Кроваво-красный снег - Ганс Киншерманн

Глава 11

Глава 11

ПО БЕЗДОННОЙ ГРЯЗИ

Погода немного успокоилась, и ночью даже немного подморозило. Теперь машинам, возможно, удастся вырваться из вязкой грязи. Однако чем дальше мы отступаем на запад, тем хуже становятся дороги.

Наш эскадрон, которым теперь командует один молодой лейтенант, часто направляют в арьергард. Нам приходится — насколько хватает сил — сдерживать натиск врага, чтобы дать нашим главным силам отступить дальше. По возможности мы должны даже контратаковать противника. Но, как правило, русские наступают на нас широким фронтом, и, не имея соответствующего тяжелого вооружения, мы не можем сдержать их натиск. Когда они лавиной обрушиваются на нас с криком «ура», нам не остается ничего другого, как бежать. В результате численность нашего небольшого отряда тает прямо на глазах.

В начале отступления на участке Апостолово — Широкое мы еще стараемся соблюдать порядок и дисциплину. Чтобы дать время нашим обозам и боевой технике пробиться дальше на запад по разбитым, распаханным взрывами топким дорогам, мы занимаем бывшие позиции наших артиллеристов, где имеется блиндаж. Нам дан приказ удерживать эти позиции до вечера, после чего, с наступлением ночи, мы должны отступить.

В поддержку нашему эскадрону приданы несколько солдат из других подразделений, а также 75-мм противотанковое орудие с гусеничным тягачом. Поскольку артиллерийские позиции расположены в открытой степи, это представляется нам удобным — противник будет перед нами как на ладони. Лишь поле подсолнухов справа от нас несколько затрудняет обзор.

В данный момент все тихо: врага пока еще не видно и не слышно. Однако мы помним, что он неумолимо наступает на нас и может появиться в любую минуту. Русские давно поняли, что постоянной линии фронта больше нет, и поэтому часто, не вступая с нами в бой, обходят с флангов. В подтверждение этому мы часто видим слева и справа от нас облака дыма и огонь. Таким образом части Красной Армии оставляют нас в тылу, и позднее их арьергард отрежет нас от основной массы наших войск.

Наш юный лейтенант устраивает в блиндаже командный пункт. В то время как я со своим пулеметом располагаюсь в окопе справа от блиндажа, Фриц Хаманн согласно приказу будет прикрывать наш КП. Пехотинцы занимают позиции слева. Противотанковое орудие устанавливают позади кучи земли, выбранной при строительстве блиндажа.

Вахмистр Фендер предлагает откатить орудие еще дальше в тыл, потому что если вражеские танки заметят его, то угроза нависнет и над командным пунктом, и над пулеметными гнездами. Однако его предложение командир оставляет без внимания.

Когда я вместе с Францем Крамером пытаюсь поудобнее установить пулемет, в нашу сторону начинают со свистом лететь артиллерийские снаряды противника. Обстрел ведется явно бесцельно, скорее всего, это разведка боем. Такое мнение высказывает Вольдемар, стоящий в соседнем окопе. Он рассматривает в полевой бинокль ближние округлые холмы.

Через минуту он вскрикивает:

— Черт побери! Они идут сюда! Их много!

Я смотрю через телескопический прицел и тоже замечаю врага. Русские, подобно армии термитов, неумолимо надвигаются на нас. Вольдемар высказывает предположение, что враг находится на расстоянии трех-четырех километров от нас. Русские идут медленно, едва ли не прогулочным шагом. Они приближаются к нам с постоянной скоростью, без каких-либо остановок. Через час они будут прямо перед нашими позициями. Посовещавшись, мы приходим к выводу, что основная масса противника обойдет нас справа.

Тем временем советская дальнобойная артиллерия продолжает обстреливать свободное пространство впереди своей медленно наступающей пехоты. Мне приходится согласиться с Вольдемаром, который считает, что враг обойдет нас с правого фланга. Нам следует оставаться на месте, но, когда противник окажется в опасной близости от нас, мы откроем по нему огонь. Вольдемар соглашается со мной. Но наш лейтенант имеет иную точку зрения. Он приказывает открыть огонь из обоих пулеметов прямо сейчас.

— Это безумие! На расстоянии в полтора километра это напрасная трата боеприпасов. Кроме того, мы выдадим врагу свое местонахождение, — раздраженно говорит мой товарищ.

Мы не торопимся выполнять приказ, но когда оживает второй пулемет, я тоже даю короткую очередь.

Бурая масса противника впереди нас не останавливается ни на мгновение и как ни в чем не бывало следует дальше. Затем мой пулемет заедает.

