Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Интересно бы знать: что сейчас испытывает Ламанов, почему то и дело отводит взгляд?
Правда, весь ход, и тон, и атмосфера этого разговора неискренни донельзя, и виноват в этом, пожалуй, Хабалов, оказавшийся в положении гостя с камнем за пазухой.
— Да, неприятная история… — Хабалов стыдился фальши в собственном голосе. — Как же ты так просчитался, Леша?
— Бывает, — Ламанов пожал плечами, вприщур поглядывая на реку. — Мост подвел. С виду-то ничего: рассчитан на совхозные пятитонки. Да и мои должен был выдержать. Несколько тягачей с пусковыми прошло, а под последней… завалился.
— Несколько?
— Ну да.
— А я думал, под первой. Сразу.
Ламанов даже покраснел от досады, видно, вспомнил суматоху ночного происшествия. Легко представить его положение — командира колонны в ту тревожную минуту: надсадный рев тягачей, остерегающие крики, треск рухнувшего моста… Хорошо хоть люди не пострадали.
— А что говорят об этом в штабе? — спросил Ламанов.
Хабалову вдруг сделалось стыдно. И за себя, за свою нелепую увертливость, и за Ламанова. К черту всю дипломатию, все это словесное фарисейство!.. Никакой игры, только открытая и честная прямота!
— В штабе считают, что дело серьезное, — Хабалов каблуком вдавил сигарету в песок, поднял голову и прямо посмотрел в серые ламановские глаза. — Серьезное. Потому и назначено расследование. Я послан сюда как военный дознаватель.
— Ты?!
— Да, я.
— Что ж ты сразу не сказал?
— Разве официальное представление обязательно?
Уловив перемену в лице капитана, Хабалов огорчился: напрасно он тянул, надо было идти с открытым забралом. Сразу же сказать, зачем сюда приехал. Для Ламанова это теперь типичное «несоответствие». Наверняка станет подозревать в хитрости. И попробуй его разубеди.
— Так что ты мне расскажи, Леша. В общих чертах.
Теперь и у Ламанова — ни тени смущения. Обычный прищуренный взгляд, обычная рассеянная полуулыбка, за которой непробиваемое упрямство. Кому другому, а уж Хабалову это было давно хорошо известно.
— А чего, собственно, рассказывать? В рапорте все изложено подробно.
— В каком, в твоем рапорте?
— Нет, в рапорте командира дивизиона. Майора Сизикова.
— А ты его читал?
— Просматривал. Командир показывал.
«Ну конечно, — вяло подумал Хабалов. — Может быть, они даже писали рапорт вдвоем. Во всяком случае, вместе уточняли формулировки. И теперь Ламанов ни на йоту не отойдет от написанного, можно не сомневаться».
Жаль, что все получилось так нескладно. Пожалуй, не стоило сюда заворачивать, а следовало начинать с приезда в городок, с официального представления командиру.
Подошел солдат, крепкий, коренастый парень с сильными, узловатыми рабочими кулаками, которыми он, остановившись, старательно хлопнул по бедрам.
— Товарищ майор, разрешите обратиться к товарищу капитану?
— Обращайтесь.
Повернув голову к Ламанову, солдат доложил:
— Так шо порняки готовы, товарищ капитан. Пидсохлы.
— Чего же ты их не принес?
— Та неудобно ж… — солдат покосил глазами на Хабалова. — Як кажуть, це будэ неделикатно. А навколо костра пенечек имеется. Поки вы будете переобуваться, мы и сапоги трохи пидсушим. Ото ж буде гарно.
— Ладно, — сказал Ламанов. — Сейчас приду. Вы сами-то прогрейтесь с Ереминым как следует. Соответственно.
Глядя вслед солдату, Ламанов задумчиво произнес:
— Отличные хлопцы. Больше часа вдвоем в воде пробыли. Ныряли несколько раз, пока тросы зацепили. Между прочим, вода плюс семь выше нуля. Ободряющая вода. А ты говоришь, расследование.
— Ну ладно, Леша. Я, пожалуй, поеду. Вечером встретимся, поговорим.
Ламанов хмуро усмехнулся.
— Как прикажете.
4
Ефрейтор-шофер протянул Хабалову пилотку, в которой была добрая пригоршня сочно-белых луковичек.
— Угощайтесь, товарищ майор! Кандык, наш таежный деликатес. Вкусная штука, к тому же здорово укрепляет нервную систему, врачи говорят. Это я на косогоре накопал. Вон его, кандыка, целые заросли. А я корешки — в пилотку, а цветы заместо подарка.
Слева от ветрового стекла, под проволочкой, куда шоферы обычно засовывают путевой лист, торчал букетик лазорево-белых цветов.
— Для кого же это? — спросил Хабалов.
Ефрейтор ухмыльнулся, вкусно похрустывая луковичками кандыка (Хабалову они не понравились — очень уж приторные).
— Для Капитолины. Есть тут одна девушка в сержантском звании. Да вы не улыбайтесь, товарищ майор, не то думаете. Нет. Просто она сегодня дежурит на КПП. А уж въедливая, не дай бог! Лучше с ней не связываться. Вот только одно и признает — цветы. Характером сразу как-то смягчается.
