Взрыв на макаронной фабрике - Фаина Раевская

– Привет, Женя, рад тебя слышать! – В голосе Кузи на самом деле слышались радостные нотки. – Что новенького?

– Пока ничего, работаю, – вздохнула я. – Вы о нашем уговоре помните?

– Помощь понадобилась?

– Угу.

– Какого рода?

– Проследить нужно за одним человеком. Причем срочно, прямо сейчас.

Кузя присвистнул:

– Ничего себе! А заранее нельзя было предупредить?

– Нельзя, я только сейчас решила. Мы время теряем, Сергей Николаевич! Он сейчас уедет!

– Не тараторь! Что за человек? Где он сейчас? – Наконец-то Кузя начал задавать деловые вопросы.

– Это Тимур, помните его? Из автосервиса. Он сейчас пока на работе – я тут неподалеку, и мне его ангар хорошо виден. Но с минуты на минуту сорвется и укатит. Мне бы хотелось знать, куда и с кем встретится. Было бы неплохо послушать его разговоры…

– Ну ты даешь! – возмутился Кузя. – Я разве похож на Гвидона?

– При чем здесь Гвидон? – растерялась я.

– Это он то комаром, то мухой прикидывался. А я так не умею. Ладно, – после непродолжительного молчания сдался авторитет. – Сделаем что-нибудь. Когда нужен результат?

– Позавчера, – мрачно ответила я и отключилась.

Идея проследить за Тимуром пришла мне в голову совершенно неожиданно. Просто, как я уже говорила, не люблю совпадений. Сама проследить не могла – мою машину Тим хорошо знает. Да и другие дела у меня есть.

Дожидаться помощников Кузи я не стала, так как была уверена, что большая часть моих просьб будет выполнена.

Маргарита Петровна Романова, тетка Анастасии, жила на окраине города, в новостройках. Раньше, в эпоху, когда еще дули ветры перемен, здесь стояли одноэтажные деревянные домишки. Жили в них старички и старушки, когда-то работавшие на прядильно-ткацком комбинате с пролетарским названием «Красное знамя». До этого комбинат принадлежал какому-то купцу. Он же и построил для своих рабочих эти бараки. Они же служили жилищем и для гегемона после 17-го года. Центр города жил и развивался, а рабочая окраина словно застряла в прошлом. И вот совсем недавно и до нашего города докатился капитализм. «Новые русские» и нерусские понастроили на рабочей окраине модерновые дома, переселили в них в первую очередь и бесплатно бывшего гегемона. А дальше все по законам бизнеса. Дома растут как грибы, стоимость квартир в них приблизительно равна годовому бюджету какой-нибудь развивающейся африканской страны.

Думаю, Маргарита Петровна как раз и относилась к тем аборигенам, которые получили новое жилье в числе первых. Им постарались выделить квартиры на втором этаже. Это и понятно, с точки зрения капиталистической экономики: на первом этаже расположились салоны, магазины, аптека. А дальше все как на Западе: чем выше, тем дороже. Под самой крышей находились самые дорогие квартиры с индивидуальной планировкой. Об их стоимости даже думать не хотелось. Жители рабочего поселка, переехавшие в эти дома, жили аккурат над сильно разветвленной инфраструктурой.

Я долго звонила в квартиру Маргариты Петровны. Никто не хотел открывать.

– Вы к кому, девушка? – раздался за спиной женский голос.

Оглянувшись, я увидела голову в белом платочке с подозрительно прищуренным глазом. Голова вещала из квартиры напротив.

– Здравствуйте! – Я приветливо улыбнулась. – Мне нужна Маргарита Петровна…

Голова удивленно заморгала:

– Так ведь… это… Ну… Нету ее!

– А когда вернется, не подскажете?

– Оттуда, – голова пришла в движение и кивнула на потолок, – еще никто не возвращался.

Я тоже посмотрела на потолок и на всякий случай уточнила:

– То есть вы хотите сказать, Маргарита Петровна умерла?

Туловище наконец присоединилось к голове. Передо мной стояла симпатичная старушка и энергично кивала:

– А ты, девушка, собственно, кто будешь? Что-то не припоминаю я тебя. Ты не из поликлиники случайно? Там сейчас все время новенькие, и не упомнишь всех.

– Нет, гражданка бабуля, – я сурово насупила брови, – мы из другого ведомства…

Подозрительность старушки улетучилась, уступив место удивлению и испугу.

– Свят, свят, свят! – истово перекрестилась бабуля и сделала попытку слинять в квартиру. Пришлось этому воспрепятствовать, просунув ногу между дверью и косяком.

– Ну так что, гражданочка? – еще строже спросила я. – Говорить будем?

– Будем, будем, – поспешно согласилась старушка. – А то как же? Да ты проходи, дочка, проходи! Чего на пороге-то стоять!