Я проклинаю стальные обоймы с эмалированным покрытием, которые нередко застревают в стволе. Обычно я использую такие обоймы лишь в тех случаях, когда цель находится довольно далеко от меня, но всегда имею под рукой нормальные боеприпасы, чтобы отбивать лобовое наступление противника. Кроме того, мне нужны один-два запасных ствола на тот случай, если бой затянется. У Йозефа Шпиттки, нашего подносчика патронов, в запасе есть по меньшей мере один запасной ствол. Но где же он?

— Они, наверное, все в блиндаже, — отвечает Биттнер из соседнего окопа, когда я спрашиваю его, где наш подносчик. Мне приходится идти к блиндажу и спрашивать Вольдемара.

— Конечно, я тебя прикрою, — обещает он. — Русские пока далеко.

Он экономит боеприпасы и стреляет короткими очередями. В блиндаже нахожу лишь Фендера и двух солдат — остальных лейтенант отправил в соседнюю траншею. Я закуриваю сигарету и выхожу из блиндажа. В следующее мгновение раздается чей-то крик:

— Танк!

Через несколько секунд снаряд в щепки разносит крышу блиндажа. Противотанковое орудие успевает сделать только один выстрел, прежде чем вражеский танк уничтожает его.

Бегу к своему пулемету. Вокруг рвутся снаряды, выпущенные из танкового орудия. Быстро ныряю в окоп. Затем вижу три советских танка «Т-34», приближающихся с левого фланга прямо к нашему КП. Солдаты быстро вылезают из траншеи и убегают прочь.

— Они бегут! — кричит Фриц Хаманн и выскакивает из окопа вместе с Биттнером. Оба устремляются вслед за лейтенантом и остальными. Два танка открывают пулеметный огонь по убегающим солдатам. Третий танк ездит кругами возле блиндажа. Одним выстрелом советские танкисты добивают наше противотанковое орудие. В башне «тридцатьчетверки» открывается люк, и из него вылетают несколько гранат, которые попадают в открытую дверь блиндажа.

Мои мускулы напрягаются — я тоже хочу выскочить из окопа и броситься вслед за моими отступающими товарищами. Слишком поздно! Танк, сделав круг, давит пулемет Фрица Хаманна. После этого он проезжает мимо меня, за ним следуют еще две бронемашины. Если я встану, то меня тут же настигнет смерть. Придется сидеть в окопе и ждать дальнейшего развития событий. Вольдемар и Крамер также остаются в траншее. Фендер должен сейчас находиться в блиндаже. Или же он все-таки погиб?

Моя жизнь висит на волоске. Мои товарищи не стреляют, замерев в тревожном ожидании. Они судорожно возятся со стволом своего пулемета, в котором явно застряла обойма. К этому времени советские солдаты уже оказываются в опасной близости от наших позиций. Затем до моего слуха доносится голос вахмистра Фендера:

— В чем дело? Почему не стреляете?!

Я вижу, что он стоит возле блиндажа, крепко прижимая к боку левую руку. Он, должно быть, ранен.

— Обойму в стволе заело! — кричит в ответ Вольдемар, отчаянно пытаясь вытащить обойму. Наконец это ему удается. Он вставляет ствол, закрывает казенник и туго натягивает патронную ленту. Пулемет оживает, посылая две длинные очереди. Красноармейцы, оказавшиеся прямо перед нашими окопами, бросаются на землю. Затем пулемет снова заедает. Мне отлично знакомо чувство отчаяния, которое испытывает в такие моменты пулеметчик. При сильном перегреве ствола даже малейшая неисправность приводит к заклиниванию патронной ленты. Единственное, что можно сделать в подобном случае, — это заменить ствол и дать возможность старому немного остыть или использовать боеприпасы хорошего качества.

Надеюсь, что эта мысль придет в голову Вольдемару, но проходит несколько минут, и он начинает вести огонь из автомата. Его пулемет замолкает. Дела наши плохи — если он не исправит свой пулемет, то нас можно считать покойниками. Русские выбьют нас из окопов, а затем либо пристрелят, либо возьмут в плен. Вольдемар и Крамер, нагнув головы, возятся с пулеметом. Рядом с ними в землю со свистом впиваются пули. Вольдемар яростно чертыхается. Поглядывая время от времени на наступающих советских солдат, которые с каждой минутой подходят все ближе и ближе к нашим окопам, я чувствую, что меня охватывает паника. Начинаю корить себя за то, что не остался на прежнем месте.

Я уверен, что Вольдемар и Крамер слишком долго пользовались плохими боеприпасами, и это притом, что у них в окопе имеется по меньшей мере шесть ящиков хороших патронов. Кроме того, я лучше других умею вытаскивать обоймы из ствола — у меня, в отличие от Крамера, больше опыта в этом деле. Если обоймы застряли в двух стволах и если они выбили у них донце, то вытащить их будет крайне сложно. Обычно на это уходит очень много времени.