Принцесса и чудовище - Афанасьев Роман Сергеевич

Весь вечер Демистона мучило неприятное подозрение. Могла ли Эветта Брок солгать? Быть может, эта приписка от руки всего лишь уловка, чтобы заполучить в гости несговорчивого капитана? Небольшой штрих, способный заинтриговать возможного поклонника. Да, такая игра вполне в духе обольстительницы с зелеными глазами. Возможно, она и в самом деле сообщит ему что-то. Какую-нибудь глупость, что известна любому лавочнику Рива, или вовсе фантазию, высосанную из пальца. Стоит ли идти туда, к ней? У него есть дело. Он не должен отвлекаться. Не должен рисковать попасться в сети зеленых глаз и превратиться в поглупевшего от страсти болвана. Нет. Сейчас ему нужен холодный ум и твердая рука, сейчас неподходящее время для увлечений. Но, с другой стороны…

С другой стороны, в особняке Эветты собиралась вся знать города. Самые завзятые сплетники, обожавшие перемывать косточки своим ближним. Здесь заключались союзы и рушились договоры. Здесь клялись в любви навек и обсуждали торговые планы. На этих приемах можно было услышать много интересного, а порой и опасного, если знать, кого слушать. И в самом центре всех этих разговоров — хозяйка особняка, Эветта Брок. Кому как не ей знать обо всем, что творится в ее обожаемом Риве, в этом кипящем клубке интриг, в городе, который для графини лишь огромная доска для игр. Эветта и в самом деле может знать нечто такое, чего капитан городской стражи не узнает никогда.

Демистон оттянул пальцем жесткий воротник и шумно сглотнул пересохшим горлом, не отводя взгляд от огней за узорчатой оградой. Может быть, стоит рискнуть? Когда это он боялся риска? Но эта женщина… Она способна свести с ума любого. Одно только воспоминание о взгляде ее зеленых глаз заставляло капитана вздрагивать. Он вспоминал о жарком солнце юга, о зеленых волнах моря и деревянных палубах, исходящих запахом смол, дегтя и свежей крови. Как же давно это было! Так давно, что он забыл, как все происходило на самом деле. И только этот взгляд напоминал ему о том, что когда-то он и не думал о возможности стать стражником. Даже капитаном стражи.

А он им стал. Грубым, простым, прямым и исполнительным. Превратился в механизм, действующий по чертежам — простым и предсказуемым. Он закостенел в свой роли примерного гражданина. Он умер для своего прошлого.

Осознание этой простой истины заставило Корда закрыть глаза. Он даже застонал от отчаянья. Когда это случилось? Когда пират и бунтарь, наемный убийца и отчаянный рубака превратился в примитивного служаку? Когда маска стала для него реальностью?

Несмотря на холодный вечер, Демистон вспотел. Жар бросился в лицо, заставив порозоветь выбритые до синевы щеки. Он не помнил, когда потерял себя прошлого. Не помнил, как решил изменить свою жизнь. Помнил только — почему. И что он для этого сделал. Но когда именно в нем что-то щелкнуло, намертво отсекая все прошлое, всю жизнь, что была до, — не вспоминалось. Маска приросла к лицу. И теперь Корд Демистон испытывал стыд — от того, что жил такой ограниченной жизнью, только одной ее гранью, сделав своей целью лишь стабильность. Возведя ее в ранг религии, он добился своего. Получил прощение, работу, будущее… Расплатившись за это прошлым. И став лишь обломком того человека, что когда-то смотрел на зеленые волны, мечтая о том, что однажды увидит весь мир. И всего лишь этот взгляд зеленых глаз пробудил его от странного сна, в котором он провел не один десяток лет. Но теперь жизнь возвращалась к нему — прямо тут, в темноте, на холодных камнях вечернего города.

Маска? Он носил сотню масок. Когда он выполнял заказы, то перевоплощался и в бродячих актеров, и в принцев, и в нищих. Он играл и наглых аристократов, и скромных слуг. Носил парики, пользовался гримом, одевался в женские платья. И каждый раз он верил в свою маску, верил искренне, до самого конца. И потому он был неповторим. Но однажды он поверил в маску слишком сильно. И прожил в ней много лет.

