Детские ладошки - Петко Тодоров

— Неплохо справилась, — произнес он, оглядываясь.

Женщина стояла рядом по стойке «смирно», как и полагается младшему по званию. Ее черные волосы под лучами солнца казались разноцветными.

Он взглянул на висевший на стене календарь — 12 февраля 1983 года.

Еще один был «выключен». Но оставалось много других.

— Свяжи меня с Галактическим бюро контроля за индивидуальностью. Нужно получить новые инструкции! — приказал он, расправляя плечи, которые венчали блестящие погоны.

Иван Мариновский

Ностальгия

Мы любим отмечать праздники, Марта умеет создавать праздничную атмосферу, красиво накрыть стол, украсив его такими презентабельными салфетками, что мне и в голову не приходит пользоваться ими. Да и не только в праздники — я люблю и просто ужинать с Мартой. «Эмиль, Эмиль, — зовет она меня, — ужинать!» — и я выхожу из кабинета, зная, что до ужина еще далеко, а пока мне предстоит беготня между кухней и гостиной с тарелками и приборами, придется резать хлеб, мне очень нравится резать хлеб и укладывать тонкие ломтики в маленькую камышовую хлебницу. Хлебница эта относится к числу тех немногих вещей, которые мы берем с собой при перелетах с одной планеты на другую, подобно тому как перелетные птицы не расстаются со своими металлическими кольцами на ногах. Потом мы садимся за круглый стол, принимаемся за ужин и заводим разговор о своих дочерях — как хорошо будет, когда… Обе наши дочери далеко, на Земле, наша космическая экспедиция безбожно затянулась, но уже недалек тот день, когда мы вернемся. Через год мы будем с ними. Мы говорим о том, как они нас встретят, что скажут они и что скажем мы, при этом жена непрестанно перебивает меня, как всегда ее распирает от идей, ее идеи всегда лучше моих, а самое интересное — каждая новая идея лучше вчерашней, и мне страшно подумать, какого совершенства они достигнут через год.

Утром мы спешим на работу, она к своим телескопам, а я в медицинский корпус, где работаю главврачом: осматриваю пациентов, ставлю диагнозы, провожу лечение, оперирую. Раньше у нас на космической станции болели по пустякам, но с месяц назад появился неизвестный недуг, распространение которого приобретает характер эпидемии. Им страдают уже несколько сотен членов экспедиции. Пациенты жалуются: «Доктор, ни с того ни с сего перед глазами возникает пелена». «Да нет, вовсе не пелена, — объясняет другой, а какое-то гороховое зерно, которое закрывает зрачок». Третий тоже видит горошину, и четвертый… Это первый, симптом, а через несколько дней зрачок и радужная оболочка становятся зелеными независимо от того, какой цвет глаз был у пациента до этого. «Милые мои…» — начинаю я авторитетно, хотя сказать мне абсолютно нечего, так как, чего уж кривить душой, диагноза я поставить не могу. И рекомендую им избегать волнений, предписываю транквилизаторы, от которых толку мало, а если честно — вообще никакого.

Я не делюсь своими тревогами с супругой, не хочу волновать ее. А вчера за ужином она мне пожаловалась: «Эмиль, в последнее время у меня перед глазами все стоит зеленая пелена…»

Бедная Марта! Что сказать ей? Приходится врать: мол, ничего страшного, все это от телескопов, от проклятых пульсаров, на которые ты ежедневно пялишься. Она отрицательно качает головой: пульсары совсем другого цвета. Утром я в бешенстве вскакиваю с постели. За ночь я внушил себе, что сегодня разгадаю эту загадку. «Сегодня, сегодня, сегодня», — повторяю трижды. Прислушиваюсь — звякнула о чашку ложка, чашка звякнула о тарелку, ага, завтрак готов. Сквозь поднимающийся от чашки пар вижу, что у сидящей напротив Марты зрачок и часть радужной оболочки глаз успели позеленеть, хотя еще вчера этого не было, не желая волновать жену, болтаю о пустяках, о том, чем мы займемся через год, как будто это будет завтра, стараюсь, чтобы болтовня моя звучала убедительно, мне действительно хочется, чтобы год пролетел до завтра и кончился не позднее, чем к обеду.

Марта ушла на работу, а я начинаю беспорядочно расхаживать по квартире, пытаясь работать головой, вид у меня несчастный, хотя, пока человек ищет выход, отчаяние ему не грозит. Неожиданно взгляд мой мутнеет. Неужели и я подхватил эту хворобу? Ясно вижу горошину, отчаянно трясу головой, моргаю, но проклятая горошина остается на месте. А через пару часов обнаруживаю, что неотрывно смотрю на маленький зеленый глобус Земли (он тоже входит в число повсюду таскаемых с собой вещей), и на меня вдруг накатывает приступ хохота.

Ну как, доктор? Каково ваше заключение, главврач? И я кляну себя последними словами за то, что так долго не мог поставить правильный диагноз.

Иван Мариновский

Атавизм

Как стыдно… Как стыдно мне за тот жест… В тысячах парсеков от Земли… Как подумаю об этом, сразу покрываюсь испариной. Держу пари нашим предкам было легче забыть о своих хвостах, чем нам избавиться от этого атавистического жеста. Но, хвала космосу, нам утерли нос! Одним-единственным вопросом, в котором прозвучала такая убийственная ирония, что… Как мы могли, тридцатилетний Александр, далеко не мальчишка, и я, в моих-то годах, ведь мне давно следовало поумнеть… В двух словах дело было так: опытные разведчики вдали от нашей галактики наткнулись на одну планету — крохотную пылинку возле двойной звезды, которая показалась им интересной и заслуживающей того, чтобы спуститься на нее.

Спуск прошел нормально, мы решили обследовать планету на своих двоих уж очень хотелось ощутить твердую почву под ногами. Беззаботно покинув звездолет, мы стали перебираться через скалистый каньон, держа курс на лес, казавшийся таким желтым, как будто в нем одновременно буйствовали по крайней мере пять земных осеней.

Мы шагали молча, как вдруг…

Мы застыли, как вкопанные, к этому нас вынудило чье-то присутствие. Нет, мы не слышали ни звука шагов, ни других подозрительных шорохов, но все же…

В таких случаях я всегда убеждаю себя, что следует игнорировать соглядатаев, показав им спину. Но долго я не выдерживаю, ибо древний человеческий закон повелевает встречать опасность в лицо, и в конце концов я всегда подчиняюсь ему.

Мы резко обернулись. Я ничего не заметил, но Александр прошептал:

— Заметил тень у скалы?

Да вроде заметил что-то живое, но может…

— Может, это игра лучей, падающих с двух солнц, — предположил я.

Неопределенно пожав плечами, Александр зашагал дальше, и я последовал за ним, но не прошли мы и десятка шагов, как услышали слабый шум. Он донесся откуда-то сбоку, но звук скатившегося далеко за нашими спинами камня указывал на то, что соглядатаев было несколько.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});