Зона вечной мерзлоты - Анатолий КОСТИШИН

– Да я тебя… – у Пенелопы перехватило дыхание, руки ее дрожали, глаза гневно сверкали. – Я на тебя порчу наведу, – истошно завопила она. – Я прокляну тебя и всю твою шайку! Прокляну!

В ее голосе было нечто такое, что заставило содрогнуться весь класс.

– Вы больная на голову, вам лечиться надо, а не детей учить! – Комар устало опустился на стул.

Я от ужаса зажмурил глаза, представив, что сейчас случится. Пенелопа с каменным лицом подошла к Валерке, размахнулась и влепила по его бледному лицу звонкую пощечину.

– Фашистка, – крикнул Комар. Его лицо стало мертвенно-бледным.

– Что ты сказал, недоносок? – Пенелопу трясло от ярости.

– Фашистка! – внятно повторил Комар. – Вам бы в гестапо работать или надзирателем в тюрьме, но только не учителем в школе.

Трудно было сказать, чье лицо сильнее искажала ненависть: Комара или Пенелопы. Я оцепенело смотрел на них, стоящих друг против друга, не зная что делать. Никто в классе не шелохнулся и не издал ни звука, лишь слышалось неровное, с присвистом, дыхание Пенелопы, прижавшей к груди кулачки.

– Я тебя сгною, ты у меня на коленях будешь вымаливать прощение, – в глазах Пенелопы плясали безумные огоньки, каких я раньше никогда не видел.

– Не дождетесь? – выкрикнул Комар. – Откройте дверь, я не хочу даже рядом с вами стоять!

– Ах ты, свинья, – не своим голосом заорала Пенелопа. – С аттестатом можешь попрощаться, я тебе устрою экзамены, – с нескрываемым злорадством пообещала она.

– Заберите вы его себе, – Комар, прихватив сумку, направился по проходу к двери. Его примеру последовали другие ученики.

– Я вас никуда не отпускала, – нервно завизжала Пенелопа.

– Нам не нужно ваше разрешения, – за всех ответил Никита. – Учите Щукина, мы как-нибудь без вас!

И весь класс вышел, осталась только Пенелопа и Щукин.

Когда он вышел через пять минут из класса, в коридоре его дожидался Никита, на подоконниках коридора, как встревоженный улей, сидел весь класс.

– Щука, стой! – крикнул Никитон. – Ты это все подстроил? Ты Пенелопины деньги подложил Аристарху в сумку?

– Акстись, Никитон, – Щука изобразил на своем лице недоумение и заморгал невинно глазами. – О чем ты базаришь?! Сафронов с Комаром сами их украли у бедной Пенелопы.

– Никогда не думал Макс, что ты такая сволочь, – в сердцах выкрикнул Никитон. – Я вызываю тебя на «честный поединок»!

– Я ж тебя раздолбаю, как дятел спичку, – сиплым голосом произнес Щука.

– Клювик не сломай.

– Никитон не провоцируй меня, – закричал Щука.

– Я не провоцирую.

– Ну, если тебе так сильно хочется быть боксерской грушей, только жалеть я тебя не буду. Где и когда? – резко спросил Щука, он понял, что Никита с ним не шутит.

– Сегодня в спортзале, сразу после ужина.

– Кто будет судьей?

– Кузя!

– Что получает победитель? – голос у Щуки внезапно сел, словно у него пересохло во рту.

– Власть над Клюшкой.

– Побежденный?

– Линяет навсегда из Клюшки.

– Заметано, – кивнул головой Щука и довольный пошел в свою спальню.

«Честный поединок» был введен на Клюшке еще обитателями послевоенных лет. Через честную драку, в которую никто не имел права вмешиваться, решались спорные вопросы жизни обитателей Клюшки. Это был последний и решающий аргумент в решении назревшей проблемы. Отказ одной из стороны в участии поединка, рассматривался как трусость и поражение. Проиграть в поединке не считалось позорным, так как двое честно, и открыто при всех выясняли свои отношения.

Последний «честный поединок» был два года назад, когда Щука отвоевал у Батона Командорство.

Весть о «честном поединке» между двумя бывшими корешами быстрее цыганской почты распространилась по Клюшке. После ужина основное здание детдома вымерло. Все, начиная с пятого класса (малышню не пускали на такие поединки) столпились возле спортзала. Занятие по ОФП закончились досрочно. Свисток торопился, у него в восемь вечера была еще тренировка по волейболу в сельском клубе. Он несказанно обрадовался, когда сразу несколько обитателей напросились дежурить по спортзалу, ему не пришлось никого в этот раз заставлять. Он оставил дежурным ключ, сам же поспешил в сельский клуб. Как только его силуэт исчез за пределами территории Клюшки, дверь спортзала открылась, и в него ввалилось человек восемьдесят. Как только все зашли, Чапа закрыл спортзал на ключ.

