Не тихоня (СИ) - Май Лаванда

— А ну стой! — цепляю одногруппницу за плечо, выбегая вслед за ней из аудитории.

Алина оборачивается, брезгливо сбрасывая мою руку и морщится:

— Чего тебе, Крылова?

— В библиотеку несёшься? — задираю голову и скрещиваю руки на груди.

— А тебе какое дело? Уже и ходить туда, кроме тебя, никому нельзя?

— Что в сумке? — киваю на шоппер.

— Книги на сдачу, — зло щурит глаза. — Отвали, а?

— Показывай, что у тебя там за книги!

— Ты совсем больная? Крыша у тебя уже течёт с книгами этими!

— Крышу я тебе сейчас продырявлю, если не покажешь книги! Я работаю в библиотеке и обращаюсь к тебе, как библиотекарь!

— Сегодня не твой рабочий день, Крылова! — нервно отбрасывает свои волосы за спину. — Угомонись!

— Тогда идём вместе. Пошли! — машу рукой в зазывающем жесте. — Чего стоишь?

— Ты маньячка. Никуда я не пойду с тобой.

— Я ведь поговорю с Елизаветой Петровной, и мы придумаем санкции против тебя за твои книжные долги.

— За остальными должниками так же бегаешь?

— Являюсь к ним в кошмарных снах и обещаю адские муки.

— Больная.

— Ладно. Тогда так: у тебя в сумке все книги с синей обложкой. Да?

Иванова с досадой поджимает губы, и я понимаю, что права.

— Допустим. И что с того? — с вызовом задирает голову.

— Зачем они тебе?

— Сама не догадалась?

— Настолько глупа, что хочешь позлить меня именно таким образом? Не лень таскаться с таким грузом постоянно и бегать раз за разом в библиотеку?

— Не лень. Ты мне настолько неприятна, что я готова и на такое.

Какая глупость… Нисколько не поумнела за время, что мы вместе учимся.

— Ненависть на грани любви и помешательства… — смеюсь.

Она в самом деле так неравнодушна к моей персоне? И кто из нас болен… Мой смех угрожает стать истерическим… С такими-то нелепыми врагами…

— Мне наскучило уже. Вот и возвращаю. Пора жить жизнь дальше, не зацикливаясь на прошлом. И ты для меня теперь в том самом прошлом, — приподнимает сумку и трясёт ею в воздухе, — как и эти книги. Ты сиди и дальше в своём трауре, игнорируя всю группу, а я намерена начать наслаждаться настоящим. Прекрасным настоящим, где нет Одарии Крыловой с её высокомерной задницей.

Я даже почти зауважала Алину после такой пламенной речи. Почти.

— Хочешь посмотреть мои книги? — продолжает девушка. — Пошли в библиотеку вместе. А я просто посмеюсь над тобой и твоей одержимостью синим цветом.

_______

Все оставшиеся главы будут выходить по средам) ♡

Пока не располагаю большим количеством времени для написания книг, но следующая книга (сейчас пишется в стол) планируется с ежедневной выкладкой)

Глава 40

Артём

Одария раскрывается передо мной с новых сторон.

В какую-то из недавний ночей она рассказала о предстоящем разводе родителей, об их отношениях после той самой трагедии с младшей дочерью. Рассказала о диком желании найти книгу, о страхе, что записка давно и безвозвратно утеряна.

Столько всего рассказала, что не перестаю удивляться тому, как такая колючка смогла это сделать. Долгое время она казалась мне высокомерной, но всё же её дружба с тихоней Мартыновой вызывала вопросы. Как такие две разные девушки могут дружить? Как Маша выносит компанию Крыловой? Много вопросов было у меня к моей будущей девушке. Теперь я многое понял про неё, многое узнал.

Да и сам, признаться, стал каким-то другим в этих отношениях. Никаких признаний в любви не было, но мне так уютно с Одарией засыпать ночами, словно это то, чего мне и не хватало для полного счастья.

Изначально я убедил себя в том, что моя жизнь полноценна, и желать мне больше нечего. Я убедил себя в том, что у меня с Одарией всё хорошо: красивая девушка и прекрасный секс без обязательств. Но, оказывается, этого мне не достаточно.

