Неживая вода - Елена Ершова

– Вот ты говоришь, что я сына своего предаю. Может, оно и так. Только отчего я по таким местам шатаюсь, жизнью рискую да со всякой нечистью, вроде тебя, связываюсь?

Игнат покосился. Затевать ссору с провожатым ему не хотелось. Путники сошли на гать, и деревянный настил, припорошенный снегом, слегка пружинил под ногами. Кое-где бревна оказались расшатаны, и приходилось идти медленно, чтобы не угодить в присыпанную снегом прореху. Игнат надеялся, что топи здесь неглубоки, а болотные твари успокоились до следующей ночи.

Не дождавшись ответа, Эрнест продолжил:

– Скажет кто-то: совсем пропащий человек этот Горский. Работать не хочет, сына на чужих людей оставляет. И прав будет, если поверхностно смотреть. Только верно ты угадал, есть у меня темная думка. А может, не думка, а последняя надежда. Помнишь, я рассказывал, что прадед мой в чистильщиках служил, а потом от чумы едва не помер?

Игнат кивнул и буркнул под нос:

– Помню. А еще говорил, что шаман мертвых воскресил.

Эрнест лающе засмеялся, протянул:

– Запо-омнил! Оно и хорошо. Значит, и дальше мои слова на ус намотаешь, не такой уж ты дурак. Поглядишь – вылитый прадед Феофил в молодости. Таким же богатырем был, коли на печи сидел – печь под ним проминалась. Кулаком поленницу выбивал. А сердце – доброе да податливое. Мухи не мог обидеть. Потому, наверное, темные думки его и сгубили. Только я его заветы исполню, на сей раз победа за мною будет.

– Кого же ты победить хочешь?

– Болезни, – быстро ответил Эрнест и добавил тише: – А может, и смерть саму.

Вздохнул, поправил рюкзак, сверился с компасом – стрелка дрожала, указывала дорогу.

– В этом мы с тобой похожи, верно? – продолжил Эрнест. – Не знаю, кем тебе приходится эта Званка и что за беда с ней приключилась, только ведь и у меня была подруга сердца. Любил я жену. А она, как свечка на ветру, истаяла. Из хорошей семьи была, из интеллигентной. Наукой занимались и отец ее, и мать. А мои учителями были. С чистильщиками дружбу водили, так и нас познакомили. Вот я и говорю – проклятие этих земель нашу семью задело. – Эрнест покачал головой, сгорбился еще больше, отвернулся. – Чуму-то мой прадед одолел, а вот женина семья беды не миновала. Нахватали ее родные радиоактивной дряни. И сами рано убрались, и дочку лейкозом наградили. Белокровием по-нашему. И спасти не смогли, – голос Эрнеста теперь упал до хриплого шепота. – А самое страшное – это по наследству передается. Только денег на обследование нет, и не знаю, добрался ли этот недуг и до моего Сеньки…

Игнат споткнулся, кинул быстрый взгляд на Эрнеста. Тот наконец повернул к парню заросшее лицо. Глаза казались еще краснее обычного и влажно поблескивали в обрамлении опущенных рыжих ресниц. Вспомнился Игнату растерянный взгляд мальчика, когда он провожал отца в долгую поездку за добычей и соседку Вилену, чья рука давила на худенькое плечо. Вспомнился печальный голос: «Что ей до меня? Одно слово – не родной…»

– Неужто фельдшеров во всем Опольском уезде не сыскать? – спросил Игнат.

Эрнест пожал плечами, ответил, справившись с минутной слабостью:

– Почему же… Есть. Только оборудование не то. Надо в город везти. А лучше в столицу. Вот я деньги и коплю, помаленьку дело движется, но ты мне, брат, надежду дал. Хоть и чертенок, да все равно в сердце у тебя нету зла. А говорят, что только чистые да наивные души могут в заветное место попасть.

«А ведь едва меня в болоте не утопил», – мысленно попенял Игнат, но ничего не сказал. Только хмыкнул и перебросил рюкзак на другое плечо.

Туман теперь развеялся, и горизонт стал чистым и прозрачным, но пейзаж не поменялся. Заросли сухого камыша тянулись по обеим сторонам гати, чахлые ели, будто согнутые годами старухи, едва доставали Игнату до плеча. И вокруг – такая тишина, что кажется, тронь пальцем прозрачный воздух, и над землей прольется тонкий серебряный перезвон, какой бывает, если тронуть нити гуслей. А деревянный настил все бежал и бежал вперед, ни конца ему не было, ни края.

– Долго ли еще? – спросил Игнат.

– Скоро, – успокоил Эрнест. – С гати сойдем и увидишь.

Через несколько саженей от бревенчатого настила действительно обнаружился сход на ровную каменистую тропу. Болота тут пересохли совсем, а потому ступать можно было без боязни. Но сколько путники ни шли, не было ни намека на военную базу. Все те же перекрученные деревья, все тот же пустой и прозрачный воздух, все та же звенящая тишина.