Большая часть обитателей, поддерживающая Никитона, сгруппировалась у одной стены, другая, за Щуку, более жидкая, у противоположной, в центре находилась Кузя в спортивных брюках и синей футболке. По правую руку от нее стоял Никитон, в синих спортивных брюках и красной футболке, по левую – Щука, также в синих спортивных брюках, но в светлой футболке.

Щука был сантиметров на десять выше Никитона, крупнее в габаритах, никто не сомневался в победе Командора, всех интересовал вопрос, как долго продержится Никита, его почти никогда не видели дерущимся.

Кузя заметно нервничала. Она поднял правую руку, зал сразу замер.

– Сегодня «честный поединок» между Смирновым и Щукиным, – громко объявила она. – Они выясняют право на командорство. Победителем считается тот, кто заставит противника сдаться и произнести это слово. Противник, не признавший себя побежденным считается победителем. Всем все понятно? – спросила Кузя, взглянув на сосредоточенные лица Щуки и Никиты. – Как судья задаю вам вопрос: не хотите ли вы помириться?

– Нет, – глухо произнес Никита.

– Нет, – ответил Щука.

– Тогда начинайте, – скомандовала она, и отошла в сторону.

У Щуки был особый природный дар – звериная жестокость. Он с малолетства усек, все в этой жизни решает только сила. Кто ее обладает, того бояться и уважают. Клюшка Щуку боялась, ненавидела и терпела, другого выхода не было. В драках Щукин был безжалостен, избивал до крови, и чем больше ее было, тем сильнее это его заводило. Особо он издевался над новенькими. Охваченный злорадным торжеством, его лохматая голова рождала всевозможные идеи по «прописке» новеньких, при этом его глаза неистово загорались, а на лице появлялась язвительная ухмылка.

Первым ударил Щука.

– Хук, справа, – довольно прокомментировал он.

Смирнов устоял.

– Хук слева, – парировал Никита и отскочил на шаг.

Былая уверенность с самодовольного лица Щуки испарилась, он никак не ожидал от хлипенького Смирнова таких сильных ударов. Щука ринулся в атаку, он схватил Никиту за спину, подтянул к себе и, не обращая внимания на удары, которыми Смирнов его осыпал, нанес ему короткий, рубящий удар по голове так, что наблюдавшие за ними обитатели ахнули. Потом Щука нанес еще один такой же сильный удар, и Никита упал на пол к его ногам.

– Все, Никитон, – победно захрипел Макс, – сдавайся!

– Ни фига, – Смирнов, упираясь руками в пол, поднялся на ноги.

– Что ж ты такой живучий? – взбесился Щука, он прицелился и нанес кулаком удар по Никитиному носу, из которого брызнула фонтаном кровь. Смирнов зашатался, поднял подол футболки, вытер им нос.

– Сдаешься?

– Не дождешься, – прохрипел Никита.

Зал напряженно и безмолвно наблюдал за поединком, по условиям болельщики не имели право кричать. За любой крик судья имел право назначить штраф виновному, вплоть до пачки сигарет. Никита чувствовал, что выдохся: в голове шумело, удары его были слабыми и неточными.

– Сдавайся, Никитон? – Щука держал Никиту руками за футболку.

– Не сокращайся, Командор!

Смирнов стоял перед ним, качаясь, с залитым кровью правым глазом.

– Сдаешься?!

Никита отрицательно мотнул головой. Щука повалил Никиту на пол и принялся бить его ногами по животу, спине, остервенело приговаривая:

– Сдавайся, козел… Ну.. кричи… Проси прощения…

Никита как мог, прикрывался руками от ударов. Его силы поддерживала только ненависть, – ненависть, переполняющая всю его душу. Последний удар Макса окончательно вырубил его. Кузя подбежала к Никите, опустилась на колени.

– Ну, Командор, ты и зверь! – со страхом произнесла она.

– Пошла ты, – выдавил из себя Щука, чувствуя на себе осуждающие взгляды собравшихся. – Смирнов, ты сдался, – Щука нагнулся над ухом Никиты.

– Нет! – Никита закрыл глаза.

– Щука, ты проиграл поединок, – уверенно произнесла Кузя. – Никитон не сдался? Ты больше не Командор Клюшки!

Щукин странно посмотрел на Кузю.

– Пошли вы все… – и под неодобрительное шушуканье он ушел из спортзала.

Обитатели с молчаливым осуждением смотрели в спину, уходящему Щукину. Как только его не стало в спортзале, толпой бросились к Никите. Ему принесли воды, Кузя заботливо вытерла мокрым полотенцем с его лица засохшую кровь.

– Как ты? – участливо спросил Комар.

– Плохо, – признался Никита. – У меня все в голове шумит и тошнит.

– Зачем тебе нужен был этот поединок? – спросила Кузя.

– Я хотел убить нашу дружбу.