И тогда случится чудо - Мира Моисеева

Вы знаете, в этот момент я взглянул на календарь и увидел число – было 20 июля, и это был МОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ. Мало того, мне исполнялось 50, как говорится, «полтинник». Вечером собиралось торжество на работе…

Я потом много раз возвращался к этому эпизоду, очень он меня «ударил». Было по-настоящему больно. И я спрашивал себя, отчего больно? Как могло случиться, что я 25 лет прожил с чужим человеком? Ведь он, как мне показалось, даже не очень-то удивился, когда услышал мой ответ, и уж, конечно, не смутился. Просто глупо хмыкнул, бросил дежурное «поздравляю» и повесил трубку.

Ему, моему гостю, было действительно больно до сих пор, я это видела и по согбенной спине, которая ещё более поникла, и по потухшему, слезящемуся взгляду, полному тоски и одиночества. Боже мой, подумала я, выпала же мне тяжкая доля – помочь этому человеку разобрать его семидесятиэтажный подвал и показать ему путь «эвакуации» из-под обломков!

...

Но я ведь знаю, что «Бог не по силам испытания не даёт», поэтому, раз так случилось, что мы как то пересеклись, значит, как говорил Л.Н.Толстой, надо «делать что должно, а там будь что будет».

Понимаете, удалить нарыв, не сделав человеку больно, нельзя. Вот так и мне было не избежать больных и неприятных вопросов. И начала я, естественно с вышеизложенного «горячего» момента.

Борис Семёнович назвал своего сына «чужим человеком». И, правда, чужие люди не знают подробностей твоей жизни, твоих печалей и радостей. Но ведь ребёнок не приходит в семью «чужим»!

Нас мотает от края до края,

По краям расположены двери…

На последней написано: «Знаю»,

А на первой написано: «Верю».

Андрей Макаревич , «Знаю и Верю»)

Понимаете, это на двери старика написано « знаю », потому, что он не просто уверен, что всё знает и его ничем не удивить, но старику кажется, что он хорошо знает КАК НАДО!

А ребёнок приходит в этот мир с ВЕРОЙ. С верой в добро, в справедливость, с верой всем и каждому! Поэтому на его «двери» и написано « верю ». А дальше уже мы сами из этой доверчивой души формируем либо преданного и любящего друга, либо чёрствого и безразличного чужака.

В жизни моего гостя случилось так, что сын вырос чужим человеком. Но ведь кто-то растил этого ребёнка, кто-то формировал эту личность, и кто как не отец должен был сделать так, чтобы не случилось как в стихотворении В.В.Маяковского:

«Вырастет из сына свин, если сын – свинёнок».

Вот я и поинтересовалась у Бориса Семёновича, каким ребёнком был Даниил, как учился, чем увлекался. Опять повисла долгая пауза, после которой я услышала:

– Ну, я ведь уже рассказывал, я очень много работал, часто ездил в командировки, мало бывал дома. Если честно, даже не всегда знал, в каких классах дети учатся. А у меня ведь их трое, и всех накормить, всех одеть, всех летом на море отправить.… Где уж тут интерес-то проявлять к характерам да увлечениям, – закончил он с явной обидой на мою, по его мнению, бестолковость: ведь сказано – работал, чего пристаешь!

Мне-то как раз было понятно, что Борис Семёнович был в своей семье генеральным директором, менеджером, бухгалтером, кем угодно, но только не ПАПОЙ. Да, естественно, что семья вообще и дети в частности требуют серьёзных расходов. Еда, одежда, образование – всё нуждается во вложениях. Понятно также, что эти средства, деньги то есть, надо заработать и чем больше их требуется, тем больше надо работать.

...

Но очевидно также, что не меньше материальных вложений семья требует вложений ДУХОВНЫХ, ибо, как говорится «не хлебом единым жив человек». И разве семье не нужно веское папино слово, строгий или одобрительный взгляд. А может быть, необходим откровенный мужской разговор, или просто другое, мужское, видение проблемы. А как же важно и как значимо для семьи папино мнение!

Но, увы, вот эта духовная составляющая в «папиной» сущности Бориса Семёновича отсутствовала, а по сему в этой семье он отвел себе роль «тумбочки». Ну а раз так, то тумбочку можно не заметить, переставить, заставить чем-либо, вовсе выставить в чулан или просто выкинуть. Короче говоря, с тумбочкой в родство не вступают.

...

Вот вам и очень грустный итог: отец и сын – ЧУЖИЕ ЛЮДИ.

Да, я же вам не рассказала, что мы с моим собеседником сразу договорились «делать работу над ошибками», поэтому первое задание было фактически обозначено: нужно было проанализировать весь период его семейной жизни на предмет… чего??? Вот я и спрашиваю Бориса (к этому времени мы уже упразднили отчества), с кем он будет общаться в этих воспоминаниях, и кого и за что будет прощать и отпускать?

