Гинекологическая проза - Анна Бялко

Снова коридор, лифт, темные проходы и уже знакомый приемный покой. Там сидела другая акушерка, тоже пожилая и с виду ничуть не добрее вчерашней.

Марина передала ей Машу с указаниями, что нужно делать, и убежала. Тетка проворчала что-то на тему, что у нее и без того полно работы, но стала наполнять водой здоровую кружку.

– Иди, ложись вон, – указала она на узкую коечку, накрытую клеенкой, над которой высился штатив. – Бери наконечник, засовывай в себя как можно глубже.

Маша покорилась. Когда она справилась с задачей, тетка установила кружку в штатив, что-то подсоединила и открыла краник.

Маша взвыла. Любой взвоет, если в него зальют литра два холодной воды, а Маше и до того было не по себе. Выдрав из себя наконечник, она бегом – как только позволяло пузо – кинулась в закуток, где стоял унитаз, мечтая только об одном – как бы не родить прямо на месте.

Тетка проводила ее мрачным взглядом и пошла заниматься другими жертвами – в приемном, ожидая своей очереди, сидели, держась за живот и постанывая, еще две совсем молодые женщины.

– Нечего стонать, – прикрикнула на них тетка. – Первородки. Терпите, вам не скоро еще. – Она не спеша заполняла медкарты.

Маша выползла из туалета, пытаясь держаться за все участки тела сразу, и рухнула на стул.

– Ну, все? – мрачно спросила ее акушерка. Маша кивнула. – Подождешь немного, я счас вот еще девочек оформлю, всех вместе вас отведу.

Это был не вопрос, а приказ. Маша снова кивнула, ей казалось, если она раскроет рот, то тутже и родит. Она несколько раз глубоко вдохнула, осторожно пошевелилась – нет, вроде отпускает…

– Кстати, – вдруг вспомнила она, – раз я все равно тут сижу, дайте мне, пожалуйста, другой халат, этот жутко рваный.

– Можно подумать, – фыркнула тетка, – другой лучше будет. Мне не жалко, я дам.

Она кинула Маше другой комплект, который и вправду был ничуть не лучше. Но все-таки дырки там были в других местах, и Маше удалось наконец придать себе почти приличный вид – по крайней мере, сквозных дыр не зияло.

Ждать было еще довольно долго – тетка с оформлением не торопилась. Маша рассматривала новеньких, чувствуя себя по сравнению с ними бывалым аборигеном. Одна девочка была очень красивой, совсем молоденькая, с длинной черной косой. Она громко стонала, закусив губу, и с трудом отвечала на теткины вопросы, вызывая у той законное раздражение. Другая, сжавшись в комочек, испуганно смотрела на происходящее и явно старалась сдерживаться от стонов.

Маше захотелось хоть как-то их поддержать – ведь они-то тут первый раз, постоять за себя толком не могут, ничего не знают, и больно, и страшно… Она подошла поближе и тихонько заговорила с той, которая молчала – что, да давно ли схватки, да сильно ли болит – обычный бабский разговор, но, честное слово, от этого, бывает, становится легче.

Тетка мрачно покосилась на Машу, но промолчала. Закончив опрашивать красотку, она поманила к себе тихую девочку и повела ее сдавать кровь и делать прочие процедуры.

Стоны оставшейся девушки перешли в тихое подвывание. Она согнулась пополам, держась за живот, коса моталась по полу. Маша подсела к ней, стала что-то говорить, просто чтобы та отвлеклась. Девушка смотрела на нее полубезумными глазами, как загнанный дикий зверь.

– Ну подожди, – говорила Маша. – Ты не стони, ты дыши глубже. И считай: раз, два, три, а на четыре – вдох.

– Я не могу, – выдохнула та. – Раз, два, три, – ооо! Не могу! Сейчас умру!

– Не умрешь! – это вернулась акушерка. – Пошли кровь сдавать!

Она увела девушку с косой. Из-за перегородки раздались уже не стоны, а просто-таки вопли и акушеркина брань. Маше захотелось уйти, потому что слушать все это было достаточно тошно. У акушерки в приемном, конечно, работа собачья, не позавидуешь, но трудно было отделаться от мысли, что в ее поведении – да что в ее, все они совершенно одинаковы, как с одной пластинки, – есть еще что-то специально злобное. Словно чем-то виноваты перед ними приходящие рожать женщины.

В приемную зашла медсестра Марина – Татьяна Ивановна беспокоилась, куда запропала ее подопечная. Маша обрадовалась – в родилке было, пожалуй, спокойней.