Бабуля шустро посеменила в единственную не слишком просторную комнату. Большую часть пространства занимал круглый стол, покрытый белой вышитой скатертью. Вообще-то вышивки здесь было предостаточно. Сама комната напоминала деревенскую светлицу: икона в «красном» углу с маленькой лампадкой, узкая кровать, на которой аккуратно сложенной горкой возвышались подушки, трехстворчатый шкаф светлого дерева, такая же тумба для белья, накрытая вышитой салфеткой. Возле тумбы красовался самый настоящий сундук. В такие обычно складывают вещи, самые дорогие сердцу хозяев, или приданое невесты. Крышки сундуков изнутри оклеивали вырезками из газет и журналов и пожелтевшими фотографиями.

– Ты садись, дочка! – суетилась хозяйка. – Надо же, каких молоденьких теперь в милицию берут! Может, чайку?

– Нет, спасибо. – Я сдержанно отказалась. – Разрешите узнать ваше имя.

– Аграфена Фроловна, двадцать третьего года рождения… Паспорт показать?

Какие же все-таки есть сознательные граждане! Однако бабулька, оказывается, долгожительница. Хорошо бы еще и голова у нее работала нормально.

– Паспорт не нужен. И вообще, Аграфена Флоро… Флоро…

– Можно просто баба Граня, – заметив у меня трудности с произношением имени-отчества, разрешила старушка.

– Спасибо. Баба Граня, хотелось бы поговорить с вами без лишних формальностей. Так вы говорите, что Маргарита Петровна умерла?

Наверное, ни для кого не является секретом, что пожилые одинокие люди, как правило, очень любят поговорить «по душам». Поэтому сейчас я приготовилась к длинному повествованию. Однако баба Граня оказалась исключением из правил. Она четко и без лишних деталей сообщила:

– Да, Маргоша померла, царствие ей небесное! Как узнала, что Настену-то убили, так и слегла… В три дня сгорела!

– Скажите, а Настя часто навещала тетю?

– Ну как сказать? Как переехала к своим близнецам, так первое время частенько захаживала. А как квартиру свою купили, так и дорогу почти забыла. Маргоша сначала убивалась очень. Оно и понятно! Настена-то ей как дочка была…

Родители Анастасии погибли, когда девочке было девять лет. Они оба увлекались альпинизмом, и однажды в горах их накрыло лавиной. Тел так и не нашли. Настю сначала хотели в интернат отдать, но Маргарита Петровна настояла на опекунстве и решила воспитывать девочку сама. Впрочем, особых забот с племянницей не было: Настя росла тихой, скромной, ласковой девочкой. Окончив школу, она не пошла дальше учиться – одной тетке было тяжело тянуть свое, пусть немногочисленное, семейство еще пять лет. Вместо учебы в вузе девушка устроилась в ювелирный магазин помощником продавца. Неожиданно в ней проснулся интерес к драгоценным камням и даже определенный талант. Очень скоро она стала продавцом, а затем и старшей по залу. Одно только смущало Маргариту Петровну: ее девочка начала встречаться с парнем, который самой тетушке не нравился. Во-первых, он был младше Анастасии. Не намного, конечно, всего-то на три года. Но разве это хорошо? По мнению Маргариты Петровны, муж должен быть старше жены минимум на пять лет! Иначе как чувствовать себя за ним как за каменной стеной? А во-вторых, этот Родион, так звали юношу, чем-то был ей неприятен. Нет, он и воспитан хорошо, и вежлив, и общителен; приходил всегда с подарками… Но после третьего его визита Маргарита Петровна заявила:

– Знаешь, Настена, не нравится мне твой кавалер. Скользкий он какой-то, как лягушка. И глаза у него холодные…

Племянница звонко рассмеялась, чмокнула тетку в нос и умчалась на свидание.

Вскоре Настя переехала к своему Родиону, чем очень расстроила Маргариту Петровну. Она поплакала, как водится, некоторое время, но потом успокоилась и, в конце концов, смирилась. Настя же все реже и реже навещала тетушку. Маргарита Петровна, разумеется, огорчалась, но утешала себя простой житейской мудростью: «Значит, у них все хорошо».

…Аграфена Фроловна хлюпнула носом и утерла глаза уголком беленького платочка. Глаза у нее были удивительные. Обычно к старости они мутнеют, тускнеют и слезятся. У бабы Грани глаза были ясные, чистые, ярко-синие и поразительно живые.

– Примерно месяц назад, – еще раз шмыгнув носом, продолжала баба Граня, – Настена появилась у Маргоши. Я у нее была как раз – сериал мы вместе смотрели. Ты, кстати, деточка, не смотришь? По первому каналу идет. Ой, такие страсти, такие страсти!

Я точно знаю, что в жизни страсти бывают покруче, чем в сериалах. Впрочем, сказать по совести, я тоже иногда смотрю «бразильское мыло» и порой даже проливаю над ним слезы. Но сейчас была совсем не та ситуация, когда можно обсуждать хитросплетения сюжета. Поэтому я поспешила вернуть старушку к действительности: