Шестерки умирают первыми - Александра Маринина

– Мне повезло, что прямо возле вокзала есть огромный гастроном, который работает без выходных с восьми утра до девяти вечера. По крайней мере, мне не нужно тащить продукты через всю Москву, я их покупаю прямо перед электричкой.

Она быстро выпила кофе и ушла в ванную одеваться. Пуговицы халатика стукнули о металлопластик стиральной машины, затем послышался характерный звук застегиваемой металлической «молнии» – Кира надевала джинсы. Несколько раз пшикнул спрей-дезодорант, в этот момент Платонов попытался представить себе стройную подтянутую фигуру женщины, стоящей перед зеркалом в одних джинсах и надевающей бюстгальтер. Перед его мысленным взором появились заведенные за спину руки, соединяющие разъемы пластмассовых застежек, отражающаяся в зеркале упругая красивая грудь, туго стянутые джинсами «стретч» мускулистые бедра. Женщина была несомненно красива. Но еще более несомненным было то, что она не вызывала у Платонова никаких «посторонних» мыслей. «Неудивительно, – подумал Дмитрий. – В таком дерьме, в каком я оказался сейчас, мне еще бывать не приходилось. Хорошо еще, что я сохраняю способность что-то соображать. На секс у организма сил уже нет».

Он машинально продолжал прислушиваться к доносящимся из ванной звукам. Сочный звук открывающегося замка на магнитной присоске – Кира что-то достает из зеркального шкафчика, висящего на стене. Сухое шуршание, происхождение которого так и осталось для Платонова невыясненным. Щелчок металлической заколки, которой Кира убирает в узел на затылке свои тяжелые густые волосы.

Наконец она вышла в прихожую и стала одеваться. Глядя на ее задумчивое и немного грустное лицо, Платонов внезапно ощутил прилив нежности к этой тихой женщине, взвалившей на себя огромную и опасную ношу помощи попавшему в беду сыщику. Под влиянием порыва он шагнул к ней, обнял за плечи, прижался щекой к ее волосам.

– Возвращайся скорее, хорошо? – шепотом попросил он. – Я буду тосковать без тебя.

– Хорошо, я постараюсь, – так же шепотом ответила она.

Дмитрий почувствовал, как напряглась ее спина, словно она хотела отпрянуть от него, но огромным усилием воли сдерживалась.

– И будь осторожна, Кира.

– Хорошо, я постараюсь, – повторила она.

– Кира, я дурак, я все делаю неправильно, – произнес Платонов неожиданно для себя. – Когда ты вернешься сегодня вечером, все будет по-другому. Я тебе обещаю. Все будет по-другому.

Он и сам не понимал, о чем говорил сейчас, он не знал, что именно делает неправильно и что именно будет по-другому, просто он инстинктивно чувствовал, что должен это сказать, а уж о том, как выполнить обещанное, он подумает. У него впереди целый день.

– Мне надо идти, иначе я не успею на поезд, – сказала Кира, делая шаг назад.

Платонов резко притянул ее к себе и медленно и нежно поцеловал в губы.

– Иди, – тихо сказал он с улыбкой, – но помни: я тебя жду. Я тебя очень жду. Возвращайся быстрее. И береги себя, пожалуйста.

Оставшись один, Дмитрий бесцельно послонялся по квартире, посмотрел телевизор, потом взял себя в руки и начал обдирать обои в кухне. С энтузиазмом взявшись за работу, он быстро вынул посуду и прочую кухонную утварь из навесных и напольных шкафов, отодвинул холодильник, отнес в комнату все, что можно было. Стены оказались на удивление хорошими, шпаклевочных работ не требовали, и он решил, что, пожалуй, успеет к возвращению Киры наклеить новые обои.