Новое Машино место было уже в дальнем конце родильного отделения. Проходя по коридору, Маша остановилась было около отгороженного прозрачной стенкой родильного зала – там на кресле кто-то рожал, суетились врачи, очень хотелось посмотреть, но Марина быстренько увела ее. В предродовой палате, мало отличавшейся от закутка, где Маша провела ночь, – разве что места побольше, кровати повыше и их всего три, Марина помогла Маше забраться на ближнюю к двери койку, подоткнула ей под спину подушку, прикатила откуда-то капельницу на штативе и ловко ввела Маше иголку в вену возле локтя. Закрепила пластырем, открыла вентиль капельницы, велела лежать спокойно и убежала. Через несколько минут вернулась, катя на тележке уже знакомый Маше прибор для мониторинга, облепила датчиками живот, накрыла сверху одеялом и исчезла окончательно.

То ли раньше за суетой Маша этого не замечала, то ли это началось только что, под действием капельницы, но вдруг она почувствовала, как по ней прокатилась волна – не боли даже, а какого-то внутреннего мышечного напряжения, начавшаяся в области поясницы и разошедшаяся по всему телу вверх и вниз, от макушки до пяток.

«Схватки, – сообразила Маша, сразу вспомнив ощущения первых родов. – Ну слава Богу, началось, теперь уже недолго, только потерпеть осталось». В первый раз Маша рожала часов шесть, а второй раз, говорят, еще быстрее. Главное, наконец наступила ясность, потому что все время в роддоме Машу слегка, где-то в подсознании, мучили некая неопределенность ее положения и сомнения в том, на самом ли деле ей надо здесь находиться.

Схватка повторилась, даже сильнее, чем первая. Прижав к животу руку, Маша подумала, не начать ли уже кричать, но тут схватка отпустила, и Маша отложила свое намерение. С криками тоже все не так просто, тут есть важный психологический момент – те, кто кричат много и громко, естественным образом раздражают врачей, но про тех, кто совсем молчит, они могут в суете позабыть. Кричать надо начинать не тогда, когда уже совсем невмоготу, а немного заранее, чтобы успели помочь. С другой стороны, над тобой не будут стоять неотлучно все время, поэтому если начнешь орать сильно заранее, в самую трудную минуту лимит помощи будет исчерпан. Помочь, правда, особенно нечем – никаких сильных обезболивающих при родах все равно не дадут, но даже простое стороннее участие, просто чтобы кто-то подошел и подержал за руку – в такой ситуации очень помогает. Маша запоздало пожалела, что уехала из-за границы – непонятно, хорошо ли там рожать, но мужу точно разрешают участвовать в процессе, можно вцепляться в него и кричать – пусть сочувствует. Кроме того, рассказывали, что там делают эпидураль – один укол и полное обезболивание. Ход рассуждений был прерван новой схваткой, а когда она кончилась, Маша решила больше не ждать и в следующий раз заорать обязательно.

Тут же она вспомнила, как во время первых родов лежала вот также в предродилке и думала, надо ли уже начинать орать или можно еще потерпеть – дальше будет хуже. Лежащая рядом с ней женщина мучилась схватками вторые сутки, уже даже кричать не могла – только глухо стонала и была почти без сознания. Маша все думала: «Вот будет мне так же худо – буду кричать», но так и не успела – пришла акушерка и сказала, что Маше пора рожать.

«Все, сейчас заору, – сказала себе Маша, – а то опять рожу и даже наораться не успею». Схватка, как назло, не наступала, а когда наконец подошла и Маша изготовилась, в палату в сопровождении Веры Федоровны вошла уже знакомая Маше девочка снизу – та, красивая, с черной косой. Девушка шла, согнувшись вдвое и не переставая рыдать в голос. Вера Федоровна быстро и ловко уложила ее на соседнюю с Машей кровать, прикрыла одеялом и подошла к Маше.

– Видишь, соседку тебе привела – веселее будет. Как сама-то?

– Оо-у-оо, – запоздало взвыла Маша вслед уходящей схватке. – У меня, Вера Федоровна, схватки вовсю. Больно!

– Ну и замечательно. Сейчас поглядим, – весело согласилась акушерка, подняла с Маши одеяло и осторожно осмотрела ее. – Да у тебя уж на два пальца раскрытие, еще пару часиков – и рожать пойдем. Молодец!

Словно в подтверждение ее слов тут же началась новая схватка, очень болезненная, и Маша застонала уже непритворно.

– Вера Федоровна, не уходите, побудьте со мной!

– Ну, деточка, ты ж не одна у меня. Вон Сюзанка, – она кивнула в сторону Машиной соседки, – вот-вот рожать начнет. Я приду, когда надо будет, ты не волнуйся.

Схватки следовали уже одна за другой, Маша еле дух успевала переводить. Соседку по указанию Веры Федоровны куда-то увели, но Маша почти не заметила этого.