Не открывая глаз, Демистон усмехнулся. Неотесанный служака в кругу изнеженной аристократии и золотой молодежи? О, для этой маски подошли бы усы. Но ничего, можно будет импровизировать на ходу. Расследование? Стражник ловит наемного убийцу… Нет. Теперь это будет тонкая смертельная игра, где хищник ловит хищника. Прочь шаблоны. Он просто вышел на охоту, у него очередной заказ и не более того. И человек в черном плаще — не загадочный преступник, а такой же наемник, как и он. Нужно лишь представить, что он сам сделал бы на месте убийцы, и расставить ловушку. Женщина с зелеными глазами — опасная обольстительница? Нет. Это добыча для пирата. Подходящий приз с корабля, взятого на абордаж.

Кейор Черный рассмеялся в полный голос и открыл глаза. Разгладив несуществующий ус, он подмигнул разноцветным огонькам особняка Броков и шагнул на брусчатку мостовой. Дело за малым — пустить ко дну вражеский корабль. Пустяки.

Не впервой.

* * *

Конечно, они опоздали. Сигмон, успевший оседлать лошадей и успокоить хозяйку, ждал их во дворе, у самого крыльца. Когда распахнулась дверь, и на крыльце появилась Вэлланор, кутаясь в свою пушистую северную куртку, граф знал, что бежать уже поздно. И все же он, не церемонясь, подхватил северную принцессу, легко поднял и усадил в седло — как маленького ребенка. Вэлланор без лишних слов взялась за поводья. Сигмон чувствовал, что она встревожена, но настроена решительно. Он ощущал ее страх, но вместе с тем в этой девчонке прятался стальной стержень, не позволявший ей согнуться под грузом темной волны ужаса. Теперь он точно знал, что Вэлланор — не избалованная принцесса, какой он себе ее представлял. Кто знает, какой ее жизнь была раньше, что довелось пережить ей, выросшей в мрачных горах, у подножия каменного трона? Жизнь рядом с престолом вовсе не так сладка, как может показаться на первый взгляд, — в этом граф убедился лично. Зверь встрепенулся, почуяв эмоции хрупкой девушки, судорожно сжимавшей поводья. Перед глазами Сигмона поплыли зыбкие картины: темнота, кровь, холодные камни… Он отшатнулся, закрываясь от ее воспоминаний, и едва не вскрикнул от пронзительного чувства одиночества.

— Граф, — сдавленно выдохнул Борфейм, появляясь на крыльце, — надеюсь, вы понимаете, что ваше поведение сегодня вечером скажется на вашем будущем?

— Еще как понимаю, — буркнул в ответ Сигмон, отпуская поводья скакуна Борфейма. — И если мы сию секунду не покинем этот двор, то не просто пойму, но и почувствую.

Борфейм, кипя от сдерживаемого гнева, вскочил в седло и обернулся к племяннице:

— Какое счастье, что весь наш багаж мы оставили в экипаже, — раздраженно бросил он. — Ты готова?

Сигмон поднял голову и посмотрел на луну, затянутую темными рваными облаками. Ночь выдалась светлой, но сейчас луна словно нарочно пряталась в тени, укрывая беглецов. Впрочем, сегодня темнота им не друг.

— Едем, — резко бросил Ла Тойя, взлетая в седло захрипевшего Ворона. — Быстро!

Подгоняя лошадей, беглецы выбрались со двора таверны через ворота, заблаговременно открытые Сигмоном. Очутившись на пустой и темной дороге, Ла Тойя пропустил спутников вперед, а сам привычно занял место в арьергарде.

Луна, выглянувшая из-за туч, высветила призрачным светом тракт, уходящий в лес. Темные ряды деревьев, вплотную подходившие к тракту, казались монолитными скалами, исключавшими даже намек на бегство. Для беглецов был открыт только один путь — на запад, к столице, что уже так близко и одновременно так далеко.

Кони мчались по темной дороге, выбивая из подмороженной грязи звонкие ноты. И все же они двигались слишком медленно. Сигмон прекрасно понимал — они опоздали. От погони не уйти. Конечно, их лошади отдохнули и способны обогнать преследователей, скакавших от самого Тира. Если бы они бежали в полную силу, то, возможно, даже сейчас они смогли бы оторваться от погони. Но дело было вовсе не в отдыхе.

Вэлланор ехала слишком медленно. Сигмон прекрасно понимал, что дамское седло не приспособлено к скачке галопом. Быть может, если бы северянка села прямо, как настоящий всадник, то тогда… Нет. Все равно — так ездить ее никто не учил. На кривых горных дорогах и не развить такой скорости, как на равнине. Принцесса в любом случае будет отставать.