Эмоции: великолепная история человечества - Ричард Ферт-Годбехер

Их услуги были незаменимы. Без военных орудий невозможен мир. Без мира поток предметов роскоши рискует иссякнуть. Тем не менее война за главный, поистине грандиозный приз была неизбежна. Конкуренция за богатства обеих Америк и Островов пряностей оказалась жестокой. Не менее четырех раз Англия и Голландская республика вступали в схватку за богатства, сулившие колониальные предметы роскоши: впервые с 1652 по 1654 год, затем с 1665 по 1667 год и с 1672 по 1674 год и, наконец, столетие спустя, с 1780 по 1784 год. Голландцы одержали победу в первых трех, однако потерпели поражение в последней, уступив вновь обретенной военно-морской мощи Британии.

Защита торговли и, что более важно, денег, получаемых с торговых пошлин, была веской причиной для войны. Проблема заключалась в том, что большинство стран не располагали регулярной армией или военно-морским флотом. Они по-прежнему планировали при необходимости рекрутировать дворян. Требовалась иная форма организации — обученные военные на жалованье, в любой момент готовые к бою как на суше, так и на море. Финансировались такие предприятия из налогов страны — тут круг и замыкался. Армия и флот были нужны для защиты торговцев, которые платили налоги, обеспечивающие (помимо прочего) содержание армии и флота. Эта взаимосвязь налогов и военных конфликтов получила название фискально-милитарного государства. Большинство из нас живут сегодня в той или иной форме такого государства, и все благодаря тому, как мы адаптировали свои моральные и философские взгляды, чтобы потакать самой прожорливой форме желания — жадности.

Что касается второго моего утверждения, мы уже исследовали роль, которую желание и вкус сыграли в появлении моды. С тех пор мало что изменилось. По сей день потребительская культура держится на желании и вкусе. Желание стимулировало конкуренцию, привело к созданию европейского рынка подделок и дало толчок социальной мобильности. У капитализма долгая и очень сложная история, поэтому мы не станем в нее углубляться. Достаточно сказать, что его могло бы и не быть, если бы люди не завидовали товарам соседей, не любили безделушки и не нашли способа оправдать эту любовь. Желания первого порядка и чувство вкуса дали волю коммерциализации и превратили капитализм свободного рынка в благо, способное принести счастье. Перефразируя американского писателя и оратора Мэтта Диллаханти, можно сказать, что Соединенные Штаты строились на нарушении десятой заповеди: каждый был вправе возжелать то, что принадлежит ближнему.

Впрочем, так дела обстояли не всегда — по крайней мере, не так просто, как я излагаю. В Бостоне стремление к свободе и самоуправлению взяло верх над стремлением к роскоши, когда горожане уничтожили чай. Тенденция вскоре охватила и другие колонии в Северной Америке. Британское правительство просчиталось. Американцы не собирались платить пошлины, на которые не соглашались, ни на чай, ни на что-либо еще. Они предпочли бы отказать себе в чем-то, и это наглядно продемонстрировало «Бостонское чаепитие». Для них высшей роскошью была свобода. Именно в ней колонисты видели красоту, истину и моральное благо.

Как я уже упоминал, в американской Декларации независимости закреплены три неотъемлемых права. Как и у Локка, они гарантировали каждому право на жизнь и свободу, однако отцы-основатели заменили право на имущество стремлением к счастью. В их глазах у имущества и эмоции счастья было много общего. Стремление к радости лежало в основе систем чувств, описанных еще Платоном и Фомой Аквинским. Теперь же право на счастье оговаривалось в основополагающем документе новой нации. И на этот раз — впервые за всю историю — счастье оказалось тесно связано с желанием. Соединенные Штаты — порождение сентиментального чувства вкуса, стремления к свободе, благополучию и роскоши. Им было уготовано стать нацией, выстроенной вокруг стремления к счастью, подогреваемого жаждой богатства.

Глава 8. Появление эмоций

Те типы чувств, что мы с вами рассматривали до сих пор, не слишком похожи на эмоции, привычные современным людям. Мы говорили о пате — возмущениях души, возникающих, когда органы чувств обнаруживают что-то, что способно доставить удовольствие или причинить боль. Мы касались страстей — чувств, напоминающих пате; они зарождаются в чувствительной части души и, если им позволить, могут влиять на рациональную душу. Мы разобрались с сантиментами — субъективными чувствами, которые направляют нас в вопросах морали и эстетики. Однако ни одна из этих разновидностей не соответствует современному представлению об эмоциях. Если в предыдущих главах мы обсуждали конкретные эмоции в контексте больших категорий чувств, то в этой главе рассмотрим более общую картину. С ее помощью вы поймете, как вообще появилась такая уже привычная современной психологии категория чувств, как эмоции. Историю современных эмоций нельзя рассказать без обращения к науке и философии. Собственно, человек, с которого начался переход от старых представлений о чувствах к современной концепции эмоций, был одним из самых известных философов в мире.

Я чувствую, следовательно, я существую

В 1650 году — чуть более чем за столетие до того, как понятие «эмоция» обрело свое современное значение, — пятидесятитрехлетний француз умирал от пневмонии в холодном и сыром доме на Вестерлонгатан, одной из главных улиц Стокгольма. Хотя седина уже вовсю покрывала редкие волосы на голове, уже не прикрытые черным кудрявым париком, она еще не тронула характерную эспаньолку и заостренные усы, превратившиеся в своеобразную визитную карточку философа на долгие столетия. Всего за несколько месяцев до этого Рене Декарт стал наставником шведской королевы Кристины, ради чего переехал из Нидерландов, где провел большую часть своей жизни.

Королеве Кристине очень понравились опубликованные письма Декарта к блестящей Елизавете Богемской. Понравились настолько, что она убедила философа издать их отдельной книгой. Так появились «Страсти души». В особый восторг Кристину приводило то, как Декарт рассматривал чувства — по его собственному выражению, не как «оратор или философ-моралист, а как врач»[218]. Несмотря на то что авторы XVII века были знакомы с идеями Галена об эмоциях и гуморах, книги того периода о страстях, как правило, основывались на «Риторике» Аристотеля и, как и полагается книгам об ораторском искусстве, обычно посвящались тому, как переубеждать людей с помощью чувств. Труды, в той или иной степени не переосмыслявшие «Риторику», по своей сути представляли собой учебники манер: в конце XVI — начале XVII века многие философы-моралисты ставили контроль над страстями в центр своих руководств по достойному поведению. Приличия, особенно деловые и дипломатические, стали важнейшим элементом эмоционального режима, установившегося в то время в европейском обществе. На смену шпаге пришел реверанс — по крайней мере, в теории. Желание Декарта применять научный подход