Herr Интендантуррат - Анатолий Дроздов

«Не тебе, ворюге, меня учить!» – подумал Крайнев, пообещав учесть замечание начальника.

На самом деле он кормил детей по другой причине. Эльза просила взять на работу самых обездоленных. У всех женщин, работающих в столовых, не было мужей: погибли или пропали без вести. Семьи голодали. Крайнев понимал, что матери обязательно станут таскать еду детям, рискуя попасться на воровстве. У немцев с этим было строго, уличенного в преступлении в лучшем случае выгоняли, но могли и в лагерь отправить. Территория станции обнесена колючей проволокой, часовые у входа проверяют сумки, русских обыскивают. Крайнев своими глазами видел, как солдаты зверски избивали подростка из паровозных мастерских, утащившего отвертку. Крайнев долго думал и нашел выход…

Поразмыслив над словами Бюхнера, Крайнев решил их игнорировать, а паче интендант станет настаивать, напомнить о пяти тысячах марок. За что плачено? Если начальник полезет в бутылку, можно предложить Бюхнеру самому заняться столовыми. Крайнев был абсолютно уверен, что вороватый интендантуррат от такой перспективы придет в ужас – служба на станции была чрезвычайно тяжелой и хлопотной. Крайнев уходил на работу затемно, возвращался поздно, с Эльзой они не виделись днями, хотя ночевали под одной крышей. Крайнева это устраивало – он до сих пор не мог преодолеть чувство вины перед Настей. Эльза вздыхала, но не сетовала: ее грела сама мысль, что любимый рядом.

…Николай появился через неделю после возвращения Крайнева в N. Вечером в дом Эльзы постучал неприметный человек с корзинкой и предложил купить у него пирожные. Виктор был дома, продавца впустил. Гость поставил корзинку на стол, откинул прикрывавшее пирожные полотенце, после чего спокойно произнес пароль.

– Я открываю кондитерскую неподалеку, – сказал Николай (так он представился). – Нет ничего необычного в том, что кондитер носит свежую выпечку по домам. В этом доме живет дама, а женщины любят сладкое.

– Как думаете передавать сведения в Москву? – поинтересовался Крайнев.

– По радио.

– Ежедневный выход в эфир? Вас запеленгуют мгновенно!

– Не запеленгуют, – сказал Николай. – Примем меры. В N я не один. Добытые вами бланки аусвайсов пригодились.

– Познакомите меня с членами группы?

– Нет. Им не следует знать вас, вам нежелательно видеть их. Связь через меня.

– Пусть! – согласился Крайнев. – Не сочтите меня трусом, но рано или поздно немцы перехватят донесение и расшифруют – дешифровальщики у них хорошие. Станет ясно, что источник сведений находится на станции, причем, судя по его информированности, круг подозреваемых весьма узок.

– Никто не считает вас трусом, – сказал Николай. – Для этого нет оснований. Наоборот. В Москве меня предупредили: вы склонны к неоправданному риску. Мне нравится ваша осторожность, но вы зря беспокоитесь. Если немцы расшифруют донесение, то не смогут его прочесть.

– Почему?

– Перед шифровкой я переведу текст на язык одной малой народности СССР. В Москве есть люди, знающие этот язык, а вот в Германии – вряд ли. Особенно среди дешифровальщиков.

Крайнев внимательно посмотрел на плоское, скуластое лицо Николая и больше вопросов не задавал. Через день после этого визита над N появился самолет с красными звездами на крыльях. Он неторопливо облетел город и окрестности и был отогнан спешно вызванными немецкими истребителями. Истребители пытались самолет сбить, но он скрылся в облаках. А на следующий день прилетели бомбардировщики. Они деловито забросали фугасными бомбами несколько расположенных в окрестностях N воинских частей, уделив особое внимание той, возле которой Виктор с Эльзой некогда устроили пикник. Крайнев узнал это, прослушав запись, сделанную Эльзой в ресторане. Судя по горячности немецких офицеров, налет оказался чрезвычайно эффективным (Крайнев с удовольствием указал это в донесении): погибло не менее четырех сотен немцев, еще большее число ранено, батальон связи с его приемо-передающей аппаратурой, станцией пеленгации и антеннами перестал существовать. Говорившие сетовали, что восстановить узел связи и слежения получится не скоро: у вермахта не хватает техники и специалистов, а центральный фронт в данный момент – спокойное место, горячие бои идут на Украине. Туда в первоочередном порядке идут подкрепления.

В N давно не видели русских самолетов, налет произвел панику. В городе ужесточили комендантский час и светомаскировку. Крайнев получил нечаянные выходные. Опасаясь повторных налетов, немцы временно закрыли станцию: эшелоны следовали через N без остановок и преимущественно ночами. Обслуживающему персоналу велели сидеть дома. Виктор подчинился и три дня бездельничал. Эльза была в восторге. Забросив дела в гостинице, она не отходила от возлюбленного. Они вместе ели, спали, мылись, разве что в уборную ходили порознь.

– Пусть бы самолеты еще прилетели! – сказала Эльза на третий день. – Так хорошо с тобой!

Крайнев вздохнул.

– Грех радоваться! – сказала Эльза, по-своему поняв его вздох. – Но я не могу удержаться. Умом понимаю: погибли люди…

– Это не люди! – сказал Крайнев. – Фашисты… Видела, что вытворяют?!

– Где? С начала войны не выезжала из города.

Эльза прижалась щекой к его плечу, Крайнев стал рассказывать. О гибели Брагина и сопровождавшего его бойца, о лагере для военнопленных в Городе, намерении немцев расстрелять городских евреев, пытках и убийстве семьи Мони Иткина, уничтожении жителей Вдовска… Эльза плакала, он осторожно стирал слезы с ее лица, но продолжал. После того как он закончил, Эльза долго молчала.

– Всегда знала, что ты замечательный человек, – вымолвила она, наконец. – Я тобою горжусь!

Виктор не ответил.

– Не вздумай возражать! – сердито сказала Эльза, хотя Крайнев ничего такого и не думал. – Расскажи о себе! Ты обо мне все знаешь, а я о тебе – ничего. Хоть немножко!

Крайнев, выбирая слова, рассказал о родителях, бабушке, учебе в училище.

– Не могу поверить, что ты интендант! – сказала Эльза. – После того как ты воевал в сорок первом. Да и здесь… Кем ты хотел стать в детстве?

– Переводчиком.

– Вправду знаешь два языка?

Крайнев задумался и продекламировал по-английски эпитафию на могиле Шекспира, сочиненную самим драматургом.

– Как по-английски «я тебя люблю»? – спросила Эльза.

Крайнев сказал.

– Звучит лучше, чем по-немецки, – сказала Эльза.

Виктор улыбнулся и произнес фразу по-украински, затем – на белорусском и польском.

– Приятно, когда тебе объясняются в любви на стольких языках! – сказала Эльза. – Интересно, если по-белорусски «любить» – это «кахать», то ты «каханый»?