Испорченная корона - Робин Д. Мейл

и сладковатый, определенно мужской запах. Я заерзала, и спину пронзила пульсирующая боль.

Неожиданно я все вспомнила. Сокэр. Порка. Кто-то вливал мне в горло пузырек с жидкостью, горькой и пахнущей травами. Я приходила в себя и снова теряла сознание с каждой новой волной ослепляющей и обжигающей боли, пока мне промывали раны. Потом, наконец, воцарилась пустота.

Однако все это не давало ответов на вопрос, где я. Заставив себя открыть воспаленные глаза, я увидела серебристые отблески лунного света на незнакомых, обшитых темным деревом стенах.

Мяу. Я заметила проскочивший мимо рыжий пушистый силуэт.

– Цыц, Котка! – Такого усталого голоса у Эвандера я еще не слышала.

Я наклонила голову и увидела говорившего за широким черным столом, на котором тускло светила лампа. Он провел рукой по лбу. Я попыталась раздуть искорки злости, тлевшей где-то в глубине души, но, похоже, после порки во мне ее совершенно не осталось. А, может, злиться на того, кто выглядел столь же опустошенным, как я себя чувствовала, было просто невозможно?

Я не могла упустить редкую возможность понаблюдать за ним не под его испытующим взглядом. Отметила усталую линию плеч и то, что высокомерие, казалось, слетело с него, когда вокруг никого не было. Даже волосы топорщились, как будто он слишком часто теребил их руками.

Эвандер замер и выпрямился в кресле.

– Глазеть невежливо, леммикки.

Вот испытующий взгляд и вернулся. В моем затуманенном мозгу вертелось так много вопросов, но я высказалась почему-то по самому незначительному.

– У вас есть кот, – любезно заметила я. Мой голос прозвучал хрипло и скрипуче, горло до сих пор саднило от крика.

– В чертоге есть кот, – поправил он.

Я вытянула шею, насколько это было возможно из положения на животе, и с шипением выдохнула, когда меня захлестнула боль. Но это было не зря, потому что мой взгляд упал на небольшую подстилку и глиняную миску на полу.

– Значит, миска с водой для вас.

– Вам не стоит тратить силы на разговоры, – сухо отозвался Эвандер.

Но я не хотела думать о своих силах или об их отсутствии. Интересующий меня кот запрыгнул на кровать, как будто был тут хозяином, и с подозрением заглянул мне в глаза.

– Ой, смотрите! Не ваш кот, похоже, чувствует себя как дома на вашей постели. – Я пыталась говорить беспечным тоном, но выдавила последние слова сквозь зубы, когда поясницу скрутило спазмом. – К слову, почему я в вашей кровати?

Во всяком случае я предполагала, что это его комната. Она была похожа на его жилище. Моя догадка подтвердилась, когда он не стал возражать.

– Приходится держать вас при себе, раз вы потенциальная беглянка. – В его словах было что-то фальшивое, как будто он и сам не верил в то, что говорил.

– Правильно. А не то я в любой момент пущусь в бега. – Шутка не удалась, голос у меня сорвался на последнем слове, потому что я не знала, смогу ли хотя бы перевернуться, не говоря уже про бег.

Я оказалась совершенно беззащитной на вражеской территории. Несмотря на то, что Эвандер уже видел меня на самом дне уныния, я все-таки надеялась, что он спишет это на мое измученное горло.

Повисло достаточно долгое молчание, и я задумалась, зачем вообще взялась возражать. По правде говоря, я не была уверена, что смогу оставаться одна в своей комнате в таком состоянии.

Когда накатила новая волна боли, я глубоко вдохнула и зарылась лицом в подушки.

В тишине раздался скрип ножек стула по полу, а затем послышались приближающиеся шаги.

– Такие раны… следы от плети… редко бывают серьезными, хоть и очень болезненны. – Откуда ему знать? – Уверен, вы и оглянуться не успеете, как снова будете лазить по балконам.

Я повернула голову в его сторону. Он взял с тумбочки пузырек и, вынув пробку, вложил его мне в руку.

– От боли.

– Что с Юрием? – спросила я, неловко поднесла пузырек к краешку рта и сморщившись проглотила содержимое. Оно было почти таким же невкусным, как тоники тети Клары, но гораздо противнее. – Его?..

– С ним все в порядке, – ответил Эвандер. – Он-то меня и позвал.

И тогда Эвандер пришел за мной. Почему?

У меня не было сил спрашивать, пытаясь разобраться в полуправде, которую он мне скажет.

Эвандер забрал пустой пузырек из моих стремительно немеющих пальцев и, поставив его на стол, направился к своему креслу.

– Вы будете спать здесь? – спросила я.

– У меня есть дела, – тихо отозвался он.

Я еще раз судорожно вдохнула, уговаривая себя, что это от боли, а не от слепой паники, охватившей меня при мысли, что я останусь в комнате одна. Эвандер присмотрелся к выражению моего лица, которое я была не в силах скрыть, и махнул рукой в сторону стола.

– Поэтому я всю ночь буду работать здесь. – Он вернулся к бумагам.

– О! – Я попыталась кивнуть, но вслед за этим движением спину пронзила невыносимая боль.

После этого никто из нас не разговаривал. Я лишь слушала непрерывное царапанье его пера и ждала, когда лекарство затянет меня в сон.

* * *

Мне снилась темнота и боль, снилось, как меня засасывает в безграничный темный туннель, а Эйва гонится за мной с хлыстом. Как родственники рыдают в королевском мавзолее. Как небо темнеет, а буря заглушает крики сестры. Эти картины бесконечно, раз за разом повторялись по кругу, пока тихий голос не вытащил меня из этой пучины.

– Леммикки, проснитесь. Это просто сон. – Теплая рука сомкнулась вокруг моего запястья, и я резко очнулась.

Стук сердца отдавался у меня в ушах, и мне никак не удавалось вдохнуть достаточное количество воздуха.

– Дышите, леммикки.

Я пыталась слушаться, но мне было холодно. Я дрожала так сильно, что стучали зубы. Этот звук неестественно отдавался у меня в голове. Рука отпустила мое запястье и прижалась сначала ко лбу, а потом к шее. Я прильнула к прохладной ладони, но она исчезла.

– Дзярмо! Тарас! Лекаря! – В голосе слышалась паника, но это не могло быть правдой. Эвандер никогда не терял спокойствия.

Меня сотрясла очередная волна дрожи, отчего спину пронзила жгучая боль. Я попыталась закричать, но горло так саднило, что вместо крика послышалось какое-то хныканье.

Темнота приходила урывками, голоса то появлялись, то исчезали, и все казалось не вполне реальным.

Я слышала, как мама поет тихую песню на лиричном языке, на котором она редко говорила. Слышала густой отцовский выговор:

– Отдыхай, лапушка. Твои беды за ночь никуда не убегут.

Тео решительно уверял, что будет за меня бороться.

Бороться.

– Надо бороться, леммикки. Вы справитесь. –