— Ясно, — сказал Хабалов. Нагнувшись к колесу, обстучал о ребристый скат грязные подошвы сапог, потом еще раз поглядел в ложбину, на мост. Вздохнул, усаживаясь на сиденье. — Все ясно… Поехали.
А вообще-то ему ничего не было ясно.
Выходило так, что он ошибался в главном. Еще вчера, читая рапорт майора Сизикова, он интуитивно почувствовал в нем фальшь. Нет, не в самом содержании рапорта — с точки зрения фактов там все было изложено правильно. Его сразу же насторожил стиль рапорта, что-то в нем было неискреннее, как и в только что состоявшемся разговоре с Лешей Ламановым.
А может быть, он просто ошибается? Может, действительно во всем виноват капитан Ламанов, а майор Сизиков витиеватым своим рапортом пытается выгородить Ламанова и в какой-то мере смягчить его вину?
Хабалов даже крякнул, когда подумал об этом, неудобно поерзал на сиденье — стоило сюда ехать в таком случае… Представил Сизикова, цепкий немигающий его взгляд и вспомнил его любимую ехидную присказку: «Обсоси гвоздок!»
Нет, не тот человек Сизиков, чтобы позволять кому бы то ни было, даже закадычному другу, играть на своей правоте! Да если бы он был прав во всей этой истории, он бы в пух и в прах разнес в своем рапорте капитана Ламанова. Уж это как «пить дать», как «обсоси гвоздок!».
А вместо этого — обтекаемое и туманное: «…по собственной инициативе, дабы сократить предписанный маршрут».
Что же заставило прямого и нахрапистого Дмитрия Сизикова выводить на бумаге эти кислые канцелярские фразы?
Вот в чем предстояло разобраться…
Дорога шла по пологим холмам, узкой просекой старого соснового бора. Медные, отшлифованные солнцем стволы мелькали по обочине, как новенькие патроны в распластанной пулеметной ленте. «Газик», завывая мотором, будто скользил по гигантским волнам, то выскакивал на гребни холмов, то стремительно падал в сыроватый воздух ложбин.
— Комарья нынче не будет. Хорошо! — азартно крикнул шофер, которому, видно, наскучило долгое молчание.
— Почему?
— Май холодный.
— А как насчет грибов?
— На грибы это не влияет. Для грибов нужна влага, дожди. Ну это потом: летом, осенью. А сейчас одни сморчки. Им холод не страшен — лезут.
Собственно, при чем тут грибы? Хабалов спросил просто так, чтобы отвлечься от назойливых мыслей.
Тем более когда в душе у него упорно тлеет предубежденность к Сизикову. Этакая чадящая головешка. И тут только попробуй, дай волю воображению, можно зайти слишком далеко. Так уж хитро устроено человеческое мышление: услужливо подсовывает раз за разом только выгодные тебе доводы, сплетая их в убедительную на первый взгляд логическую веревочку. А потом кольцо: чувства — размышления — чувства. И попробуй его разорви.
Единственным источником должны быть факты.
Впрочем, кое-что новое уже есть. Например, он узнал от Ламанова, что с моста рухнула не первая въехавшая на него пусковая установка, а последняя. Значит, остальные продолжили марш и успешно выполнили поставленную боевую задачу. Так ли это? Выяснить.
И еще одна странная деталь… Если колонна стартовой батареи двигалась в ту сторону, следовательно, упавшая пусковая установка должна была лежать плитой газоотражателя в эту сторону, то есть к этому берегу. Но сейчас, когда ее вытаскивали, все выглядело наоборот: установка была направлена не плитой, а хоботом к этому берегу. Логично предположить, что ее развернули, чтобы удобнее было вытаскивать. Допустим. Но ведь развернуть на сто восемьдесят многотонную глыбу на илистом дне не так-то просто. Тоже туманно.
Одним словом, как в песне поется: «Ой туманы мои, растуманы…» От этого вывода Хабалову сделалось и смешно и грустно.
— А туманы у вас бывают?
— Туманы? — шофер удивленно покосился. — Редко, и то по утрам. У нас ведь места ветреные. Свежий ветерок — и готово.
«Вот именно! — обрадованно подумал Хабалов. — Свежий ветерок, обязательно нужен свежий ветерок».
С очередного холма впереди открылась широкая пойменная долина с небольшим озерком посредине, наполненном рыжеватой водой, — здесь когда-то было русло Журавлихи, река делала петлю; потом образовалась старица. Теперь река вовсе обмелела и ушла далеко в сторону, к опушке синеватых осинников, оставив после себя ребристые дюны, заросшие осокой и тальником.
- Горечь таежных ягод - Владимир Петров - Великолепные истории
- Косой дождь - Вениамин Каверин - Великолепные истории
- Утро чудес - Владимир Барвенко - Великолепные истории
- Солнце, вставшее на западе (СИ) - Ирен Нерри - Великолепные истории
- Один неверный шаг - Наталья Парыгина - Великолепные истории
- Орша - Инга Киркиж - Великолепные истории
- Знакомый почерк - Владимир Востоков - Великолепные истории
- Мать - Грация Деледда - Великолепные истории
- Вcё повторится вновь - Александр Ройко - Великолепные истории
- Торопись с ответом (Короткие повести и рассказы) - Соломон Смоляницкий - Великолепные истории