– Да понятно КОГО, – произнёс он после глубокого вздоха, – умеете Вы вывернуть душу наизнанку! Всё я понял, много было в моей жизни ценного: и работа, и карьера, и деньги, и имидж. Одному места не хватило – ЛЮБВИ. А ведь мы считались благополучной семьёй! На поверку же оказалось ни того, ни другого – ни семьи, ни благополучия, все врозь и все чужие. Понятно, что надо разобраться в себе, в своей жизни (я ведь и из Ваших книжек это знаю) и понять, где чего напутал, где чёрное принял за белое или наоборот… Только ведь очень это тяжело, понимаете? Тяжело сознавать, что совершал ошибки, думая, что поступаешь правильно, что причинял боль, будучи уверенным, что добивался результата единственно верным путём! Получается, что я так много думал о будущем, что забывал о настоящем, и забывал о нём настолько, что НЕ ЖИЛ НИ В НАСТОЯЩЕМ, НИ В БУДУЩЕМ… Получается, что я терял здоровье и семью, зарабатывая деньги, а теперь теряю деньги, восстанавливая здоровье, а что восстановит семью? Понимаете, что особенно грустно… – продолжал он каким-то совершенно бесстрастным голосом, но поразительно то, что этот ровный и тихий, лишённый всякой эмоциональной окраски голос, удивительным образом свидетельствовал о неких процессах, которые происходили в душе этого старого человека. Было такое впечатление, что он как ребёнок рождается заново.

У А. Вознесенского есть такие строки:

«Что-то в нас смениться хочет?

Мы, как Время, настаём».

А. Вознесенский , «Римские праздники»

Вот-вот, и меня не оставляло ощущения, что он, как Время, «НАСТАЁТ». А голос между тем продолжал звучать, завораживая меня своей тишиной и внутренним напряжением:

– Понимаете, особенно грустно то, что вот это всё я понял «едучи с горки». Ведь когда взбираешься на гору, то, во-первых, полно сил, во-вторых, все препятствия кажутся естественными и, конечно же, преодолимыми. А, главное, ты уверен, что у тебя впереди много времени и у тебя есть «ЗАВТРА». Когда же «катишься с горки», то это понятие «завтра» – очень призрачно, его вполне может и не быть, а реально – только «ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС». А, поняв, что и сколько я сделал «не так», я чувствую, как мне больно «катиться с горы» в старом и дребезжащем рыдване, а куда и как пересесть – не знаю! И если жил так, как будто никогда не умру, то умирать так и не пожив, всё-таки горько.

Он закончил. В комнате воцарилась тишина, в которой мерный звук часов создавал реальное ощущение движущегося ВРЕМЕНИ, и это движение никому из нас не хотелось нарушать.

Правду сказать, я даже не ожидала такого отклика и такого поворота событий. У меня буквально душа рвалась навстречу этому человеку, так хотелось его поддержать и помочь ему. Честное слово, он заслуживал этого, и я с радостью ему помогала. Наши встречи стали регулярными, и работа была очень планомерной. Причём, интересно то, что Борис оказался очень внимательным и вдумчивым читателем, и, уходя от меня в первый же раз, сказал мне:

– А почему это Вы мне дали задание проанализировать мою семейную жизнь? Ведь в книжках Вы пишите, что всё начинается с детства, так давайте с него и начнём.

Признаюсь, с одной стороны, мне было очень приятно, что он так внимателен к моему творчеству, но с другой стороны, мне стало даже немного стыдно, что я вдруг отступила от своего же принципа. И ещё мне пришлось вечером поработать со своей ГОРДЫНЕЙ, потому что это же я решила за Бориса, что работать со своим детством ему будет трудно, и что вообще эта работа ему не под силу, поэтому надо всё сделать по минимуму. Иными словами решала за него ЕГО ВОПРОСЫ. Вот и получила замечание! Видите, не только я для него оказалась учителем, но и он для меня, за что ему БОЛЬШОЕ СПАСИБО.

Его детство, впрочем, как детство всех советских детей, родившихся в конце 30-х годов, разделилось на «до» и «после». Водоразделом послужила война. Отца Борис не помнит, да, правильнее сказать, не знает – этот человек как-то очень быстро и незаметно для мальчика исчез из его жизни. Война началась, когда маленькому Боре не было четырёх лет. Он многое забыл из своего детства, но зато всю жизнь, и даже сейчас, уже, будучи стариком, частенько просыпался в холодном поту от жутких снов, где взрываются вагоны поезда, в котором они с матерью едут в эвакуацию, а над холодным ночным полем стелятся стоны раненых и рыдания людей, потерявших своих близких. Им с матерью повезло, их вагон под бомбы не попал, а выбраться из этого ада помог их попутчик Николай Константинович. Это был мужчина лет пятидесяти в толстенных очках, потому и невоеннообязанный. Несколько дней они добирались до какой-то уцелевшей станции, где удалось втиснуться в теплушку на место умерших в пути людей. Опять-таки, поспособствовал Николай Константинович, у которого были какие-то веские основания для передвижения по железной дороге. Спасенных же им Бориса и его маму он выдал за свою семью. Так, кстати, оно впоследствии и получилось – спаситель стал маминым мужем и Бориным отчимом, дядей Колей.