Коко и Игорь - Крис Гринхол

решила. Больше никаких танцев.

— Но почему?

— К тому же теперь слишком жарко.

— Нет, вечером не жарко.

— Что ж, ей все равно это неприятно.

— Это нечестно!

— Ну, ладно, ладно. Ты знаешь, мама больна, и мы должны с этим считаться.

Сын отвечает, надувшись:

— Наверное.

— Вот хороший мальчик. Мы любим маму, ведь так?

Сулима задумчиво произносит:

— Я люблю.

— А что значит твое «наверное»? — внезапно вздрагивает Игорь.

— Ничего.

Сулима хмурится. Игорь изучает лицо сына. А вдруг он что-то подозревает? С ним кто-нибудь разговаривал? Но мальчик выглядит настолько милым, невинным и робким. Просто у него такое настроение, решает Игорь. И ничего больше. Однако это напоминание о том, что нужно быть особенно внимательным перед детьми. И тут же Игорь осознает: он вовсе не желает, чтобы дети что-то узнали о его отношениях с Коко. Он будет в отчаянии, если они об этом догадаются.

Не желая заниматься утешениями, Игорь предлагает показать сыну какие-нибудь фокусы на фортепиано.

— Нет! — упрямо отвечает мальчик.

Наступает пауза. Игорь перебирает волосы сына. Сулиме приятно. Голова его склоняется на грудь к отцу. Игорь внимательно рассматривает его. Те же насупленные брови. Будто смотришь на свое изображение в лице маленького мальчика.

— Тогда как насчет шахмат?

Сулима глядит на отца без всякого энтузиазма. Вяло улыбается, потом лицо его просветляется. Не важно, чем заниматься, если он может подольше побыть с папой.

— Хорошо.

Игорь достает шахматную доску с высокой полки. Вокруг ее клеток бежит занятный узор из мраморной мозаики. Игорь протягивает доску Сулиме, тот открывает крышку, вынимает фигуры. Мальчик готовится к сражению. Одной черной пешки не хватает. Ее нигде не могут найти и заменяют маленькой коричневой пуговицей.

Взяв одну белую и одну черную фигуры, Игорь прячет их в кулаках за спиной. Затем вытягивает оба кулака перед сыном. Сулима шлепает по левому кулаку.

— Белые!

Мальчик склоняется близко к доске, почти касаясь щекой фигур. Игорь сидит в кресле, закуривает.

Не найдя Сулимы нигде в доме, брат и сестры обнаруживают его в студии отца. Мгновенно они собираются у шахматной доски.

— Можно мне поиграть?

— Можно мне?

Игорь выдыхает облачко дыма и рычит:

— Хорошо, хорошо! Но не в студии. Вы знаете, что вам нельзя быть здесь. Тут слишком мало места.

Он не желает допускать их вторжения в комнату, где работает. Более того, он боится, что они могут ворваться сюда, когда он с Коко. От этой картины он чуть не краснеет и резко вздрагивает, а потом издает звук, похожий на стон. Дети оглядываются на него. Он притворяется, что прокашливается, и заставляет их выйти из студии. Все перемещаются в гостиную.

— А после того как вы поиграете со мной, — поучает Игорь, — вы должны так же поиграть друг с другом.

Дети соглашаются.

Игорь выигрывает у Сулимы. Пуговичка мешает мальчику играть, она скатывается к борту доски. Потом Игорь с легкостью выигрывает у всех. Соревнование между детьми затягивается до вечера.

Екатерина спускается, чтобы присоединиться к семье. Все так же в халате, все такая же утомленная, она тем не менее радуется, видя довольных детей. В то же время ей обидно, что Игорь с такой легкостью этого достиг. Все потому, что ему так удобнее. Вот, сидит в своем кресле, как божество.

Дети отправляются спать около девяти часов, продолжая обсуждать победы и поражения. Игорь и Екатерина остаются сидеть в наступившей тишине.

— Как ты себя чувствуешь?

— Будто гнию заживо.

Это обычный ее ответ, и Игорь не придает ему значения.

— Дети хорошо провели вечер.

— Да ну?

— А ты так не думаешь?

— Я теперь уж и не знаю, что мне думать. Я чувствую, что совсем не знаю тебя.

— Ты опять в дурном настроении. — Он тянется за куском сыра, и пальцы его начинают играть с этим куском.

— У меня нет для этого причин?

— Не мне об этом судить.

Екатерина молча укутывает ноги халатом. Игорь замечает, какой тоненькой стала его жена. Она очень похудела, обручальное кольцо постоянно соскакивает у нее с пальца, надо его уменьшить.

Екатерина говорит прямо:

— Игорь, давай уедем отсюда.

— Что?

— Давай куда-нибудь уедем и начнем все сызнова.

— Куда?

— Не знаю. Может быть, на побережье.

— Я не могу. — Он продолжает играть с сыром.

— Почему не можешь?

— Мне здесь хорошо работается.

— Ты уверен? Уже несколько недель ты мне ничего не показывал.

— Я еще не закончил. Но идеи являются, как никогда прежде.

— Это не просто слова?

— Нет!

— Ты, похоже, нервничаешь.

— Это ты нервничаешь.

— Допускаю. Это потому, что я здесь несчастна.

— Что ж, а я — счастлив.

— Это эгоизм.

— Я предпочитаю называть это одержимостью творчеством.

— А я называю это эгоизмом.

— Сожалею.

— В самом деле?

— Я же сказал. — Но в его взгляде нет раскаяния. Они уже и раньше спорили об этом.

— Твой талант не извиняет твоего неприличного поведения.

— Если бы не мой талант, мы до сих пор торчали бы в России.

— И это было бы так плохо?

— Если тебе важна только благопристойность, то да, было бы. Очень плохо.

Пола халата сползает, обнажив колено Екатерины. Перехватив взгляд Игоря, Екатерина быстро запахивает халат.

— По крайней мере мы были бы среди друзей.

— Без копейки денег.

— Мы и теперь без копейки денег.

— Неправда. Я зарабатываю деньги, делая переложения для пианолы. Это неплохая возможность выжить.

— Мне хочется быть счастливой.

— Ты и будешь счастливой, — говорит он без особой уверенности.

— Ты не можешь сказать, что я тебя не поддерживала.

— Я никогда этого не говорил.