудивительно, что меня при его виде дрожь пробрала. Национальная безопасность? Что-то я сомневаюсь!

Однако мы совместно постановили, что лучше, если доктор Дауни не узнает, что мы в курсе слежки.

— Может, он думал, что в этих книгах есть какой-то ключ к разгадке того, куда меня завели научные изыскания, — рискнула предположить Камилла. — Он был одержим этим во время нашей короткой встречи в Париже.

Я тоже был одержим этим. С тех пор как Кэм «вылечилась» от ложной амнезии, я принуждал ее возобновить работу, наверстать все потерянное время. Тем более сейчас, когда казалось, что этот Дауни хочет украсть ее идеи.

— И что? Если он найдет ген, который позволяет передавать зрительную память от одного поколения к другому, это хорошо для него, отлично для науки, замечательно для нас. Но послушай, даже если он — или я — обнаружит связь в чьей-то ДНК, это все равно не решит загадки твоего посетителя. Просто покажет, как он это сделал, как это сделала природа, как передаются воспоминания. Все годы, которые ты продолжаешь называть потерянными, на самом деле помогли мне осознать ошибку в научных изысканиях: мы продолжаем думать, что если раскроем, как всё происходит, то разрешим тайну, заставим Генри говорить. Но он продолжит молчать, мы не поймем, чего он хочет и почему. Я принесла из библиотеки дополнительные материалы про кавескаров, их язык, историю, традиции и духовные ритуалы. Мы никогда не проникнем в Генри и не увидим мир таким, каким он его видел. Было бы слишком высокомерно предполагать, что мы можем обратить вспять время и историю, разрушить нашу собственную идентичность и желания, превратиться в туземцев. Мы не сумеем полностью перевоплотиться в него, обладать им снова и снова, но способны деликатно приблизиться, вот куда мы должны направить нашу энергию. Хромосомы никуда не денутся, изучай — не хочу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Следующие полтора месяца, пока мы погружались с головой в изучение материалов о кавескарах — столько всего было написано о племени, которое само не имело письменности и верило, что слова подхватывает ветер, а хранят их волны, камни и птицы, — я остро ощущал, что Кэм следует по крайней мере сходить в Массачусетский технологический институт и узнать, нет ли там вакансий, но она постоянно откладывала. Пока в один прекрасный день я не припер ее к стенке:

— Я думаю, ты боишься, что твое исследование утратило актуальность, сколько бы ты ни хорохорилась, что тебе плевать; я буду первым, кто признает, что подобные опасения имеют право на существование. Но, Кэм, взгляни на происходящее с моей точки зрения: с каждым днем я чувствую себя все более виноватым в том, что помешал твоей карьере. Так что, пожалуйста, просто чтобы унять мое собственное раскаяние, пожалуйста, ну прошу тебя, поговори со своими друзьями в лаборатории.

Мои терзания убедили Камиллу, и когда в середине апреля она вернулась из Массачусетского технологического института, на ее лице застыло что-то среднее между радостью и беспокойством. Хорошая новость — она могла сразу же начать сотрудничество с проектом по изучению генома. Плохая новость — кто возглавит подразделение, переметнувшись сюда из Стэнфорда?

— Дауни, — догадался я.

— Дауни, — подтвердила она.

Как только ему сообщили, что Камилла интересуется вакансиями, он тут же откликнулся, сообщив, что его команда будет рада принять ее. учитывая ее новаторскую работу в Институте Пастера. И вообще он скоро приедет, а потому выразил заинтересованность в повторном знакомстве, надеясь пригласить миссис Фостер и ее супруга на ужин, когда в следующий раз окажется в Бостоне.

Кэм ни на мгновение не потеряла хладнокровия, подыграв, принимая переданное приглашение, вот только встретятся они не сейчас, так как она вернется к работе чуть позже. Она солгала им, как солгала мне, притворившись, что не совсем хорошо себя чувствует и по предписанию врача не занимается напряженной умственной и социальной деятельностью.

— Фиц, я хотела сначала посоветоваться с тобой, — сказала Кэм. — Стоит назначить встречу и выслушать его?

— Ни за что, — ответил я. — Не хочу, чтобы ты приближалась к этому странному типу.

— Так как же нам узнать, чем он на самом деле занимается?

Ни один из нас не готов был уступить — предприимчивая Кэм против осторожного Фицроя.

К счастью, мой брат Вик приехал на пасхальные каникулы из Чикагской юридической школы и помог разрешить тупиковую ситуацию. Его однокурсница Лаура — он покраснел при упоминании ее имени, так что мы поняли, что они вместе изучают не только юриспруденцию, — была дочерью Барри Каннингема, бывшего капитана полиции, который основал частное детективное агентство. Почему бы не обратить внимание на загадочного Дауни и не исследовать его прошлое и нынешние намерения?

К началу мая мистер Каннингем, мускулистый приветливый мужчина с такими густыми бровями, что они почти затмевали озорные огоньки, плясавшие в его глазах, сидел в нашей гостиной с предварительным отчетом.