Королева Бедлама - Роберт Маккаммон

Но вдруг дверь открылась, оттуда вышел мрачный человек, держащийся очень прямо, в черном сюртуке и черной треуголке, в желтом круге света из отверстий жестяного фонаря. Уильям Уэйд закрыл за собой дверь, спустился по четырем ступенькам на улицу, прошел мимо Мэтью, направляясь на север, не спеша, но и не медля. Мэтью вжался в стену магазина париков. Уэйд свернул на Смит-стрит, и преследование началось.

Мэтью шел следом, но дал преподобному достаточно форы. На Смит-стрит никого, кроме них, не было. Они миновали — сперва один, потом второй — место, где убили Деверика. Мэтью почувствовал ползущие по спине мурашки и представил себе, что за ним тоже следят, как он следит за преподобным Уэйдом. Он было подумал взять себе фонарь с углового столба, но присвоение городского имущества — за такое преступление клеймили правую руку буквой «В». А кроме того, Мэтью не хотел показывать свет преследуемому. Никогда еще ночь не казалась такой темной, но к добру или к худу, Мэтью приходилось к этой темноте приспосабливаться.

Вскоре выяснилось, что бродит где-то смертоубийственный Маскер или нет, но некоторые жители города дома сидеть не хотят. Веселая скрипка слышалась из «Кошачьей лапы» слева по Уолл-стрит. На той стороне Уолл-стрит и ниже возле портового невольничьего рынка у «Петушиного хвоста» стояла группа мужчин, на повышенных тонах ведущих какую-то дискуссию, и их голоса тоже стали затихать позади. В это злачное место тянуло и буянов, и пижонов, и не один человек уже был здесь убит в ходе воодушевленных споров на столь банальные темы, как спекуляции на муке и китовом жире.

А проповедник шел на юг по Смит-стрит, и Мэтью следовал за ним на почтительном расстоянии. Навстречу попадались прохожие, идущие по двое и по трое, но Уэйд не поднимал головы и целеустремленно шагал вперед. Мэтью тоже не смотрел в лица встречных, потому что все они были если не пьяны, то уж точно навеселе. Зато и ему в лицо никто не смотрел, и Мэтью подумал, что хотя ночные бродяги играют в азартную игру, они — как и он сам — страшатся неизвестного.

Они миновали мигающий фонарь на углу Слоут-лейн, куда Мэтью проследил путь Осли до той неприятной встречи в понедельник. Тут до него дошло, что он сейчас, быть может, выслеживает «таинственного незнакомца» в черной одежде и черной треуголке, который тогда стоял и смотрел на него. Интересно, узнал тогда его преподобный или же просто увидел некую опасность, возникшую в темном и выгоревшем переулке? В любом случае, очевидно, цель, которую преследовал тогда Уэйд, сковала ему язык.

Преподобный Уэйд свернул направо на Принцесс-стрит, мимо мастерской оружейника, и Мэтью свернул вместе с ним, но осторожнее. Они шли теперь на запад в сторону Брод-стрит, миновали «Слепой глаз» — еще один печально известный притон азартных игр; насколько Мэтью знал, одно из любимых мест Гарднера Лиллехорна. Притон все еще был открыт, и приглушенные выкрики завсегдатаев долетали из двери, над которой висела вывеска — глаз с белым зрачком. Как было сказано, что бы ни случилось в «Слепом глазу» — никто этого не увидит.

Переходя Брод-стрит, проповедник слегка взял к югу и вышел на узкую Петтикоут-лейн.

Идущий следом Мэтью заметил, что преподобный замедлил шаг. Путь лежал мимо закрытых ставнями лавок и безмолвных домов, но в ночном воздухе слышался женский смех, будто серебряные монетки сыпались на мостовую.

Примерно посередине Петтикоут-лейн, по правой стороне улицы, отделенный от соседних зданий изгородью чуть ниже человеческого роста, стоял двухэтажный кирпичный дом, выкрашенный розовой краской. Красивый дом, выстроенный когда-то голландским экспортером меха, с высокими окнами под остроконечной крышей и двумя трубами — по одной в каждом конце дома.

На глазах у Мэтью преподобный остановился прямо перед домом и уставился на него, держа фонарь сбоку. Свет канделябров лился сквозь газовые занавески на окнах, и видно было, как движутся внутри тени.

Преподобный Уэйд не сдвинулся с места. Мэтью понял, что этот человек пришел туда, куда шагал, и просто смотрит на дом с выражением лица, которое невозможно понять.