– Да где же? – вновь не выдержал Игнат и остановился.

Эрнест по инерции прошел вперед и только потом притормозил. С видимым неудовольствием глянул на парня, покачал головой.

– Экий нетерпеливый ты да не сметливый, – устало произнес он. – А ну-ка, послушай!

Он притопнул ногой, и из-под лыжи донесся глухой гул, будто внизу под тропою не было ни воды, ни глины, а только пустота.

– Думаешь, эгерцы дураками были, чтобы под наши бомбы подставляться? – спросил Эрнест. И замолчал, но Игнат не стал спрашивать снова, где секретная база. И так уже понял, что стоит прямо над ней.

8

Будь Игнат один – прошел бы мимо, не заметил. Да и как заметить, когда вокруг болота да пустоши, под ногами – сухая трава и камни, а сам вход – обычный канализационный люк, такого добра на любых дорогах хватает. Только наклонившись, Игнат разглядел знакомую уже чеканку: птицу с человечьей головой. И сердце екнуло. Подумалось: «Вот где ее гнездо… Не на высоких дубах покоится, а под землей скрыто. Да и может ли быть по-другому? Темная тайна здесь хранится…»

Рядом с гравировкой виднелось отверстие. Эрнест поддел его пальцами, и люк откинулся, а до Игната донесся лязг проржавевших петель.

– Прошу, гость дорогой! – расшаркался Эрнест.

Игнат вытянул шею и с опаской вгляделся в открытый зев колодца – от самого края вниз уходили железные скобы, но дна было не разглядеть, и парень отрицательно мотнул головой.

– Сначала ты.

Эрнест усмехнулся, но спорить не стал, полез первым. Игнат подождал, пока рыжая макушка не скроется в черноте провала, и тоже перевалился через каменистый край. В последний раз мелькнула над головою серая проплешина неба.

А потом люк захлопнулся и навалилась чернота.

Игната обдало пылью и каменной крошкой. Время вдруг повернулось вспять, и почудилось – он снова находится в бабкином подвале, а за стеной бушует, ревет пламя, и черные тени у плетня требуют страшный выкуп.

Игнат замер, судорожно вцепился в ржавые скобы и прислушался к шорохам, что доносились снизу. Позвал слабо в темноту:

– Эрнест?

Но никто ему не ответил. Кругом царила звенящая тишина, от которой закладывало уши и сердце учащенно билось. Игнат протянул дрожащую руку, и его пальцы тут же уперлись в каменную кладку. Ощупал – камень казался оледенелым, должно быть, сюда время от времени просачивалась вода. Игнат с отвращением вытер пальцы о тулуп. Подумалось о сырых подземных пустотах, где копошатся жуки и безглазые черви.

– Эрнест! – повторил он чуть громче и замер, прислушиваясь.

На этот раз снизу раздалась ругань:

– Чего пищишь, как баба? Спускайся живее, не до второго же пришествия тебя ждать!

Голос Эрнеста прозвучал глухо, но Игнат сразу успокоился. Дышать стало легче, страх отступил. Вслепую ощупывая ногой скобы, Игнат начал спуск.

Чем ниже он опускался, тем холоднее становилось вокруг. От соприкосновения с обледенелым железом судорогой сводило пальцы. Игнат то и дело останавливался, чтобы подышать на окоченевшие руки: варежки он потерял на болотах. И когда подошвы наконец уперлись в твердый грунт, Игнат замер, не в силах поверить, что спуск закончился, и, все еще держась обеими руками за скобы, ощупывал ногой каменный пол.

– Спустился? – послышался рядом глухой голос Эрнеста.

Игнат разжал пальцы. Руки дрожали от напряжения, во рту было сухо, но он нашел в себе силы ответить:

– Кажется…

– Ну, раз кажется – перекрестись!

Белая вспышка ударила по глазам. Игнат вскинул руку, зажмурился: после кромешной тьмы луч карманного фонарика показался нестерпимо ярким.

– Свой-то фонарик не потерял? – спросил Эрнест. – Электричества тут нет, все генераторы давно из строя вышли.

Игнат кивнул и принялся шарить в рюкзаке. Он старался дышать через рот, чтобы привыкнуть к смешанному запаху прелых тряпок, пыли и перегоревшей проводки. Темнота давила, от затхлости першило в горле, и потому Игнату чудилось, что он находится не на заброшенной военной базе, а в склепе. Дрожащими пальцами он едва сумел нажать кнопку карманного фонарика, и тонкий луч света выстрелил, ударил в стену. Невесть откуда налетевший сквозняк взметнул с пола бумажные листы. Стоявший рядом Эрнест чихнул раз, другой, обтер рукавом лицо.

– Люк не закрыл, что ли? – прокашлявшись, спросил он. – На обратном пути уж постарайся ворон не считать, нельзя герметизацию нарушать: весна грядет, талыми водами все затопит.