Взрыв на макаронной фабрике - Фаина Раевская

– Твоя избушка? – спросила я Тимура, трясясь на его плече и испытывая при этом определенные неудобства.

– Помолчи, – велел Тим.

– Сам дурак! – обиделась я и замолчала. Но ненадолго.

– Хочу в туалет! – заявила я через секунду.

– Потерпишь, не маленькая!

– Вот еще! – Я возмущенно дрыгнула связанными ногами. – У меня, между прочим, мочевой пузырь не казенный. Не хочешь меня в туалет нести – не надо! Я могу и на тебя нужду справить. Только не уверена, что тебе это доставит удовольствие…

– Ладно, ладно, потерпи немного, скоро облегчишься.

Мы вошли в дом. В огромной гостиной было пусто. Я предположила, что мне выделят отдельные апартаменты, где смогу спокойно обдумать сложившуюся ситуацию и составить план, как из нее выйти. Однако тем горше было разочарование. Вместо приличной гостевой комнаты меня доставили… в подвал. Тим распахнул железную дверь, и я очутилась в просторном полутемном помещении. Углы подвала совсем терялись в полумраке.

– Что это? – шепотом поинтересовалась я, озираясь по сторонам.

– Это твое новое место жительства! – усмехнулся Тимур. – Правда, ненадолго, не успеешь привыкнуть.

Он довольно бесцеремонно скинул меня на пол и принялся развязывать веревки. Я внутренне напряглась, готовясь хоть к каким-нибудь решительным действиям. Но и тут этот псих меня перехитрил. Он лишь ослабил веревки, но не развязал их совсем.

– Все, радость моя, – выпрямился Тимур. – Дальше сама. Ведро для нужд в каком-то углу. В общем, устраивайся и чувствуй себя как дома!

Наверное, ему показалось, что шутка очень удачная, – издевательское ржание разнеслось по каземату.

Когда железная дверь закрылась, я принялась освобождаться от веревок.

– Псих, придурок, сволочь, маньяк ненормальный! – хлюпала я носом, пытаясь развязаться. – Вот погоди, дай только выбраться отсюда.

А вот это было как раз очень проблематично. Крики о помощи просто никто не услышит. Мои не знают, где я и что со мной. Если и начнут искать, то только утром. А до утра меня пять раз убьют, реанимируют и снова убьют. И похоронят. Может быть. Печальная перспектива, ничего не скажешь! Ну уж нет, господа хорошие, тут у вас ничего не выйдет. Вы еще не знаете, на что способна Женька Зайцева!

Мне наконец удалось освободиться от веревок. Я с удовольствием потянулась и осмотрела свою «камеру». Нельзя сказать, что это было сырое и мрачное помещение. Здесь сухо и даже относительно тепло. Из небольшого оконца на высоте двух с половиной – трех метров слабо пробивался дневной свет.

– Так, – вслух сказала я. – Сначала узнаем размеры темницы…

С этими словами я приблизилась к окну и уже от него пошла влево, громко считая шаги.

По счету «двадцать один» я уткнулась в стену.

– Очко. Следовательно, протяженность одной стены сорок два шага.

Другая стена, по моим ощущениям, должна быть немного длиннее. Так и вышло. В конце пути я поддала ногой обещанное Тимуром ведро. Оно загремело и откатилось куда-то в сторону. Я чертыхнулась и подвела итог:

– Сорок два на пятьдесят. Площадь и периметр высчитывать не буду – математик из меня еще тот! Да и не даст это ничего… Ситуация!

Оглядевшись, я отыскала ведро, перевернула его вверх дном и уселась сверху, подперев рукой щеку. Со стороны я, наверное, здорово походила на скульптуру Родена «Мыслитель». А подумать было над чем.

Ну, во-первых, почему Тимур меня не убил сразу, как Катьку? Скорее всего он простой исполнитель и действовал по чьему-то приказу. Замок этот скорее всего как раз и принадлежит этому таинственному незнакомцу. Во-вторых, что ему от меня нужно? Раз меня здесь держат, значит, хотят как минимум поговорить. О чем? И, наконец, кто этот человек? В общем, решила я, кое-какие шансы выбраться отсюда у меня все-таки есть. Главное – правильно разыграть свою партию, а там видно будет. Признаюсь, что чувствовала себя, как Гарри Каспаров накануне игры с компьютером. Адреналин буквально кипел в крови и требовал выхода. Вскочив, я забегала по подвалу, словно взбесившаяся тигрица. Почему-то вспомнился Владимир Ильич. Нет, не милый моему сердцу Ульянов-следователь, а настоящий, тот, который Ленин. Он, когда страдал в тюрьмах за дело революции, ежедневно делал променад по камере. Тысяча шагов, ни больше ни меньше. Я решила последовать примеру вождя мирового пролетариата и вновь принялась вслух считать шаги. И тут…

– Блин! – взревела я, споткнувшись и растягиваясь на полу. – Что это?

Возле стены, которая тонула в темноте, что-то было. Очень осторожно, на четвереньках я приблизилась к неопознанному объекту и ткнула в него рукой. В ответ послышался слабый стон.

– Вот так клюква! Я точно не стонала. Значит, здесь есть кто-то еще. Это интересно!

