Предводитель маскаронов - Ирина Дудина

Ночью в избе я наблюдала желтовато-беловатое свечение, Юра и внучка Вспышкина тоже. В один из вечеров, когда на пахучие луга после жаркого дня пал молочный туман, и Юра смачно стал рассказывать о призраках и оборотнях, которые обожают в туманах материализовываться, Вспышкин вдруг признался, что не раз среди ночи в своей избе слышал голоса обедающей семьи. К тому же и кладбище рядом, похоронена семья, расстрелянная немцами во время Великой Отечественной войны. Когда немцы пришли, они все местные луга засадили тмином для своих булочек, и требовали от местных жителей, чтобы те этот тмин собирали. Началась партизанщина…

Над туманом взошла толстая долька красной луны. В полной тишине почудился всхрюк… Нам как-то быстро расхотелось гулять по травам, и мы пошли в избу, смотреть на моём ноутбуке фильмы на дисках. Особенно на ура пошёл фильм Джармуша «Кофе и сигареты». Именно кофе и сигарет здесь, всяких прикольных псевдоинтеллектуальных городских чувачков на этих древних землях со следами пребывания Ивана Грозного явно не хватало.

Вспышкин рассказал о зверушках, которые в этих местах в изобилии водятся. В прошлом году он пошёл по ягоды в лес, заблудился на извилистом ручье и увидел в кустах коричневую толстую харю. Он решил, что это медведь, но у хари был пятачок. Это был кабан с полосатыми детками. Вспышкину повезло, он умеет быстро бегать, и почему сразу вспомнил путь домой.

Днём мы купались, косили травы и ели яблоки. Яблони в этих краях были настоящие, как из русских народных сказок, с ветвями вниз, как у ив, только сплошь покрытые румяными яблочками. Именно под такой яблоней можно укрыться от гусей-лебедей.

Юра, глядя на реку Шелонь с высокого холма, вдруг воскликнул: «Вот то место, где я бы хотел иметь свой дом!».

Мы пошли в лес. Шли по кабаньим тропам. Кабаны протоптали прихотливые, пересекающиеся улицы и проспекты, по ним можно было ходить среди стеной стоящих высоких трав куда угодно. Бывшее поле являло собой жёлтые пушистые колоски перезрелых трав, среди которых ярко зеленела молодая поросль берёз. В поле находили периодически огромные камни-валуны. Судя по всему, это были камни, на которых когда-то ставили избы. Судя по всему, тут всюду были дома на берегах древней русской реки. Берёзовая роща оказалась весёлой и светлой, радостной. Вдруг земля задрожала, как от шагов динозавра. Мимо, где-то совсем рядом, по параллельной кабаньей дорожке промчалось гигантское стадо тяжких откормленных кабанов, с всхрюками и лёгкими взвизгами…

В один из вечеров Вспышкин устроил банный день. Жуткая покосившаяся банька Вспышкина, более похожая на лачугу Бабы-Яги, была хозяином жарко протоплена. Это была банька, топившаяся по чёрному. Внутри неё была железная печурка без трубы, на которую была навалена груда камней, на камнях стоял жбан с водой. Дым уходил из лачужки сквозь щели в потолке и сквозь дверь, из-за чего потолок, стены и верх двери были жирно покрыты угольным бархатом. Я была в шоке. Вспышкин подбадривал: «Банька по чёрному, а выйдешь вся белая да чистая!». Так оно и вышло. В жаркой лачужке оказались скамьи, на которых можно было париться берёзовым веничком, волосы семейство Вспышкиных любит обмывать лопуховым отваром. После него волос становится пышным и прекрасным…

Ну что ж, кто как любит отдыхать.

В своём домике Вспышкин всё сильно запустил, особенно была плоха пристройка для животных. Огромный сарай опал и лежал бесформенной кучей серых досок и брёвен. Вспышкин заглянул под рухнувшую крышу и нашёл там гигантскую чёрную змею, которую от страха откинул вилами в поле.

Я думала, что вот она какая, родина предков Вспышкина! Оказалось всё не так. Это не его родина.

Вспышкин с семейством купил тут домик лет 15 назад. Сначала у него был домик на острове, где нет электричества. На острове расположено старинное кладбище, захоронения с 16 века. Туда и сейчас подхоранивают остатки русичей, здесь ещё живущих. Привозят на лодках. Потом на лодках своих покойничков навещают на Троицу, с обильным количеством водки. Потом уезжают. 8 лет Вспышкин доблестно жил среди покойничков, сред проросших высокой травой могилок. Мы пошли посмотреть кладбище. Жуткое зрелище. Многие керамические фотографии от погодных перемен попортились, лица поплыли. Это фильм ужасов. На могилке написано «Авдотья Ильинична Простакова, родилась в 1898, умерла в 1989». А на фотографии — Панночка, ведьмушка, вурдалакиня, рот чёрен, глаза безумны. Свят-свят, изыди и т. д. Благостная фотография отчего то местами побелела, местами почернела, в результате что-то вышло абсолютно инфернальное. И почему таких могилок много, очень много. Мы разгребали сухие царапучие цепляющиеся травы в рост человека, а там то крестик покошенный, то древняя могила с гранитным надгробием, когда то крестьяне были богаты и ставили хорошие памятники, а потом среди репья и лаванды — вдруг Панночка и вурдалак пристально так глядит, того и гляди взлетит и полезет к душе христианской как в фильмах по рассказам Гоголя. Я вспоминала прозу советских деревенщиков, о благостных колхозницах-старушечках, носительницах христианской морали в советском колхозном бреду. Увы, что-то не сработало, что-то было не так. Не просто так у благостных старушечек дети были алкаши, бросали свои земли, уходили в города, там спивались, рожали никчёмных детей и т. д., пока русская земля не обезлюдела. Авдотьи Ильиничны Простаковы что-то не то в своих душеньках носили, что проявилось в мирах иных…

