Тот, кто умер вчера - Еремеев Валерий Викторович

Надо ли говорить, что расследование по делу о смерти милиционеров Шамрая и Бражко, а также все, что касалось Александра и его компаньона Серова, временно пришлось отодвинуть на второй план. Только часам к четырем поступил звонок от Андрея Субботы.

— С тебя сто граммов и пончик, Алеся Владимировна. Я проверил тачку и вот что выяснил… «Форд-Мустанг», белого цвета, номер 297 — 44 ГО числится за неким Максимом Владимировичем Красиловым, прописанным по адресу: улица Столичная, дом 68, квартира 157. Налоги за дороги платятся регулярно. Серьезных нарушений правил движения за хозяином не зарегистрировано.

— Ну, на полпончика ты, конечно, заработал, но не больше. Ведь подобную информацию собрать, думаю, несложно. Достаточно одного звонка в ГАИ.

— Погоди, это еще не все. Максим Красилов проходит по нашей базе данных. Наркоман. Его несколько раз задерживали с дозой. Количество наркотика, обнаруженного при нем, на открытие уголовного дела не тянуло, а за употребление не судят. Но главный прикол в том, что в декабре прошлого года Красилов умер. В квартире на улице Столичной давно живут другие люди. Она была продана еще при жизни Красилова. Итак, требуется выяснить, кто сейчас разъезжает по городу на «мустанге», зарегистрированном на его имя.

— Узнаем. Надо только дать ориентировку на автомобиль. Немедленно.

— А вот без тебя я никогда бы не догадался, — усмехнулся Андрей. — Дал я ориентировку. Мне обещали, что в случае обнаружения «мустанга» нас сразу же поставят в известность, так что готовь пончики.

На радостях я тут же помчалась с открытием к Владимиру Степановичу. Вот, мол, вы мне не верили, а зря.

— Что ж, — прокряхтел Пиночет, — наверное, у тебя и в самом деле нюх на всякое такое.

— Неужели вы по-прежнему продолжаете думать, что это простое совпадение? Кто-то незаконно пользуется автомобилем умершего человека, но со мной это никак не связано?

— А ты думаешь, что связано?

— Не знаю.

— Ну вот и я не знаю. Поживем — увидим. Чего сейчас гадать? Как там дело о расчленёнке? Движется?

— Вашими молитвами. Писать устала. Пальцы не слушаются.

— Пиши, Леся, пиши, — подбодрил Пиночет. — Больше бумаги, чище жопа — вот основная заповедь хорошего следователя.

В следующий раз Суббота позвонил поздно вечером, около одиннадцати часов. Я уже была дома.

— Только что говорил со своим знакомым из ППС: есть Красилов! Правда, без машины. Задержан случайно. Заметив одинокого запоздалого прохожего, патрульные решили проверить у него документы. Оказалось, что он не только чужой машиной пользуется, но и паспортом.

— Ошибка возможна?

— Теоретически возможна, но практически маловероятна. Совпали не только фамилия, имя и отчество, но и год рождения. Он сейчас в седьмом отделении отдыхает. Завтра его переведут в городской изолятор, будем разбираться.

Голос у Субботы дрожал от радостного возбуждения. Я же была слишком уставшей, чтобы оценить новость по достоинству. Да и Шевченко сегодня был очень убедительным, доказывая, что я тут ни при чем. Опустившийся наркоман заложил за ханку документы и личный транспорт, а вскорости, не успев рассчитаться, умер. Новый хозяин просто переклеил фотографию. Вот и вся арифметика.

— Я звонил часов в десять, тебя еще не было дома. Как там у тебя, нормально? — спросил Суббота.

— К сестре ездила, недавно вернулась.

— Я спрашиваю, у тебя все нормально?

— Нормально, нормально. Спать хочу, а ты не даешь.

— Я почему спрашиваю, — продолжал Андрей, — Красилов был задержан в твоем районе. В десяти-пятнадцати минутах ходьбы от твоего дома. Еще одно совпадение?

Нет, для совпадений это был явный перебор. Ладно, завтра разберемся.

VII

Строгая, лишенная ярких красок комната для допросов. И мы с Пиночетом сидим в ней, словно два монаха-отшельника, уставших от мирской суеты. Сюда даже шум городских улиц не проникает — решетчатое окно смотрит во внутренний дворик следственного изолятора. Скоро к нам присоединится человек, называющий себя Максимом Красиловым. Перед тем как отправиться за ним, служащий СИЗО, отрекомендовавшийся майором Угловым, протянул Владимиру Степановичу пакет из плотной желтой бумаги.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— То, что было при нем, — пояснил он.

— Все-все? — уточнил Пиночет, взвешивая пакет в руке. — Оружия у него не было?

— Вероятно, не было, раз не нашли. Впрочем, вопрос не ко мне, — дипломатично ответил Углов, давая понять, что он охраняет содержащихся в этих стенах, но не отлавливает их на улицах. — Все согласно описи: паспорт, ключи, очки солнцезащитные, телефонная карточка и деньги — триста девяносто два доллара.

— Разумеется, это не Красилов, — заключил Пиночет, посмотрев в документ. Перед тем как идти на допрос, он запрашивал в архиве информацию и поэтому знал, как выглядел при жизни настоящий Красилов.

Перебрав вещи, Шевченко засунул все обратно в пакет. Мне не показал ничего, даже снимка на документе, а я и не просила. Во-первых, через минуту я увижу оригинал, во-вторых, не позволяла гордость. И так пришлось достаточно унизиться, чтобы Пиночет взял меня с собой.

Утром я шла на работу как на собственную свадьбу. Едва не бежала. Потому что и секунды не сомневалась в том, что именно мне будет поручено первой допросить задержанного человека. И тем больший шок я испытала, узнав, что мой начальник рассудил совсем иначе.

— В СИЗО поеду я, — заявил Шевченко, — а ты продолжай распутывать дело о расчлененном Рыбаченко.

— Господи, да там все давно распутано! Кой-какие бумаги осталось оформить — и можно передавать в суд.

— Прекрасно, вот и оформляй.

— Между прочим, если бы не моя беспримерная наблюдательность, то никакого лже-Красилова…

— Скажи лучше: если бы не его оплошность… — перебил меня Пиночет. — Короче, что ты от меня хочешь?

— Хочу допросить этого человека!

— И о чем ты его будешь спрашивать?

— Наверное, о том же, что и вы.

— Наверное, — передразнил Пиночет, — наверное… Послушай, Ищенко, когда человек пользуется фальшивыми документами, чтобы покатать свою задницу на старой американской машине, — это одна степень ответственности. Гораздо хуже, если за всей это липой стоит куда более серьезный криминал.

— Ага! Значит, вы тоже думаете…

— Ничего я пока не думаю, — бесцеремонно оборвал меня старший следователь. — Это ты думаешь, что Красилов возьмет и все тебе выложит. С какой стати? Такая валюта, как «за красивые глаза», давно не котируется.

— И вам не выложит.

— Согласен. Но тебе-то этот орешек точно не по зубам. Вот так, подруга моя кислая.

Не без труда, но я все же уломала Пиночета, чтобы он взял меня с собой. А так как мое самолюбие при этом было порядочно уязвлено, то за всю дорогу до изолятора я не проронила ни слова.

Громыхнула дверь, и, подталкиваемый конвойным, в помещение вошел, нет, скорее ввалился на еще нетвердых ногах человек. Волосы, его были всклокочены, на щеке — две глубокие царапины, в мутных глазах ясно угадывались признаки страха и отчаяния. Я почувствовала разочарование: меньше всего этот мужчина походил на филера-следопыта, если с его стороны, конечно, такой вид не был следствием искусного перевоплощения.

— Это еще кто такой? — спросил Шевченко с оттенком брезгливости.

Задержанный залопотал что-то несвязное, сбивчивое. Я мало что поняла из сказанного, а Владимир Степанович и не пытался. Его взгляд устремился было на прапорщика-конвоира, но, быстро скользнув по нему, окончательно остановился на Углове.

— Это кто? — повторил Пиночет, понизив голос почти до шепота, что у него выражало крайнюю степень гнева.

— Мало ли кто, — не растерялся флегматик майор. — Личность не установлена. Согласно изъятым у задержанного документам, живет под именем давно умершего человека. Что-нибудь не так?

— Патрульные в рапорте не говорили, что задержанный был пьян.

— А может, он… это…