Прикамская попытка - 4 - Виктор Зайцев

- Не волнуйтесь, Минамото-сан, это увлечение свойственно молодости, - не удержался баронет от улыбки, вспомнив себя в пятнадцать лет, - у вас хорошая и умная молодёжь. Взгляните на ту кленовую рощу, помните, у Цураюки?

- Осенний вид не привлекает взора.

В горах сейчас не встретишь никого.

Цветы осыпались...

И только листья клёна -

Как ночью золотистая парча.

- У наших поэтов несколько иной взгляд на осень, - продолжал Иван, припоминая немногие русские стихи, запомнившиеся с детства. Ничего интересного в голову не приходило, какой-то перекос получается в сторону японской литературы.

- Позволю себе поблагодарить Вас за ценный совет, - после долгого молчания собрался с духом японец. - Ваши рекомендации будут переданы советникам сёгуна, прошу разрешения покинуть Ваше общество.

Быстров проводил взглядом быстро спустившихся к дороге японцев, сам направился вверх по склону, в сопровождении верного слуги. Этим вечером на душе было отчего-то тяжело, несмотря на любимую осень. Что-то очень важное и плохое произошло дома, парень это чувствовал и еле удержался от того, чтобы срочно радировать в Невмянск. Последние два года работы в Стране Восходящего Солнца, в разлуке с семьёй, отцом и мамой, здорово дисциплинировали бывшего студента, приучили думать и не спешить с решениями. Даже в спаррингах Иван перестал увлекаться азартной рубкой, предпочитая решать поединок точно выверенной связкой. Вот и теперь, он долго гулял по склону горы, любуясь красками японской осени, красно-жёлтой листвой деревьев, зеленью лугов и ярко-синим морем в бухте Нагасаки. Любовался красным закатом утопающего за горизонтом солнца, строил планы на будущее, пока не замёрз окончательно и поддался уговорам заботливого Прохора, заскучавшего по остаткам обеденного борща.

- Иван Андреевич, проснитесь, срочное сообщение из Невмянска! - Иван Быстров, помощник посла Беловодья в Японии, быстро уселся на кровати, уставившись на посольского радиста.

- Который час?

- Два часа ночи, Иван Андреевич, шифровка сверхсрочная, - оправдывался молоденький радист, месяц назад сменивший своего предшественника.

- Давай, где расписаться? - Быстров дождался, пока радист покинет комнату и сел за стол, включив настольную лампу. Взял с книжной полки Положение Беловодья и принялся за расшифровку, переводя группы цифр в текст. Закончив, долго сидел неподвижно, перечитывая сообщение, встал, бездумно принялся кружить по комнате. Заправил постель, оделся, сжёг шифровку, снова уселся за стол. За окном стучали ветки сакуры, монотонно завывал ветер, Иван вспоминал отца, сообщение о тяжёлом ранении которого только что получил. Сумбур в голове не давал сосредоточиться на чём-то одном, пришла на память последняя встреча с родителями перед отъездом в Японию, летом прошлого года. Радостная мама, обнимавшая сыновей, улыбающийся отец, несколько раз заводивший разговор о планах на будущее развитие баронства.

Да, не случайно барон Беловодья заставил своих детей дать клятву о дружбе и совместной работе на благо России и её граждан. Он что-то чувствовал и не хотел говорить, то, что Андрей Викторович предчувствует события, знали все близкие, дети великолепно помнили об этом. Не раз предсказания отца чудесным образом исполнялись тютелька в тютельку. Иван вспомнил тот случай, когда по требованию барона вся невмянская команда по лапте поехала в Китеж на поезде, отказавшись от уже готового самолёта, самого большого грузовоза, способного перевезти три тонны на расстояние в пятьсот вёрст. Покойный пилот Лёшка Рюмин тогда обиделся, загрузил салон сахаром и полетел один, намереваясь встретить футболистов лично, по прибытии поезда. Причину падения самолёта так и не выяснили, остатки двигателей и управления не имели предполётных повреждений.

- Да, надо сообщить послу, - Иван поднял трубку прямого телефона и подождал, пока её поднимет чрезвычайный и полномочный, - Фёдор Павлович, меня срочно вызывают в Невмянск, папа тяжело ранен.

- Отправляйся на моём катере, я сейчас дам команду, к рассвету будь у причала. О делах не беспокойся, справимся. Никому больше не говори об этом.

Спокойный голос посла вывел парня из шока, он постучал в стенку, вызывая слугу. Два часа ушли на тщательные сборы, лёгкий завтрак, две прощальные записки друзьям. На катер, стоявший под парами у посольского причала, загрузились ещё до восхода солнца, в утреннем сумраке. Полёты над чужой территорией, если страна не входит в военный союз с Беловодьем, были запрещены, потому работникам многочисленных иностранных миссий приходилось добираться домой морем, либо поездами, до ближайших взлётных площадок. Почти весь институтский выпуск 1797 года был направлен помощниками послов в разные страны. Иван Быстров считал, что ему повезло оказаться в Японии, как и его ближайшим друзьям - Сергею, Никанору и Матвею, получившими распределение в Камбоджу, Китай и Аннам, страны не только близкие, сколько цивилизованные и интересные. Там есть, чему и где учиться, да и уважали там беловодцев. По-русски понимали многие торговцы, а высшее общество и заводчики считали своим долгом выучить детей русскому языку уже лет десять, как минимум. Несмотря на обязательное изучение корейского и японского языков, возможность произнести пару фраз по-русски в чужой стране и быть понятым, всегда приятна сама по себе.

Другим однокурсникам, получившим распределение в Европу, радоваться не приходилось. Страны не просто далёкие, Петербург немногим ближе, но, Россия - другое дело, люди свои. В Европе же грязь, постоянные войны и революции, обман и низкий уровень развития техники. Никакого электричества, никаких удобств, живут, как в пещерах, при свечах, руки моют реже папуасов, дикие люди, одним словом. Правда, так называть европейцев, в институте не разрешали, справедливо указывая на развитое искусство, неплохую промышленность, и попытки тамошних философов познать самостоятельно законы развития общества и диалектику. Ту самую диалектику, которую вместе с обзором философских течений и политэкономией, изучали два года в институте, ох, и нудный предмет. Зато даёт основу для анализа развития экономики и общества, открывает глаза на нелепость многих утверждений европейских политиков и учёных, помогает ориентироваться в причинах самых, на первый взгляд, странных действиях разных правителей.

Примерно, как курс православия показывает дикость и бесчеловечность протестантства, признавшего индейцев Северной Америки не имеющими души, и ничем не обоснованную наглость католиков, считавших папу римского изначально безгрешным. После таких ярких примеров, Европа многими воспринималась почти ссылкой на три года работы по распределению. Единственной отдушиной становилась работа - находить среди европейцев толковых и порядочных мастеров и учёных, приглашать их в Беловодье, давать направление на учёбу в Невмянском институте грамотным и любознательным юношам, при необходимости помогать материально. Вычислять интриги разных группировок при королевских дворах, стараясь повернуть их в пользу своему баронству. Впрочем, интриг хватало и в Азии. Чего только стоят малоуспешные попытки беловодцев остановить междоусобицу в Индии, охватившую весь полуостров после окончательного изгнания англичан и голландцев.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});