Свет в ладонях - Юлия Остапенко

Причиной затора стал люксовоз, намертво вставший как раз на переезде, пересекавшем крупнейший в округе тракт. Следом за люксовозом встали дилижансы, повозки, немногочисленные всадники и даже единственный люксомобиль – новомодное роскошество, которое себе могли позволить лишь крупнейшие фабриканты и какое даже в столице редко можно было встретить. Люксомобиль походил на кэб, только в него не впрягались лошади; на переднем его сиденье высился штурвал, подобный корабельному, и, управляя этим штурвалом, правящий люксомобилем приводил в действие двигатель, заправленный целой унцией чистого люксия; как следствие, люксомобиль ехал. Поскольку вмещалось в него, помимо правящего, не более двух человек, игрушка эта была запредельно дорогой, оттого все участники затора развлекались, пялясь на роскошную машину, покрытую чёрным лаком и позолотой. Клайв же, рассерженный задержкой, думал только о том, какого чёрта фабриканты вбухивают в этот гребаный люксий такие деньги, если потом поезд, движимый люксовозом, ни с того ни с сего намертво встаёт посреди путей.

Если бы Клайв и Джонатан обсудили это между собой или с другими людьми из тех, кто горазд почесать языком за кружечкой пива, они бы выяснили, что такие досадности происходили повсюду и практически ежедневно. Просто они казались слишком малозначительны, да и к тому же все машины на свете, от люксовоза до утюга, объединяет одно: рано или поздно они ломаются. Тот факт, однако, что старые, давно уже немодные механические часы ломались ныне значительно реже, чем фешенебельные часы на люксии – факт этот был из разряда погромов, стачек и заседаний сомнительных обществ, которые кажутся случайными и безопасными до тех пор, пока всерьёз не бабахнет.

Тут есть, надо сказать, одно смягчающее обстоятельство. Большинству людей в то время было не до поломок люксиевых машин, потому что главной темой, обсуждавшейся во всех кухнях и тавернах, были слухи о волнениях в Саллании. Газеты молчали о них, никаких официальных сведений не распространялось, но люди – и откуда только они всё всегда знают прежде газет? – упорно говорили, что в столице беда, что старый король Альфред мёртв, что Малый Совет скрывает это и готовит государственный переворот. Ходили также слухи о том, что Миной стягивает к шармийской границе пугающих размеров армию, и одни говорили, что Шарми на сей раз нечего противопоставить буйному соседу, а другие, напротив, уверяли, что у «трёх братьев» давно готов план на подобный случай и что в грядущей войне они явят на свет тайное и могущественное оружие, построенное на люксиевой основе. В ответ на требование улик говорящие начинали махать руками и делать страшные глаза, клясться здоровьем матушки и Сорок девятым годом, иными словами, доказать ничего не могли, но что-то такое витало в воздухе, и это никому не нравилось. Словом, обстановка была тревожной, хотя пока ещё весьма далёкой от паники, так что встававшие поезда или ломающиеся лампы на общем фоне выеденного яйца не стоили.

И вот в такое-то неспокойное время Клайв, Джонатан, Эстер и Женевьев оказались в Клюнкатэ, где и стали свидетелями сперва триумфального, а затем ужасающего и хаотичного шествия люксиевых големов. И никто – или почти никто – не подумал соотнести внезапную массовую поломку с другими поломками, столь же массовыми и столь же внезапными, случавшимися по всей стране. И никто – или почти никто – не подумал, чем грозит грядущая война с Миноем, если Малый Совет и вправду свергнет короля и, забрав власть в свои руки, сделает ставку на люксиевое оружие, способное – чем чёрт не шутит? – взорваться прямо в руках у того, кто рискнёт им воспользоваться.

Очень мало кто думал в тот день о подобных вещах. Народ куда больше заботило сорванное шествие, поломанные ноги, потерянные шляпки и возможное падение, вследствие скандального парада, акций Клюнкатэнской мануфактуры. Джонатана, жавшегося к стене, заботило, как вывести своих подопечных из этого хаоса невредимыми, а Клайва, глядящего на них со своего насеста на фонаре, заботило, как бы они опять не удрали и не рассеялись в толпе. Так уж устроен мир – у каждого из нас свои заботы, и ох как редко мы задумываемся о том, что каждая потерянная шляпка и каждый некстати погасший фонарь может быть частью чего-то большего, чего-то поистине огромного, во что нас уже втянуло и в чём нас уже завертело, даром что мы имеем о том представления не больше, чем песчинка, схваченная и увлечённая ураганом.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ,

в которой происходит новая встреча старых друзей, далеко не столь тёплая, как хотелось бы