Методично намазывая полосы обоев клеем, прикладывая их к стене и разглаживая тряпкой, Платонов думал о том, сколько же еще времени ему придется провести в этой квартире, пока обстановка не разрядится. Он по опыту знал, что комбинация с кусочками информации – самая верная, самая безопасная, но именно поэтому и самая медленная, и надо набраться терпения и ждать. Можно позвонить и сказать все, от начала до конца, только одному человеку и не ожидать мучительно, пока несколько человек догадаются собраться вместе и сложить из мозаики картинку. Но всегда есть риск ошибиться, доверить бесценную информацию тому, кто тебя предаст, из корысти ли, по злобе, по глупости, но все равно предаст. Информация попадет к преступникам, а не к сыщикам, и преступники найдут тебя и заставят замолчать задолго до того, как оперативники только заподозрят неладное. Если же дробить информацию и давать ее разным людям, то всегда есть шанс, и немалый, что даже если кто-то из них окажется предателем, то остальные, собравшись вместе и поняв, что какого-то кусочка мозаики не хватает, все же до истины докопаются. Только на это нужно время, потому что ни один более или менее опытный сыщик, которому позвонила неизвестная женщина и передала информацию от находящегося в розыске преступника, не побежит немедленно по коридорам с истошным криком: мне позвонили! мне сказали! Он и шепотом об этом скорее всего никому не скажет. Он будет молча жевать эту информацию в попытках ответить в первую очередь на вопрос: а почему позвонили именно мне? Ведь этот преступник меня не знает, мы с ним незнакомы, так почему он решил довериться именно мне? Почему? Не потому ли, что о других он знает что-то такое, что заставляет его сомневаться? Тогда и мне нужно некоторое время помолчать, присмотреться к окружающим, прежде чем рассказывать, что беглый убийца и взяточник вступил со мной в контакт.

К вечеру позавчерашнего дня, четверга, генералу Заточному еще не звонили ни Каменская, ни Сережа Русанов. Думают, примериваются, осторожничают. Первым, конечно, позвонит Серега, просто потому, что он лучше знает Ивана. От Каменской трудно ожидать, что она сообразит обратиться к Заточному. Она скорее всего расскажет о звонках Киры или Русанову, или своему начальнику, а уж от них ниточка потянется к Заточному. Сам Серега Русанов, конечно, ни за что не расколется Каменской, что ему звонила Кира и что он получил от Платонова документы по золотосодержащим отходам. Он скажет об этом только Заточному, только ему одному, потому что информация взрывоопасная и обращаться с ней нужно крайне осторожно.

Платонов уже давно понял, что Уральск-18 обложили административно-финансовой блокадой, потому что все заводы в этом, еще в недавнем прошлом закрытом и засекреченном, городке имели отношение к оборонке, а значит, работали со стратегическим сырьем и драгоценными металлами. Какая-то сволочь в правительственных сферах нажала на кнопку и перекрыла финансирование этих заводов, заморозила их счета, объявив убыточными, и рабочие теперь не получают зарплату, а администрация, чтобы помочь людям, готова идти на любые сделки, зачастую закрывая глаза на их сомнительность.

В преступной группе, выдаивающей деньги из многострадального Уральска, должны быть люди из Центробанка, а также человек, выдающий лицензии на вывоз стратегического сырья и драгметаллов из страны. Наверное, должен быть и крупный чиновник из Таможенного комитета, а если эти люди еще и обладают непомерной жадностью, то привлекли к себе на службу и налоговую полицию. С такой солидной бандой шутки шутить опасно, и информацию надо скрывать ото всех до тех пор, пока не будет полного набора доказательств, от которых уже невозможно отпереться.

Разгладив тряпкой последнюю полосу обоев, Платонов отступил на несколько шагов в прихожую и полюбовался на результаты своего труда. Кухня стала светлее и наряднее, обои лежали ровно, а проступающие темные влажные пятна через несколько дней высохнут и исчезнут.

Быстро собрав обрезки обоев и грязные тряпки в огромный пластиковый мешок для мусора, Дмитрий вынес его поближе к входной двери, тщательно вымыл пол в кухне и полез в душ отмываться. Стоя под горячей водой, он вдруг вспомнил про странные шуршащие звуки, доносящиеся из ванной, когда Кира открывала зеркальный шкафчик. Он протянул руку, открыл правую дверцу и увидел на полочках аккуратно расставленные баночки с кремами. Определенно, шуршать здесь было нечему. За средней дверцей полочек не было, там стояли высокие флаконы с шампунем, жидким мылом, баллон с лаком для волос и гель для душа. Платонов открыл левую дверцу, еще раз про себя отметив, что не ошибся, определяя по звуку, что Кира открывает дверцы на магнитных присосках. Его взгляду предстали маленькие коробки с «Тампексами», женскими прокладками «Carefree» и большая коробка с прокладками «Силуэт». Дмитрий на миг испытал острое чувство неловкости, как бывает всегда, когда соприкасаешься с чем-то очень интимным. Ему захотелось посмотреть, может ли шуршать содержимое этих коробок, но он с удивлением понял, что не может заставить себя даже прикоснуться к ним. Почему-то все, что связано с гинекологией, вызывает у среднестатистического мужчины, если он не врач, странную смесь ужаса и брезгливости. Платонов про себя усмехнулся, осторожно закрыл дверцу шкафчика и состроил сам себе дурацкую рожу, глядя на отражение в зеркальной поверхности. Тоже мне, Эркюль Пуаро акустики, весело подумал он.