Наследие - Кристи Доэрти

— Не может быть, чтобы только одна, — будто в трансе продолжала бормотать себе под нос Зои. — Не может этого быть… не может быть…

Элли, не имевшая ни малейшего представления, что все это значит, на всякий случай тоже стала вертеть головой и высматривать хоть какую‑нибудь птичку.

— Вон там, — наконец сказала она, ткнув пальцем в раскидистый конский каштан, находившийся от них на значительном удалении. На дереве на одной из верхних ветвей действительно сидела птица. Элли не видела, какая именно, но надеялась, что обуреваемая некоей навязчивой идеей Зои примет ее за сороку. — Это ведь сорока, не так ли?

Исполненная сомнений Зои приподнялась на цыпочках, чтобы лучше видеть птичку, после чего издала пронзительный радостный вопль и даже захлопала в ладоши.

— Да, да, это вторая. А две — значит жди счастья!

Сорока, сидевшая у них над головой, испугалась пронзительного крика и улетела.

Зои же, ни слова не говоря, повернулась и побежала к тому месту, где они с Элли играли в «облака», а добежав до него, снова улеглась на землю и как ни в чем не бывало уставилась в небо.

Минутой позже к месту засидки подтянулась Элли, плюхнулась рядом с Зои на траву и, сосредоточенно сведя на переносице брови, некоторое время обдумывала сложившуюся ситуацию. Потом осторожно произнесла:

— Значит, сороки? Это ты из‑за них так встревожилась?

Зои, не поворачивая головы и продолжая всматриваться в небо, сказала:

— Сороки в одиночку не летают, Элли. Они всегда держатся парами. Надо только суметь найти вторую…

— А разволновалась так почему? Поверье, что ли, какое есть? Или из‑за детского стишка? Помнится, когда я была маленькая, тоже нечто подобное слышала.

Зои согласно кивнула.

И тут Элли вспомнила этот стишок. Мать иногда нараспев читала его, когда они шли гулять и мимо пролетала сорока.

«Одна — жди печали, две — жди радости, три — жди девочку, четыре — жди мальчика».

Элли отлично знала, что некоторые люди испытывали суеверные чувства по отношению к птицам, считали их предвестниками печали или, хуже того, глашатаями беды. Но подобной острой реакции на птиц, как у Зои, ей еще видеть не приходилось. Обдумывая все это, Элли бросила рассеянный взгляд на импровизированное футбольное поле, где должен был играть в футбол парень, за которым им поручили следить, и к огромному своему ужасу обнаружила, что он исчез вместе со всеми футболистами, а поле опустело.

— Вот дьявольщина! Зои, похоже, мы потеряли нашего милягу Филиппа…

Но, по большому счету, все это уже не имело никакого значения, и Элли нисколько не расстроилась, когда ей снизили балл за урок, и храбро выдержала разочарованный взгляд Джерри. Поскольку отныне ее жизнь совершенно переменилась.

Ибо Зои, начиная с этого дня, приняла ее, что называется, со всеми потрохами.

* * *

Непривычно теплые для октября дни скоро кончились, и когда Элли спускалась с Картером в подвал, рассказывая о происшествии, имевшем место третьего дня, по оконным стеклам барабанили крупные дождевые капли. Впрочем, в тот вечер, о котором она повествовала, тоже стояла плохая погода и шел проливной дождь. Поэтому вместо пробежки по лесу им дали задание совсем другого плана. Когда ученики вошли в тренировочную комнату номер один, на белой школьной доске аккуратным почерком Элоизы был написан поразивший их воображение текст следующего содержания:

«Потерявший управление поезд, набитый пассажирами, каждую минуту может разбиться. Впрочем, поезд и пассажиров можно спасти, переведя стрелку. Однако если вы это сделаете, погибнет невинный человек, не имеющий к этой ситуации никакого отношения. Вопрос: вправе ли мы пожертвовать одной жизнью, чтобы спасти жизни многих?»

Когда они ознакомились с этим текстом, им сообщили, что подобная проблема может в один прекрасный день возникнуть и перед ними, и им придется так или иначе ее разрешить. Сказали также, что ответ на вопрос, связанный с этой проблемой, не может быть правильным или неправильным. Но каждому придется на него ответить.

Выслушав препа, Элли чуть с ума не сошла от злости.

— Ты представляешь, как это ужасно? Разве можно задавать подобные вопросы? — с негодованием в голосе говорила она теперь, когда они с Картером шли по освещенному флуоресцентными лампами коридору подвального этажа, в атмосфере которого отзывались холод и влага. — И потом: почему учителя, требуя от нас принятия решения, не объяснили, что в данном случае хорошо и плохо. — Она с силой врезала кулаком по бетонной стене. — Я должна знать это, прежде чем принять решение!

— Ты скоро привыкнешь к таким заданиям, — сказал Картер. — В Ночной школе их задают довольно часто.

— Но чему препы хотят нас научить? — спросила Элли. — Тому, как стать дурными людьми?

— Возможно.

Элли, наблюдавшая краем глаза за своим бой‑френдом, заметила, как затуманилось у него лицо и, хотя ничего ему не сказала, порадовалась втайне тому, что далеко не все в Ночной школе вызывает у него одобрение. Похоже, он, как и она, тоже способен сомневаться и задаваться вопросами, вроде: а правильно ли это с чисто человеческой точки зрения? Морально ли?

— Коли так, ничего у них не получится. Мы слишком хороши для них, и им не удастся нас испортить. — Элли толчком открыла дверь в тренировочную «комнату номер один». — Они еще узнают… — Но, заглянув в помещение, потеряла нить рассуждения. Синие маты исчезли, а в противоположном от двери конце комнаты помещался стол, перед которым стояли рядами металлические складные стулья.

— Вот дьявольщина? — пробормотал Картер, поворачиваясь к Элли.

Обменявшись озадаченными взглядами, они вошли в помещение и опустились на свободные стулья.

— Что происходит? — прошептала Элли, но Картер лишь покачал головой. Он тоже ничего об этом не знал. От волнения и неопределенности на руках у Элли выступили мурашки. После того как вынесли маты, комната, по ее мнению, стала походить на молельный зал церковного приюта перед началом проповеди. Во всяком случае, члены учебной группы восседали на своих складных насестах в состоянии близком к священному трепету. У Элли сложилось впечатление, что никто из ребят не в курсе, зачем и с какой целью устроено это мероприятие, но все догадываются, что оно не сулит ничего хорошего. Поэтому, когда через десять минут двери распахнулись, воздух в помещении едва не искрил от скопившегося напряжения.

Руководство Ночной школы вошло в «комнату номер один» единой сплоченной когортой, как если бы намеревалось с ходу вступить в бой. Элоиза, Изабелла, Желязны, Джерри и Радж, все как один одетые в черное, проследовали к стоявшему у дальней стены председательскому столу и, заняв свои места, некоторое время молча исследовали бесстрастными взглядами находившуюся перед ними аудиторию.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});