Это был дом Полли Блоссом. За этими стенами жили от четырех до восьми шлюх — все говорили по-разному. Мадам Блоссом была требовательная хозяйка и школила своих дам, добиваясь от них определенного объема работы и определенного дохода в обмен на проживание. Сама она тоже для избранных клиентов труда не чуралась. Из ее истории Мэтью знал только то, что она приехала из Лондона и основала свое заведение в тысяча шестьсот девяносто четвертом году. Много юных несчастных голубиц живали здесь, и уж наверняка сонмы мужчин побывали в этом доме. Таков был факт жизни, и вряд ли кто в Нью-Йорке бросил бы в сторону этого дома косой взгляд или недоброе слово, учитывая, сколько жертвует мадам Блоссом на общественные нужды — на поддержание колодцев, в частности.

Но где имение, а где вода? Что понадобилось преподобному Уэйду именно здесь?

Вдруг Мэтью с ужасом себе представил, что священник просто войдет в розовую железную калитку, поднимется на крыльцо и постучит в дверь: тогда Мэтью станет хранителем знания, которое сделало бы этого человека изгоем в городе. Как ни либерален просвещенный Нью-Йорк, он не простит служителю божьему шашни с проститутками.

Но тут резко открылась дверь, на крыльцо вышел человек, обернулся что-то сказать женщине, стоявшей у него за спиной, и так же резко преподобный Уэйд исчез с улицы. Мэтью тоже прижался спиной к двери дома, у которой стоял. Секунду спустя послышались шаги, и недавний клиент предприятия мадам Блоссом прошел мимо, оставив дымный след от своей трубки, а Мэтью подумал, что именно на его месте должен был бы стоять Маскер, если бы желал убить этого человека, наполовину ошалелого, наполовину одурманенного.

Медленно и осторожно Мэтью снова выглянул вдоль Петтикоут-лейн. Преподобного нигде не было видно. «Ушел, — подумал Мэтью. — Но… нет, не мог он вот так исчезнуть».

Он подождал еще секунд пятнадцать, и тогда блеснула лампа, и из щели между домами высунулся Уэйд, как улитка из раковины. То есть высунул только голову и плечи. И снова он держал фонарь очень низко, освещая только булыжники, а сам смотрел на дом Блоссом, будто загипнотизированный.

Так в чем же тут дело? Мэтью все еще был в ужасе, что сейчас станет свидетелем грехопадения священника, но если Уэйд заворожен какой-то из местных дам и потому регулярно сюда приходит, отчего же он просто не войдет?

Потому что здесь не только пешая прогулка и этот дом, сказал себе Мэтью. Есть еще и доктор Вандерброкен, и женщина, которая ждала на углу. Есть срочность и тайна, есть…

Есть факт, что сейчас прямо на глазах у Мэтью преподобный Уэйд прислонился лбом к камням стены, закрыл глаза рукой, и послышались раздирающие душу рыдания.

Мэтью стало стыдно, что он оказался свидетелем этой сцены, и он уставился на кирпичи тротуара. Все затея обернулась так, что знал бы заранее — ни за что не согласился бы. А сейчас он тоже стал участником этой тайны, и зная собственную натуру, заставлявшую его считать ангелов на кончике иглы, Мэтью понимал, что теперь не успокоится, пока не узнает, почему рыдал Уэйд перед домом, где не проливают слез.

Потом послышались шаги, они приближались. Преподобный снова пустился в путь. Мэтью выглянул и увидел, что Уэйд с фонарем идет по другой стороне улицы, возвращаясь домой той же дорогой, что и пришел. Он понял, что ему грозит опасность быть обнаруженным, если Уэйд посветит в его сторону, распластался на двери спиной и задержал дыхание.

Проповедник прошел мимо, опустив голову. Какая бы тревога — или беда, как сказал Джон Файв, — ни поразила этого человека, но бремя ее было так тяжко, что ни влево, ни вправо он не смотрел, когда проходил мимо Мэтью, застывшего как статуя. Уэйд перешел Брод-стрит, и только тогда Мэтью осмелился шевельнуться. Видно было, как преподобный ушел на Принцесс-стрит, очевидно, направляясь домой.

У Мэтью уже не было присутствия духа, чтобы следить за кем бы то ни было. Он хотел только добраться до дома, почитать что-нибудь, чтобы заснуть, и проснуться на рассвете.

Он направился на север по Брод-стрит — пустынной, если не считать движущегося за несколько кварталов фонаря возле Уолл-стрит. И этот фонарь тоже вскоре исчез в западном направлении.

На Мэтью свалилось бремя решения: что же делать с тем, что он сегодня узнал? Когда Джон Файв поинтересуется, где был преподобный, что ему сказать? Он же не мог ручаться, что Уэйд приходил и стоял перед домом Полли Блоссом каждую ночь. Но тут и одного раза достаточно. Какой может быть мотив у служителя Божьего, чтобы…

Из темноты вылетела черная узловатая трость, вполне пригодная, чтобы вышибить человеку мозги, и толкнула Мэтью в левую ключицу, да так, что он завертелся.