Клайву на фонаре было, надо сказать, весьма удобно и в некотором смысле уютно, словно моряку, забравшемуся на верхушку мачты во время кровопролитного абордажа. Визг, вопли и отборная брань, несшиеся снизу, едва ли его волновали; он мудро ждал, пока толпа схлынет, чтобы затем безопасно спуститься, не рискуя головой. У Джонатана была куда менее выгодная позиция, осложнённая к тому же необходимостью прикрывать двух женщин. Ниша в стене была не столь надёжным укрытием, сколь фонарь Клайва, и Клайв в тревоге озирал толпу, измышляя способ добраться до злополучной троицы и хоть как-то им помочь. Размышлял он слишком долго – целых десять секунд, и три из этих десяти оказались поистине роковыми для одной из подопечных Джонатана. Она была, впрочем, сама виновата – ей почудилось, будто толпа редеет и напор человеческого потока спадает, оттого она весьма резво шевельнулась под вытянутой рукой, вжимающей её в стену, подалась вперёд… В тот же миг новый напор толпы снёс её, как набегающая волна сносит с берега мелкую водоросль, безнадёжно цепляющуюся за камень. Крик неразумной женщины потонул в общем гуле, так же, как и крик Джонатана, столь же неразумно рванувшегося за ней.

У Клайва не было возможности следить одновременно за ними обоими, поэтому в следующий же миг он потерял своего друга из виду. Резко накренившись вперёд и вниз, покрепче обвив скользящими сапогами фонарный столб и упершись животом в перекладину, на которой болтался люксиевый рожок, Клайв выбросил вперёд обе руки и заорал во всю мощь своих лёгких:

– Женевьев!

Ему повезло – вернее, повезло ей, а может, как раз вовсе и не повезло, как знать? – толпа несла её как раз мимо заветного фонаря. Вряд ли она узнала голос, но в подобных обстоятельствах собственное имя, произнесённое достаточно звучно, мгновенно привлекает внимание, даже если мало надежды, что зовут именно нас. Женевьев вскинула голову, и на миг перед Клайвом мелькнуло её лицо: маленькое, с нереально огромными распахнутыми глазами. Стоя у стены, она была в кружевной косынке поверх волос, собранных в строгий пучок; теперь не было ни косынки, ни пучка, русые пряди торчали во все стороны, цепляясь за чужие пряжки, застёжки и ожерелья.

– Руки! – рявкнул Клайв, нагибаясь ещё ниже, так, что перекладина безжалостно впилась ему в живот, но он едва обратил на это внимание, потому что из волнующегося и гомонящего людского моря прямо перед ним взметнулись две слабые белые птички. Клайв сграбастал их за тонкие шейки и потянул вверх. Это далось ему легче, чем он ожидал – принцесса была крошкой и почти ничего не весила. Только на миг Клайв ощутил некоторое сопротивление, которое тут же преодолел, что сопроводилось болезненным вскриком принцессы – похоже, кто-то уносил на пряжке солидный клок её королевской шевелюры. Клайв перехватил свою добычу одной рукой за пояс и подтянул, усаживая на перекладину. Тощая королевская попка в жёсткой коленкоровой юбке упёрлась Клайву в грудь.

– Сидите тихо, – посоветовал он вздрагивающей перед его лицом худосочной спинке. – Сейчас схлынет.

Лица принцессы он видеть не мог, потому не поручился бы, что спасённая не вздумает кувыркнуться с перекладины в обморок прямиком в разверстую пасть многоголового чудовища, от которого он только что её избавил. Поэтому Клайв на всякий случай крепче обхватил её за талию, заодно понадёжнее перехватывая столб фонаря и упрочивая собственное положение. Вот теперь стало совсем уютно.

«Второй раз доводится спасать вашу нежную шейку», – подумалось ему, и от этой мысли улучшившееся было настроение вновь безнадёжно испортилось. Что ж, вот то, к чему он так упрямо стремился все последние недели – её высочество наследная принцесса-узурпаторша в буквальном смысле у него в руках и в полной его власти. Однако обстоятельства покамест не позволяли насладиться триумфом и пожать его плоды. Ну ничего, Клайв согласен был ещё немножечко подождать.

Пока он ждал, внизу и впрямь стало утихать, а судорожно вздымающаяся под его рукой девичья плоть успокоилась. Принцесса дышала уже не столь судорожно и, кажется, вполне способна была сидеть на перекладине без посторонней помощи – судя по тому, как цепко её маленькие ручки стискивали перекладину по бокам от встопорщенной юбки. Клайв подумал, не отпустить ли её, но тут же отмёл эту недостойную мысль. В самом деле, как можно разжать руку, гарантирующую безопасность даме? Никак и ни за что нельзя. От этой мысли он опять развеселился, и в этот миг принцесса глухо сказала: