Не тихоня (СИ) - Май Лаванда

— Зачем мне это? — спрашиваю.

— Смотри в третий столбец с названиями книг! Пробивай их через поисковик и проверяй, как выглядит обложка! Иди с конца, а я с начала списка проверять буду!

Одария прямо загорелась своей идеей. Сама не своя сейчас: суетливая, с горящими глазами. Пожимаю плечами, но не сопротивляюсь, а открываю браузер в своём мобильном телефоне, пока сама девушка делает то же самое прямо с рабочего компьютера.

Около получаса мы молча занимаемся каждый своим делом. За это время в двери библиотеки вошёл лишь один студент, принёсший на сдачу книгу. Весь запыхавшийся, раскрасневшийся — он явно торопился и боялся опоздать. Смотрю на часы, а они сообщают, что до конца рабочего дня пятнадцать минут.

Одария беседует с ним, ведя обычный диалог между библиотекарем и читателем. Я же продолжаю рыскать по Интернету.

— Артём… — шепчет Одария поражённо, когда за последним посетителем закрылась дверь — Они все синего цвета…

— У меня такой же результат поисков, — признаюсь, кивая на телефон.

— Разве такие совпадения бывают?

— Я не знаю… Каким боком тут Алина?

— Понятия не имею. Видимо, всё же совпадение. Или… она просто назло мне, видя моё «странное увлечение» нахватала себе синих книг побольше, только бы мне не досталось.

— Странный способ насолить…

— Я же говорила тебе, что она тупая! — глаза Крыловой загораются злостью.

— Прямо настолько?

Что-то сомневаюсь.

Глава 39

Одария

Я толкаю дверь палаты. Аня лежит с закрытыми глазами в окружении белых стен. Из-под бледно-голубого одеяла виднеется землянистого цвета лицо, покрытое кислородной маской. Вокруг сестры трубки, капельница, электрокардиограф, аппарат искусственного дыхания и полная тишина.

Вдруг из-за туч на улице выглядывает солнце, и сквозь оконное стекло проникает его яркий луч, падающий прямо на неподвижное лицо Ани. Она, словно пробуждённая им, открывает глаза, и смотрит прямо на меня, не моргая.

— Разве ты не умерла? — спрашиваю в полном потрясении, возвышаясь над хрупкой девичьей фигуркой на больничной койке.

— А ты бы хотела этого? — сестра приспускает кислородную маску так, словно та ей больше не нужна.

— Ни за что на свете! Но разве ты не разбилась насмерть?

— Разбилась, — язвительная усмешка. — Какая жалость, ведь я не успела сказать тебе одну вещь: я ненавижу тебя.

Её лицо так похоже на моё. У нас один цвет волос, глаз, кожи. Одна форма носа на двоих и почти одинаковый рост. Но, не смотря на такие сходства, мы такие далёкие друг для друга, как две незнакомки.

— Ненавидишь? — слышу дрожь в своём голосе.

Почему? Почему Аня меня ненавидит? Неужели не понимает, что Ваня не выбирает её не из-за меня. Он не любит её, но любит меня. Неужели я виновата в том, что чувствует он?

— Но почему? — спрашиваю, смаргивая первые слезинки на глазах.

Взор заволокло и всё поплыло от влаги, но я вижу и чувствую, как озлобленно смотрит на меня Аня. И молчит, добивая, лишая последней надежды на нормальный разговор.

Почему же? Я ведь никого не уводила и не отбивала! В чём моя вина? В том, что младшая влюбилась в моего парня? В том, что терпела её глупые попытки отбить Ваню у меня? В том, что тот смеялся над ней?

Я просила парня, чтобы он был мягче и не обращал внимания на глупого подростка, которым являлась моя семнадцатилетняя сестра. Я старалась избегать Аниного внимания и не демонстрировать лишний раз своё счастье. Я таскала эти несчастные книги из студенческой библиотеки, как просила мама, чтобы «воспитать» младшую дочь и заставить ту сидеть дома, вместо тайных и крайне сомнительных вылазок по ночным клубам.

Да разве могло всё это сработать? Ничего не помогло. Никакая ласка и никакая строгость не работали на той, что уже считала себя взрослой.

— Я же спросила: почему ты меня ненавидишь? Что ты молчишь! — повышаю голос.

Аня возвращает на лицо кислородную маску и закрывает глаза.

— Почему?! — кричу ещё громче.

Мой крик эхом отражается от белых стен и продолжает звенеть в ушах, когда я закрываю глаза, очутившись в полной темноте.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Ничего не вижу и дышать всё тяжелей. Что-то давит на мои рёбра, и вскоре я понимаю, что это мужская рука лежит на мне, когда как я сама лежу на постели.

Нет никакой палаты, Ани, капельниц и трубок. Только я, сопящий под боком Артём и воспоминание о недавнем сне. В окно, между двумя не смыкающимися шторами, льётся совсем тоненькая нить лунного света. Часы на экране моего мобильного телефона показывают четыре утра. Ну и дела.

Поворачиваюсь на бок, чтобы сместить тяжеленную руку с ноющих рёбер на бедро. Угольников сквозь сон делает шумный вдох мне в спину и что-то бормочет.

— Почему ты плачешь? — едва разборчивый шёпот мне в спину.

— Что? — тоже шепчу.

Может, он сам с собой во сне разговаривает?

— Нужно спать, Рия…. Завтра на пары.

Голос парня хрипит и вибрирует, как бывает сразу после пробуждения. Вдыхаю с намерением игнорировать его бормотание и поскорей заснуть.

Только вот рука Артёма вдруг покидает моё бедро и спустя секунды мужские пальцы скользят по моим щекам. Я тут же поняла две вещи: Угольников уже не спит, а моё лицо и в самом деле мокрое. Даже и не поняла, что заплакала в реальности.

— Просто кошмар приснился. Давай спать, — отвечаю.

— Давай…

Парень быстро заснул, судя по сопению за спиной, а вот я пролежала ещё около часа в задумчивости. Приснившееся вселило тревогу и тоску. Ещё и мысли об Ивановой с её выходками вновь пришли в мою голову. Всё смешалось в неприятную вязкую кашу, есть которую точно не хочется.

На утро в итоге проснулась совсем «раздавленной». Всё валится из рук, проливается. И аппетита совсем нет: опрокидываю в себя чашку кофе, ничем даже не закусив.

— Кофе на голодный желудок? — заметил Артём мои действия.

— Ой, только не включай папочку…

Быстро собираемся на первую пару: одеваемся, на ходу чистим зубы, обуваемся…

— Что это такое было ночью? — спрашивает, когда мы уже сели в машину.

— Мне приснился плохой сон.

— Что тебе снилось?

Щёлкаем ремнями безопасности. Я спокойно отвечаю:

— Моя сестра.

— О… понятно.

— Но я думаю про Алину. Мало её было за волосы подёргать — надо было быть не такой ласковой.

— Ты сейчас о каких волосах речь ведёшь? — Артём поворачивает ключ зажигания. — Неужели вы дрались?

— Нет, мы лишь обменялись коротким комплиментом. Ну ничего: сегодня ей мало точно не покажется! Все выходные об этом мечтала…

— Что ты собираешься делать?

— Поговорить с ней.

— Рия, давай только без драк.

— Боишься, что Иванова моё личико испортит? Целовать меня перестанешь?

— Боюсь, что Иванова, благодаря твоим стараниям, откроет абонемент к травматологу. Я сам с ней поговорю.

— Как бы не так! Это моё дело, Артём. Что за режим «папуля» у тебя включился сегодня?

— Не включал я никакой режим, — умело крутит руль, вывозя нас с парковки у дома. — А дело Наше. Ты посвятила меня в эту историю, и теперь я часть её. Здесь нужна моя холодная голова, а не твои измотанные нервы.

Конечно, я его не послушалась.

Следила за Ивановой с самого утра, а та, как нарочно, держалась от меня на расстоянии. То в буфет сбежит, то с подружками хихикает где-то в укромном уголке.

Но я не буду собой, если поскромничаю и позволю тупой блондинке провести меня. В середине учебного дня, пока Артём пропадает где-то с друзьями, делаю вид, что слишком занята разговором с Мартыновой, чтобы замечать что-либо вокруг. В этот-то момент я и увидела краем глаза, как Иванова вешает себе на плечо сумку-шоппер и в одиночестве выходит в коридор.

Она настолько ненавязчиво забивает свою сумку книгами, что я никогда и подумать не могла, что там кроме тетрадей и косметики что-то есть. Да и дела мне не было до этой девчонки в последние месяцы…