Синдром Феникса - Алексей Слаповский

— А меня? — сказала Татьяна.

Он подошел к ней, обнял.

— Гоша… — выдохнула Татьяна. — То есть, извини… Виктор…

— Да ладно, — сказал Гоша. — Пусть Гоша. Мне так почему-то даже приятней.

— Что, ничего не вспомнил? — спросила Татьяна.

— Да все я вспомнил, — ответил Гоша.

32

Он действительно все вспомнил после обморока в казино. Очнулся ночью в пустой комнате (Ксюша и Сергей спали, а нанятая сиделка дремала в углу), огляделся — и вспомнил.

Хотел тут же встать, пойти и порадовать жену, Сергея, но что-то его удержало.

Глядя в ночное окно, начал обдумывать свое положение.

Задавал себе различные вопросы, дойдя до главного: чего, если не врать себе, хочется больше — вжиться в прежнюю жизнь или вернуться к Татьяне?

Ответил: вернуться хочется. Очень. Больше всего на свете.

Но так вернуться, чтобы его не искали, чтобы махнули на него рукой.

И решил изобразить полную потерю не только памяти, но и ума.

Как он и ожидал, жена и шурин тут же лишили его всех прав.

Он полежал еще несколько дней, чтобы все убедились в его безвредности и бесполезности, и ушел.

Он вспомнил и детство, и юность, и все остальное — и несколько вечеров подряд рассказывал Татьяне о том, что с ним было в прежней жизни.

— К нам зверинец должен был приехать, ну, не к нам, а как раз около нашего детдома территорию отвели. Мы за два месяца об этом узнали. Воспитатели, само собой, объявили: кто будет плохо себя вести, лишится посещения зверинца. Мы стали как шелковые! И тут меня угораздило стенд сбить. Висела какая-то наглядная агитация в рамке, мы играли, я плечом задел, она упала. Даже стекло не разбилось. Но увидели, доложили директору, я думаю: хана, не возьмут в зверинец. Обошлось. Только без обеда и ужина оставили. Я вечером пробрался на кухню, хотел кружку компота выпить и кусок хлеба съесть. Застукали. И тут же: Шумакин, в зверинец завтра не идешь! Я им такое устроил… Всю посуду переколотил. Хотя там колотить было нечего — тарелки и ложки алюминиевые, кружки тоже. Просто — расшвырял все по полу. Меня в кладовку с вениками и тряпками — это вместо карцера у нас было. Я орал, злился. А потом утих. И дал себе торжественную клятву: вырасту — стану богатым! Обязательно стану! Заведу зверинец — личный, свой! И никого туда не пущу!

— И стал ведь богатым, — сказала Татьяна.

— Стал…

— А зверинец не завел?

— Все собирался, но как-то… Зверинец нужен, когда он нужен…

— Это в детдоме тебя научили кровать заправлять и порядок наводить?

— В детдоме. Но я и сам это любил. Чтобы все было правильно, красиво, ровно. Везде, во всем.

— А как с пожаром вышло, куда деньги делись?

— Деньги я проиграл. Не все, конечно. Но очень много, почти половину. Выпил с горя. То есть напился. И помню: сижу, пью, курю, смотрю в окно. Дождик шел, кажется, ветер — знаешь, такая погода, когда в тепле дома хорошо, но почему-то тянет на улицу. Бывало у тебя так?

Татьяна подумала, вспомнила. Кивнула:

— Бывало. Кажется, что кто-то тебя там ждет.

— Точно. Но я никуда не пошел, конечно, лег. Заснуть не мог, смотрел телевизор. И все курил.

— Опасное дело. От этого и зажглось?

— Скорее всего. А потом — провал. Смутно помню — дым, я куда-то лезу, задыхаюсь, падаю… Потом ночь, какая-то улица. Очень холодно.

— Бродил, наверно, как бомж?

— Надо полагать. Куртка на мне была моя, а остальное взял откуда-то. Те же джинсы.

— Вот откуда билет на фамилию Мушкова!

— Ну да. Выбросил человек вместе с билетом, а я подобрал, как бомжи подбирают.

— А как на конюшне был — помнишь?

— Нет. И как к тебе попал, не помню.

— А почему за мной увязался?

— Ты на мою маму похожа. Хотя я ее и не знал. Увидел недавно фотографию: просто одно лицо.

— Но до этого же не помнил!

— Умом — не помнил. А в подсознании, наверно, осталось — не слепым же я был, когда она меня сдала, в книге было записано: возраст два месяца. Понимаешь?

— Понимаю… А откуда немецкий и английский языки? А футбол? А дизайн этот самый ландшафтный — это откуда? Не можешь же ты уметь, чего не умел и знать, чего не знал?

— Могу, оказывается, — усмехнулся Гоша.

— Откуда?

— Не знаю. Из прежней жизни. Не из той, которой жил, а вообще какой-то другой.

— Я в это, если честно, не верю. Ну, в эти вот штуки модные — будто у каждого по семь жизней и тому подобное.

— А в будущую жизнь веришь?

— На небе, что ли?

— На земле. Здесь.

— А чего ж не верить? Если внезапно не умру, значит, буду жить.

— Я тоже, — кивнул Гоша, вкладывая в эти простые слова какое-то особое значение.

— Да, история! — покачала головой Татьяна. — Прямо чудеса какие-то. А как к тебе память вернулась?

— От чего ушла, от того и вернулась. От огня. Сначала — помнишь, в сарае? Тогда еще не вернулась, но и не потерял. Удержал я. Второй раз — в казино еще лучше получилось — не только удержался, а даже все вспомнил. Хотя в обморок все-таки упал. Зато теперь огня совсем не боюсь. Хочешь, зажгу?

Он чиркнул спичкой и поднес ее к газовой горелке, собираясь повернуть ручку плиты.

Но Татьяна дунула на спичку, загасив ее, и сказала:

— Охота тебе эксперименты проводить… я тебе и так верю. На слово.

33

Остальные деньги, не проигранные Виктором-Гошей, но исчезнувшие, тоже нашлись — через год. Охранники знали о проигрыше (следили за хозяином), ждали: что тот будет предпринимать. Он, вернувшись в представительство, тихо сидел у себя, охранники решили, что заснул, и тоже отправились спать. Ночью сработала пожарная сигнализация, они бросились к комнате Виктора. Долго не могли выломать крепкую дверь, а когда ворвались, все уже полыхало. Они самоотверженно облились водой и вползли в комнату, Виктора не обнаружили, зато нашли портфель-кейс с оставшейся немалой суммой. Кейс взяли, припрятали в гараже, в багажнике одной из машин. Потом выжидали. Когда окончательно выяснилось, что Виктор бесследно пропал, поделили деньги, договорившись не трогать как можно дольше. Знали — обнаруживать себя опасно.

Целый год они терпели. Подвела любовь: один из них втюрился в неприступную девушку, которая была согласна на взаимность лишь при условии покупки ей однокомнатной квартиры и автомобиля. Пришлось купить — вот и всплыли денежки, взяли голубчика.

О чем, собственно, и речь: любовь — дело непредсказуемое.

То есть речь на самом деле о другом.

Ладно.

Разберетесь.