Простушка на одну ночь - Айрин Лакс

на Библии могу поклясться, что твой отец мне ничего не предлагал, не платил. Но ты думаешь иначе, ждешь подвоха. Между вами черная кошка пробежала, что ли?

— О нет, — усмехаюсь. — Может быть, возьмем тему попроще?

Тишина в ответ.

— Ладно. Мама умерла. Мы с отцом остались одни. Он воспитывал меня по-своему и преподавал уроки. Разные. Считал, что характер нужно закалять. Постоянные поставы, подстрекательства, испытания на прочность. Бесконечный квест… Последней каплей терпения стал вечер, когда он оттрахал мою же девушку у меня на глазах.

— ЧТО?! — ахает Ленка.

— Да. У меня была девушка. Мы встречались, занимались сексом. Она как-то осталась с ночевкой у нас в доме, была под впечатлением от роскошной обстановки. Знала, что я богат, но не настолько. Попросила остаться на день-два. Отец был не против… Как-то мне пришлось уехать. Друг в больницу угодил. Я думал, что проведу в больнице всю ночь, но вернулся раньше. Папаня трахал мою девушку в гостиной, нагнув раком над столом. Он и сейчас выглядит молодцевато, а тогда… вообще от баб отбоя не было. Богат, красив. Ему любая была готова дать! Но ему понадобилось трахнуть именно мою девушку! — скриплю зубами.

Уже так не бомбит! Откровенно говоря, вообще не бомбит. Есть только осадок по отношению к поступку отца.

— И?

— Что “и”? Он даже не остановился, когда я вошел! Потом ему хватило наглости заявиться ко мне в комнату и рассказать, что это был очередной урок от папани. Мол, девку я выбрал себе меркантильную и слабую на передок. Она ему глазки строила, и была не прочь замутить за спиной у своего парня с его более перспективным отцом. Он и взял предложенное.

— Мне жаль, — шелестит голос Лены.

Глаза у нее стали как чайные блюдца. В шоке, наверное, с нравов в моей семье.

— Может быть, он и был прав. Нормальная девушка бы не согласилась на это все, да? Знаю, что он никогда не прибегает к силе и не вынуждает. Ему и не нужно. Соблазном он владеет намного лучше. Но тогда я очень сильно психанул и той же ночью сбежал, но перед этим поджег дом.

— Охренеть! — тихонечко охает Шатохина, прижав обе ладони ко рту. — Никто не пострадал?

— Пострадало самолюбие отца, гостиная, которая выгорела почти целиком, и наши отношения. Я бросил учебу в экономическом, куда он мне советовал отправить учиться, и решил жить отдельно. Поступил в летное. Дальше наши пути разошлись… Было еще несколько попыток вернуть меня в лоно семьи и увлечь семейным делом. Доходило до скрытых угроз, но до шантажа он не опустился и не использовал свою власть, хотя мог с легкостью вышвырнуть меня. Скажем так, прямо не толкал палки в колеса, но пытался повлиять на мое решение. Это если вкратце пересказать нашу историю отношений.

— О черт… Я даже не представляю, каково тебе было! Мне так жаль…

Шатохина подсаживается поближе и гладит меня по плечу, утешает, смотря со слезами. И чего меня утешать? Не у меня куча проблем, а у нее…

— Я видел, как отец глазел на тебя на вечеринке. Плюс подогнал тебе целый гардероб. И когда ты сказала, что хочешь поговорить о моем отце…

— Ты мгновенно решил, будто он меня купил или соблазнил деньгами! — заканчивает за меня Шатохина. — Ничего подобного! Но теперь я понимаю, почему ты так подумал и не обижаюсь.

Она меня обнимает за плечи и всхлипывает, поглаживая по шее и по спине.

— Ты расстроена?

— Конечно. Родители — это самые важные люди в жизни, а ты рано остался сиротой, еще и отец учудил. Мне так жаль, так жаль… — повторяет она.

— Эээ…

Не знаю, как реагировать на сочувствие. Я ему не обучен. Нет такой установки. Отец всегда говорил, что выживает только сильнейший, а слабакам в этой жизни не место. Сочувствие — это слабость.

Поэтому сейчас у меня в груди возникают странные ощущения, как будто сердце застыло, а мир, напротив, грохочет и раскачивается, сходя с привычных мест. В горле першит немного. Я пытаюсь остановить вихрь неожиданных чувств, разложить их по полочкам, обуздать ураган.

Кажется, удается понемногу.

Я отстраняюсь первым. Шатохина вытирает слезы, как будто ее мой рассказ потряс до глубины души.

— Я, что, такой жалкий? — выдаю немного грубо.

Несколько раз моргнув, она вытирает слезинки.

— Нет. Ты снова не так все понял. Я просто подумала, какие бы решения я ни принимала, сколько раз с места на места переезжала, перескакивала… Родители всегда меня поддерживали, даже если я косячила и подводила. Звонили, спрашивали, как дела? Это так важно, когда кому-то не плевать, как у тебя дела. И, даже если все очень плохо и обо всем не расскажешь, на душе становится немного легче. Мне просто обидно, что у тебя не было такой поддержки… Это не жалость. Это сочувствие. У тебя плохо с разбором эмоций.

— Да, наверное. Не очень. Но насчет поддержки ты не права. У меня есть друзья. Давно вместе… Примерно с тех самых пор, как я ушел из семьи.

— Мне захотелось позвонить и сказать своей семье, что я их очень сильно люблю. Всех.

— Звони…

— Телефон оставила в комнате. Потом позвоню, обязательно позвоню! — вытирает остатки слез. — Мне кое-что рассказали. Может быть, ты в курсе, конечно. Но все же скажу.

— И?

— Звонила Марго.

При упоминании этого имени лицо Шатохиной неуловимо меняется, застывает, кожа становится чуть бледнее, а на шее выступает быстро бьющаяся венка.

— Что хотела? Я ей уже заплатил.

— Просто она считает нужным контролировать. Напоминает, что нельзя разочаровывать клиента. Любит держать руку на пульсе. Она сказала, что твой отец неизлечимо болен. Сведения из проверенных источников. У кого-то из ее знакомых есть доступ к медкартам…

— Что?!

Я шокирован. Мой отец выглядит бодрым, полным сил. Конечно, у нас дерьмовые отношения, но он все же мой отец, и я до сих пор помню, как он учил меня кататься на велосипеде, как собирал со мной миниатюрные модели яхт, автомобилей, самолетов… Больше всего мне нравились именно они — резвые железные птицы, способные унести в небо.