Эдит Пиаф. Без любви мы – ничто - Жан-Доминик Брийяр

Эта авария оказалась много серьезнее первой. Ролан Авели вышел из нее с двумя сломанными ребрами, Андре Пусс порвал сухожилия на запястьях. Что касается Пиаф, то у нее оказалась сломана плечевая кость, и певица вынуждена была вернуться в Париж, чтобы пережить серьезную операцию. 21 августа она вышла из клиники с гипсом, поддерживающим руку, ее мучили сильнейшие боли. Чтобы облегчить страдания, врач порекомендовал ей медикаменты на основе морфия. Это предписание имело драматические последствия.

Невезучий водитель Андре Пусс впервые встретился с Пиаф несколькими годами ранее в США, где велосипедист принимал участие в регулярно организуемом велотуре «Шесть американских дней». Гонка проходила либо в Кливленде, либо в Буффало, либо в Чикаго, либо в Нью-Йорке. Добрый друг Марселя Сердана, Андре посетил несколько нью-йоркских концертов певицы. Двумя годами позже он снова увидел ее на сцене, теперь в Париже, когда Эдит играла в «Маленькой Лили». «В один прекрасный день он явился к Пиаф, – вспоминает Азнавур. – Она его хорошо помнила, потому что, когда она пела в “Версале”, он требовал исполнить ту или иную песню, и этот голос с парижским акцентом остался у нее в голове. Когда он пришел в “ABC”, чтобы встретиться с Эдит, то была, как бы это сказать, дружба с первого взгляда… Он был живым, болтал без умолку, он был забавным и не лишенным юмора. А еще его речь… Очень близкая к той, на которой разговаривала Пиаф в молодые годы. А затем однажды он обосновался в доме»[107].

После того как Эдди Константин вернулся к жене, велогонщик занял вакантное место любовника Эдит. Их связь продлится всего несколько месяцев, но Пусс даже сегодня хранит о ней самые теплые воспоминания: «Вопреки тому, что о ней говорили, она не была некрасивой. У нее имелось одно несомненное достоинство – кожа… Я назвал ее satin skin»[108].

Очень скоро любовники начали ссориться, Эдит с удовольствием закатывала скандалы, к которым была привычна. «Однажды она дала мне пощечину, – вспоминает Пусс. – На следующий день она не могла петь, потому что я не остался в долгу… Нас встретил владелец “ABC”. Я ему говорю: “Эдит не сможет петь в течение одного или двух дней, потому что у нее проблема с зубами”. Она посмотрела на него, смеясь, и заявила: “Это он дал мне в морду”. Как она хохотала! Ссора закончилась. Она на меня не сердилась»[109].

Все близкие друзья Эдит сходятся во мнении: Пиаф любила провоцировать своих любовников на насилие. Ей нравилось, когда дело доходило до рукоприкладства. Вот что рассказывает Билли, содержательница роскошного публичного дома, в котором певица жила в годы войны: «Она понимала только один язык – язык кулака». Однажды вечером к Пиаф пришел Анри Конте, который в то время был ее любовником. Воробышек вела себя как разъяренная фурия. Исчерпав все словесные аргументы, Конте увлек подругу в соседнюю комнату. Парочка вернулась минут через десять. «Он задал ей хорошую трепку, – объясняет Билли. – Ее щеки были пунцовыми. Но при этом она выглядела веселой, довольной, милой»[110].

«Она любила в мужчине его силу, потому что нуждалась в защите, – анализирует поведение приятельницы Филипп-Жерар. – Она как-то сказала мне, что для нее побои – непременное дополнение к чувствам. Она любила смотреть, как мужчина раскрывается во всей своей мужественности. И побои были для нее проявлением этой мужественности. Драка самым чудесным образом укладывалась в ее представление о любви, наилучшим образом соответствовала ее восприятию отношений между мужчиной и женщиной. Она всегда хотела видеть рядом с собой мощного и жестокого самца. Сердан никогда не бил Эдит, но в этом не было необходимости, она и так знала, что сама профессия заставляет его быть забиякой».

Об этой концепции Пиаф о физическом насилии как проявлении большой любви упоминает, не стесняясь в выражениях, и Симон Берто: «Оплеуха приравнивалась к свадьбе. Когда Эдит получала хорошую затрещину, она тут же понимала, что хозяин рядом»[111].

Любовная история с Андре Пуссом приказала долго жить. Но 1951 год стал «годом велогонщиков» в жизни Пиаф, на смену пришел очередной спортсмен: Эдит остановила свой выбор на неком Тото Жерардене. На самом деле чемпиона по трековым гонкам звали Луи, а это имя Эдит просто обожала: так звали ее отца и ее первую любовь, то же имя носили «первооткрыватель» Малышки Луи Лепле и ее новый импресарио Лулу Баррье. Но вот незадача: и этот избранник Пиаф был связан узами брака. Такая мелочь никогда не смущала певицу, но в данном случае произошло одно весьма неприятное событие.

Тото, которого Даниель Бонель опишет как «светского мужчину, рожденного для светских отношений», обладающего «острым умом и худощавой фигурой», недолго думая переехал в особняк в Булони, что не могло не вызвать гнев его законной супруги. Обманутая женщина подала жалобу в полицию, утверждая, что ее муж вывез из дома вещи, которые находились в их совместном владении, и прежде всего дорогостоящие золотые слитки. Дело так и не дошло до суда, но наделало много шума в прессе (например, газета «Détective» посвятила ему целую передовицу). Теперь за Пиаф прочно закрепилась репутация «воровки мужей».

В результате разбирательства спортсмен поспешил вернуться в лоно семьи, и его уход Пиаф восприняла как личное оскорбление. «Я немного, и даже очень сильно, выбита из колеи, – пишет она Жаку Буржеа. – Все эти мужчины только и делают, что разочаровывают меня, причиняют мне боль, расстраивают меня. Это что, у них в крови? Я создана не для того, чтобы иметь кучу любовников. Это они всегда нуждались во мне. Как я могу верить в их любовь? Нельзя пользоваться женщиной, которую любишь»[112].

Несмотря на боль и разочарование, Пиаф осознавала, что отчасти сама виновата в сложившемся положении вещей. Понимала, что, ввязываясь в очередное любовное приключение, она нисколько не заботится о последствиях, а только и делает, что развлекается, стараясь забыть обо всем – и прежде всего о Марселе Сердане. Отныне она была намерена вступать в более «мирные» связи. А главное, в законные.

Брак по расчету

(1952–1955)

Весну 1952 года Пиаф провела в Париже, несколько недель она выступала в кабаре «Золотое сукно», аккомпанировал певице композитор Рене Клёрек. Однажды вечером после сольного концерта журналист из газеты «L’Aurore» взял у певицы интервью. На следующий день газета опубликовала статью, озаглавленную «“Существует только Париж… особенно теперь!” – делится с нами Эдит Пиаф, крича о своем счастье». Певица в очередной раз влюблена и не стесняется говорить о своем новом избраннике. «Он умен, – объясняла она. – Мне с ним никогда не скучно, он умеет меня развлечь… Все при нем». И добавляла: «Это единственный мужчина, ради которого я готова пожертвовать своей карьерой». И когда репортер спросил Эдит, как она намерена проводить время с новым возлюбленным, она ответила: «Никак… Я стала бы его женой. Мне было бы этого достаточно»[113].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});