Сам остров был прекрасен. Высокий, как бы на горе, в центре его была лощина, протекал прекрасный ручей среди крупных камней. На одном взгорье покоилось смиренное кладбище, на другом, подобно английскому замку, высилась полуразрушенная водонапорная башня и длинный каменный остов фермы. Было несколько довольно крепких остовов деревянных домов с прохудившимися крышами. Самый поганенький домишко занимал Вспышкин в течении 8 лет… Хорошо, что он завалился и зарос олешником… Не дом и был. Я представила, как среди стройных берёз, на роскошном лугу, ведущем ввысь от ручья, водили хороводы девицы в 16, 17, 18 веке, девицы в сарафанах, в кокошниках. Здесь когда-то был процветающий многолюдный край, сплошь по берегам реки стояли цветущие деревни, по рекам ходили суда, тут были торговые пути, ведущие в Прибалтику, в Белоруссию, в Молдавию, в Московию.

Вспышкин, пнув ногой свою же брошенную лет 5 назад синюю кастрюльку, рассказал, что однажды всё же мертвяки его потревожили. На Троицу была как-то ужасная буря, гроза, ливень. Тогда ещё в соседнем доме на горе жил последний колхозник с женой. Вдруг вечером откуда то в домах появились полчища обезумевших летучих мышей. Вспышкин с женой и сыновьями смотрел на крылатых мышек с свинячьими мордочками спокойно. Пусть полетают, попищат, постукаются об рамы. Ишь, инферныши! Явно души покойничков взбудоражились и рванули в царство живых. Ктой-то вспугнул их. Новый покойничек, возможно. Или молитва праведника об изгнании бесов… Вспышкин приоткрыл окно — пусть летят на волю. Не то было в доме колхозника. Там колхозник с женой взяли в руки палки, ухваты, вилы, стали упырьков уничтожать. Ловили и били, и добивали маленьких зверьков ужасных, похожих на летающих пауков в паутине. Колхозникам было страшно, волосы у них дыбом встали на голове. В тот год оба умерли. Дом опустел. А добрый к мышам Вспышкин усилился.

Местные жители, знавшие Вспышкина ещё до того, как он стал ди-джеем, относятся к нему дружелюбно. «Однако, зарос!», — говорят ему, увидев в местном сельпо.

Утром кто-то постучал в окошко. Мужчина в синей рубашке подарил Вспышкину толстую книгу стихов местного поэта, который прожил тяжёлую жизнь, с хулиганствами, пьянками и отсидками в тюрьме. При этом этот человек по кличке Поэт и умер поэтически — замёрз в сугробах, оставив после себя сундук, набитый исписанными листками. Стихи были народные, гладкие, но искренние и тёплые. Очень много стихов он написал. Дальний родственник в синей рубашечке Поэта продал свинок и на вырученные деньги издал книжку. Вот, подарил её городскому чувачку.

Пора было уезжать из этого изумительного уголка. На автобусной остановке сидело человек 5 местных жителей, мужчин и женщин. Женщины были в очках, но явно не от чтения книг. Скорее всего, от плохой жизни. Почему-то одеты они были очень плохо, будто только что в навозах копошились, вид имели спившийся и опущенный, но при этом вели мудрую беседу о пользе подшивания. Подошьёшься — и пить не хочется, да и водка то ноне не целебная, палёная какая-то, вызывающая желтуху. К ожидающим автобуса аборигенам подошёл рослый охотник в болотных сапогах, с ружьишком и с яркими голубыми глазами среди морщинок. Над ним стали пошучивать: «Эх ты, охотничек! Плохо стреляешь! Тут кабанов невидимо развелось! Девки на дискотэку бояцца ходить! Кабан такой здоровый с клыками вокруг клуба бегает! Отродясь такого не было в наших краях!». В автобусике меня изумил один местный мужичок. Правда, перед этим я начиталась Ивана Бунина, который тоже любил путешествовать по разным дырам и захолустьям любимой родины. Мужичок это был выпимши и хорохорился. От него плохо пахло, почти как от бомжа — вековой грязью одежд и немытой жопой. Он громко острил и хотел развеселить пассажиров. Но получалось у него это как-то грубо, во всём его облике было что-то старомодное, шукшинское. У меня аж слёзы на глаза навернулись.