Стон повторился. Он был таким жалобным, что сразу стало понятно – человек явно страдает и нуждается в помощи. Ориентируясь на звук, я подползла поближе и пошарила руками по полу. Руки наткнулись на какое-то подобие тюфяка, на котором лежал страдалец. Ломая ногти и пыхтя от натуги, я все-таки выволокла этот тюфяк на середину камеры, туда, где было светлее.

– Занятно… – протянула я, разглядев предмет на тюфяке. – Вот я тебя и нашла, дружочек!

Передо мной лежал… Тимур. Вернее, это был его брат-близнец Родион.

– Значит, ты живой. И это уже хорошо.

Родион не отвечал. Он лежал с закрытыми глазами, и даже при таком слабом свете было видно, как парень бледен и как тяжело дышит.

– Родя, – я провела пальцами по заросшей густой щетиной щеке, – тебе плохо? Говорить можешь? Я Женька. Я так долго тебя искала. Меня Настя просила. Я думала, и в живых-то тебя уже нет. А ты вот, оказывается, где прячешься…

Я гладила его по щеке и говорила, говорила, говорила уже и не помню что. А по лицу текли горячие слезы. Было обидно и страшно. Боялась я не за себя, а за Родиона, боялась, что он вдруг возьмет сейчас и умрет. Этого совсем не хотелось, ведь я его только сейчас нашла. И потом, он наверняка может много интересного рассказать.

– Ты плачешь? – неожиданно твердым голосом спросил Родион. – Зачем?

– Это от радости, Родька! – Я торопливо размазала влагу по щекам. – Ты даже не представляешь, как я рада, что ты нашелся! И главное, живой!

– Ну, это еще не факт, – слабо улыбнулся Родион.

– Что? Что с тобой?

– Да так, мелочи жизни: пара-тройка ребер сломаны, почки отбиты плюс общее истощение организма. – Родя обессиленно закрыл глаза.

– Истощение? – удивилась я.

– Ага. А ты думаешь, здесь хорошо кормят, как в ресторане? Ювелир и мой братец не слишком щедры, чтобы заботиться о своих пленниках…

– Ювелир? Ты сказал – ювелир?! А фамилия у него Шульц?

– И ты его знаешь? Ну, значит, вместе помирать будем…

Родион замолчал. Казалось, он снова впал в забытье. Я бы сейчас тоже с удовольствием отключила свои мозги. Потому что ближайшее будущее мое и Родиона теперь стало просматриваться предельно четко и ясно. Шульц… Виталий Шульц… Это он владелец этой виллы, это он велел Тимуру привезти меня. Помнится, кто-то говорил мне о кристальной честности Шульца. Вот, мол, мужик всю свою жизнь проработал с драгоценностями, а украсть ничего не сумел. Н-да, ошибочка вышла! Шульц наворовал столько, что хватит на несколько жизней. Но я-то для чего ему нужна? Уж не «скромный» ли ювелир заправляет всеми делами с якутскими алмазами?

Родион пришел в себя и снова заговорил:

– А ты как здесь оказалась?

– Да по глупости! Я тебе потом расскажу. Если, конечно, выберемся отсюда. Но я знаю и про тебя, и про Настю, и про алмазы… Это, кстати, Тимур, меня просил тебя разыскать.

Со скрежетом распахнулась железная дверь.

– Вы, я гляжу, уже познакомились! – На пороге возник Тимур. В руках он держал полбуханки черного хлеба и пластиковую бутылку с водой. – Вот и славно. А я вам тут закусочку принес!

Он поставил бутыль на пол, а рядом положил хлеб.

– Это и все? – удивленно спросила я. – В подвалах Лубянки и то лучше кормят.

– Ну, извиняйте, мадам! Лобстеры для вас еще не готовы! – Тимур отвесил шутовской поклон.

– Сволочь ты, – подвела я итог. – Сволочь, гад и душегуб!

– Это почему же?

– Потому! В шестерках у Шульца ходишь… Легких денег захотел. Настьку убил, Катьку, казаха, Матвея… Дерьмо! Слушай, а Катькиного мужа, случаем, не ты замочил?

Глаза Тимура сузились. Он медленно подошел к тюфяку, на котором, поджав под себя ноги и сжав руку Родиона, сидела я. Примерно с минуту он внимательно смотрел на меня, а потом размахнулся и влепил мне звонкую оплеуху. Голова моя мотнулась, словно воздушный шарик под порывом ветра, в ушах зазвенело, а на губах я ощутила солоноватый привкус крови.

– Вот я и говорю, сволочь! – размазывая кровь по щеке, резюмировала я.

– Слушай, Тимка, – подал голос Родион. – А ведь она права! Сволочь ты редкостная!

– О, братец очухался! – обрадовался Тимур и присел на корточки. – Рад видеть тебя вновь среди живых. Ты не волнуйся, это ненадолго! Жень, а чего ж тебя никто не ищет? Помнится, ты говорила, искать тебя будут. И прокуроры, и менты, и американцы, и даже, страшно сказать, люди самого Кузи! Я прям даже испугался! Так испугался, что хотел уже тебя отпустить. Ну и где твои спасители и благодетели? Где?