Коко и Игорь - Крис Гринхол

— Ох, прекрати!

— Надо сказать, все так удобно.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, ему достается секс, а она поднимается в общественном мнении.

— Для тебя все так просто, правда?

И тут в кухню торопливо входит кот Стравинского.

— Боюсь, Василий, ничего не осталось.

— Брысь, — говорит Мари не столь доброжелательно.

Вода с бульканьем убегает из раковины. Мари промывает дно мойки. Выбрасывает остатки пищи.

* * *

Екатерина, лежа в постели, день за днем терпеливо переносит однообразие своей жизни.

Каждое утро она просыпается с ощущением тяжести и скуки. Не рискуя спуститься вниз, где, как она чувствует, ее не очень-то и ждут, она еще больше боится того, что могла бы там увидеть. Она все сильнее ощущает себя арестованной. Одностворчатое окно спальни расположено слишком высоко, чтобы видеть что-нибудь, кроме птиц, которые монотонно выписывают круги. Ее горизонт сжат до этого узкого пространства. А в комнате так мало мебели, у нее такой строгий вид. Час за часом лежит Екатерина в кровати и следит за узорами, которые солнце создает на стенах.

Она много читает. Стихи Ахматовой, романы Достоевского, рассказы Чехова. Библию — особенно послания Апостола Павла и Деяния Апостолов. Но рассказы Колет, которые прислала Коко, она не читает. Когда глаза совсем устают, она дремлет, погружаясь в волны слабости, которые набегают на нее с какого-то дальнего берега.

И когда приходит Милена и бросается к ней на одеяло, оказывается, что это трудно вынести.

— Уйди! — кричит Екатерина, сталкивая девочку с кровати.

Милена продолжает бродить вокруг, думая, что это какая-то игра. И снова кидается на одеяло, царапает мамины руки. Она не понимает, что маме больно.

— Убирайся! Прочь! — Екатерина кричит так яростно, что ее младшая дочь застывает на месте, а потом начинает рыдать. Она не может понять, почему ее мама, раньше такая любящая, которая играла с ней в разные, игры, теперь стала совсем странной.

Разумеется, Екатерина тут же раскаивается. Но этот случай четко показывает ухудшение ее состояния. Она знает, что не права, но ничего не может поделать с собой. Она чувствует себя такой измученной, такой издерганной, ей отчаянно необходимы пространство и покой. При этом к физическим страданиям добавляются эмоциональные. Она много плачет в темноте. Глаза ее наполнены жидкостью более густой, чем слезы. Она отталкивает детей, чтобы те находились на некой дистанции от нее. И все это для того, чтобы выжить.

Нервы ее изодраны в клочья. Достаточно звука упавшего на подоконник лепестка, чтобы она вздрогнула. Ее ноздри улавливают стоящий в комнате запах разложения. Сначала она думает, что это запах цветов. Но нет, скорее это запах гниющей плоти. Затем до нее доходит, что запах этот исходит от нее. Это она, ее внутренности так пахнут. Она уже ощущает себя мертвецом. Полными пригоршнями она собирает выпадающие волосы, а теперь еще и начала гнить. Это вызывает в ней панику. Она должна бороться, чтобы остаться в живых.

Пока Игорь, возбужденный прелюбодеянием, не вернулся в спальню, Екатерина отмеривает лекарство. Красные шарики постукивают о металл, подрагивая, катаются по поверхности ложки. Медленно, дрожащей от усилия рукой Екатерина отправляет ложку в темную пещеру рта.

15

Наконец в середине августа Коко получает известие от Эрнеста Бо. Готов образец духов. Обменявшись с Игорем по-детски официальными клятвами, Коко почти сразу же уезжает на юг в вагоне первого класса.

В Грассе проживает десятка два парфюмеров. Весь регион пропах сладкими запахами, они распространяются на многие мили вокруг. В то время как в город прибывает много любопытствующих, невинно страдающие жители города вынуждены его покинуть. Не каждому приятна атака на органы обоняния, которая проводится денно и нощно. Облака, насыщенные запахами, повисают над улицами, покрывают невидимой пленкой скаты крыш. Только слабый ветерок облегчает положение. И когда с берега дует освежающий бриз, это означает лишь то, что новая волна ароматов снова накроет город.

Коко уловила эту смесь ароматов, как только сошла с поезда. Ее взволновало, что среди этой смеси можно вычленить некий запах, который будет разлит по флаконам и назван ее именем. Она всегда мечтала иметь свой собственный запах и таким образом послать всему миру весть о себе.

Но — спокойно. С этим нельзя спешить. Впереди еще много нелегкой работы.

На следующее утро Коко стоит перед домом с квадратными окнами и спокойным фасадом. Она нервно сверяется с адресом на листке бумаги, который прислал ей парфюмер, чтобы быть уверенной: это именно тот магазин. Так и есть. Громко звенит звонок. Эхо долго висит в воздухе. Из глубины дома появляется человек и подходит к стойке.

— Мадам?

— Я ищу мсье Эрнеста Бо.

— Чем могу помочь?

— Меня зовут Габриэль Шанель.

Поведение человека меняется с услужливости продавца на смирение перед королевой. Подняв откидную доску стойки, Бо выходит поздороваться с Коко. Они пожимают друг другу руки с одинаковой силой и чуть дольше, чем необходимо.

Как и Игорь, Бо — русский эмигрант из Санкт-Петербурга и, как замечает Коко, говорит по-французски с тем же акцентом.

— Сюда, пожалуйста.

Он проводит ее за стойку и дальше в лабораторию в задней части дома. Коко не представляла себе, что Бо окажется почти седым. Она воображала, что ее парфюмер будет блестящим молодым человеком. У него широкая борода патриарха, покрасневшие от напряженной работы глаза. Но Коко с удовольствием замечает, какие у него чистые руки. На пальце поблескивает обручальное кольцо.

Бо, в свою очередь, видит, что Коко моложе, чем он думал, а также и значительно миловиднее. Он поражен ее решительными манерами, окружающей ее аурой профессионализма и приятной внешностью.

Коко озадачена белизной лаборатории. На какой-то момент снежная белизна ослепляет ее. Но это чувство быстро проходит. На нее немедленно начинают действовать ароматы, струящиеся из всех углов. Сказочная смесь благовоний. Она впервые оказывается среди такого множества ароматов, и ее даже чуть подташнивает.

Она садится, осматривается. По всей комнате тянется бесконечная деревянная полка. Горелки, флаконы и еще какие-то предметы. Два ассистента в белых халатах склонились над ретортами и взбалтывают в