Затем мы стали жить вместе, о многом говорить. И отношения даже больше не секретны… Но теперь мне снова мало. Что-то зудит и не даёт покоя. Мне даже кажется, что у нас… любовь? Только общаемся так, словно это слово — какая-то ерунда, и она не для нас.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но это всё мои переживания. А Крылова тем временем беспокоится о своей книжной истории, и я её в этом, впрочем, понимаю и поддерживаю. Я долго ломал голову над тем, как можно ускорить поиски заветной книги. Тем более видел и продолжаю видеть мучения Одарии. Её отчаяние будто начало резко расти, и я не могу понять, с чем это связано.

Я видел нервозность своей девушки, а ещё помнил о злости Крыловой на Иванову, и вчера уточнил:

— Ты же точно не собираешься драться с Алиной? Это ведь даже звучит смешно.

Мы сидели в коридоре на одном из диванчиков, так как нужная аудитория была заперта на время перемены.

— Я уже поговорила с ней. Мне больше не интересно, — голос прозвучал пресно, со скучающими нотками.

— Когда ты успела?

— Во время большой перемены, когда она как раз в библиотеку потащилась. Пока ты тусил где-то с друзьями, я её и подхватила под локоток.

— И что в итоге?

— Да пофиг на неё мне в итоге, — она как-бы успокаивающе хлопает меня по бедру, распространяя таким простым жестом лёгкий аромат полюбившихся мне духов. — Просто пару минут выясняли отношения и разошлись. Потом я сходила в библиотеку и попросила Елизавету Петровну показать мне книги, которые притащила Алина. В них ничего не было.

По лицу Одарии я понял, что пофигизм не наигранный. От облегчения наклонился и в порыве страсти прикусил нежную мочку уха, за что в ответ получил то же самое…

После я снова много думал. Всю оставшуюся последнюю пару, весь вечер и даже немного ночью. И придумал. Всё гениальное приходит на ум ночью? Как и всё самое глупое… Но уверен, моя идея может дать свои плоды в ускорении поисков нужной книги.

Утром уже привычно приехали с Одарией в вуз вместе, но в коридоре мы разошлись: я сослался на важное мужское дело с парнями, а сам умчал в библиотеку. Там я недолго посидел в рабочей зоне за компьютером, создавая нужный мне документ, а затем распечатал в нескольких экземплярах.

Всего через десять минут я уже ходил по коридорам корпуса.

— Артём, ты серьёзно? — Ермолин неожиданным образом оказывается у меня за спиной.

— Нет, потешаюсь, — даже не оборачиваюсь к одногруппнику, занятый размещением листовки в свободный кармашек настенного стенда.

— Это какая-то секта или что?

Кирилл тычет пальцем в стенд и я, наконец, обращаю внимание на парня.

— А тебе что с того, Кирюх? — словно из ниоткуда возникает перед нами Даня, деловито поправляя очки в чёрной оправе.

— Присоединиться хочет, — говорю, здороваясь с обоими за руку.

— Просто реально не понимаю в чём прикол.

— Не всё в этом мире поддаётся нашему пониманию — это нормально, — отвечает Ермолину староста с комично философским видом.

— Ты тоже с ними в этой секте?

Кирилл теперь и до Рыжкова докопался. Я вмешиваюсь:

— Тебя в нашу секту в любом случае никто не звал. Иди развейся куда-нибудь, пока перемена не закончилась. В буфет сгоняй за утренним кофе, с друзьями порезвись…

— Вот значит как, — хмыкнул приставала и развернулся прочь, потеряв ко мне интерес.

— «Принеси в эти выходные вузовские книги с синей обложкой в библиотеку и получи двести рублей на телефон».

Даня зачитывает объявление на размещённой мной листовке, а затем с немым вопросом в глазах оборачивается ко мне.

— Это ведь не просто так, — говорит. — В этом новом приколе Крыловой с синими обложками книг есть какой-то логично объясняемый смысл.

Впервые староста задаёт мне столь откровенный вопрос. Обычно он держится нейтрально и не пытается влезть в личное пространство. Да, может что-то спросить, но продавливать не станет. Поэтому Рыжкому и не трудно ответить:

— Да, ты прав. Она не сошла с ума, и я тоже в своём уме. На всё есть свои причины, но они имеют личный характер, и поэтому я не могу рассказать тебе в чём же суть.