Надломленные оковы (СИ) - Петюк Дмитрий Desmond

Закряхтев, словно старик, которым, впрочем, и являлся, я встал на ноги, достал из седельных сумок круглый плоский камень. Вновь бухнувшись на землю, я взял кисточку, флягу с кровью, а камень расположил прямо на коленях. Чуть подумав над структурой будущего артефакта, я обмакнул кисточку в кровь и принялся за черчение.

Если бы я раньше увлекался китайской каллиграфией, мне было бы гораздо легче. Но даже без этого специфического опыта меня нельзя было назвать дилетантом. Моим рукам был более привычны карандаш, перо и рейсфедер, которым я расчертил неисчислимое количество чертежей и архитектурных планов. Да и с кистью я был кем угодно, но не новичком — число акварельных эскизов для особо сложных проектов исчислялось десятками, а то и сотнями.

Признаюсь, я немного забылся. Несмотря на необычные условия и неподходящие инструменты, я настолько увлёкся работой, так сильно напомнившей мне о доме, что в себя пришёл только когда камень оказался полностью покрыт сложным узором тёмно-красных кровавых линий, завитков, дуг и спиралей.

— Кенира, наполни его магией! — сказал я, протягивая ей заготовку.

Девушка осторожно, словно величайшее сокровище, взяла камень в руки. Вокруг неё вновь колыхнулся воздух и загорелся ореол мерцающих искр. Кровавые линии тоже засветились и выгорели, оставив за собой блестящие металлом следы.

— Стоп, хватит! — остановил её я.

Кенира скептично осмотрела получившийся артефакт, но не увидав ничего необычного, вновь состроила разочарованную гримасу. Она была столь похожа на обиженного ребёнка, что я, не выдержав, прыснул со смеху.

— Не знаю, что ты собиралась увидеть, — начал пояснять я, — но работает оно не так. Нам нужно что-то металлическое, например, вот это.

Отобрав у неё камень, я небрежно бросил его на землю, а сверху осторожно уложил кусочек проволоки. В разработанной мне структуре именно металл достаточной чистоты служил триггером, замыкая цепь и активируя артефакт. Сам камень при этом являлся накопителем — пусть отвратительным и протекающим, словно дырявое ведро, но при этом достаточно крупным, чтобы удерживать элир на протяжении хотя бы пары часов.

Проволочка сначала потемнела, а потом начала светиться — поначалу тускло красным, но очень быстро меняя цвет до ослепительно белого. Быстро, пока металл не расплавился и не испортил артефакт, я подцепил проволочку кончиком ножа и скинул прочь на траву.

Лицо Кениры мгновенно потеряло угрюмость, её глаза теперь сияли искренним восторгом.

— Сама понимаешь, — продолжил я, — греть и плавить проволоку нам вовсе не нужно. А вот получить источник тепла, не демаскирующий наш лагерь светом и дымом — ещё как. Ну, догадаешься, что это?

— Это плита! — радостно ответила Кенира. — Подожди, я сейчас принесу котелок!

Пока я подыскивал подходящее место для «кострища» и устанавливал поустойчивей свой артефакт, Кенира притащила котелок и, дождавшись моего кивка, водрузила его сверху.

— Ну а пока греется наш ужин, — голосом строго родителя заявил я, — мы приступим к ещё одной важной, пусть и не очень приятной работе.

— Какой? — удивилась Кенира. — Не беспокойся, я закончу с нашими постелями вот прямо сейчас! Я просто немного отвлеклась, ведь магия — это так интересно!

— Постель подождёт, есть кое-что более срочное. Нужно снять шкуру с убитой нами твари.

— Убитой тобой, — поправила меня Кенира. — Я никогда таким не занималась, так что даже не знаю, что делать.

— Убитой всеми нами тремя. Без тебя и Рахара я бы просто погиб, ничего не сделав. Что касается свежевания… Я тоже не знаток и имею только самое поверхностное представление. Думаю, нам придётся хорошенько повозиться.

Кенира не сдержала недовольный вздох.

— Ну, ну, не вешай нос! — подбодрил её я. — Зато нам не понадобится две постели. Мы будем спать в одной.

Она одарила меня долгим и многозначительным взглядом.

— Подожди, Ули, подожди. Я, конечно, «невинность в беде»… Не хочу тебя обидеть, ты очень хороший человек, который спас и каждый день спасает мне жизнь, но к такому я пока не готова.

Я, признаюсь, не сразу понял, на что она намекает. Видимо то, что незаметно для себя я стал воспринимать её, как собственную внучку, заставило забыть, что для неё я остаюсь всё тем же жирным стариком, с которым она знакома меньше недели. Только молодость и неопытность помешали ей понять, что практически невозможно заняться этим на ненадёжной жёсткой постели, сделанной из разнокалиберных жердей и веток лапника.

Я вздохнул и отвесил ей лёгкий подзатыльник.

— Ты слишком увлеклась просмотром своих монеток! И вообще, девчонкам твоего возраста рано знать о таких вещах!

— Эй! Я уже взрослая! — возмутилась она.

От такого заявления я едва сдержал смех. Прокашлявшись, я продолжил:

— Так вот, спать в одной постели мы с тобой будем по двум причинам. Первая — ночи становятся холоднее, а так можно сберечь тепло. Вторая — для того, чтобы разделить сон, потребуется телесный контакт.

— Разделить сон?

— Не забывай, какой госпоже мы оба служим! Где ещё, по-твоему, я смогу обучать тебя магии?

Кенира просияла.

— Мне раздеться догола? — с энтузиазмом спросила она.

Я снова вздохнул и отвесил ей новый подзатыльник. Похоже, скоро это войдёт в привычку.

***

Пусть я и гордился проделанной работой, но не был уверен в её необходимости. Может быть, я всё сделал правильно, ну а может в магическом мире и по отношению к магическим зверям всё следовало делать по-другому. Это при том, что о процессе свежевания я знал очень мало, практически ничего. В любом случае, мы с Кенирой сделали то, что подсказывали наши обрывочные знания и соображения здравого смысла.

Я вскрыл на тушу солора от подбородка до кончика хвоста. Затем сделал дополнительные разрезы вдоль каждой из лап. После этого мы с Кенирой в два ножа принялись подрезать шкуру, чтобы снять её «пластом», или как этот метод называется правильно? Сам бы я со столь здоровенной тушей ничего бы поделать не смог, но тут пришла на подмогу совершенно неженская сила Кениры, позволившая хотя бы перевернуть эту тварь. Из-за отсутствия опыта и подходящего инструмента, свежевание заняло немало времени, так что костёр развести всё равно пришлось — если не для тепла, то хотя бы для света.

Кстати, моя артефактная плита показала себя выше всяких похвал, подогрев мерзкое варево моего недосупа и сделав его хотя бы ограниченно съедобным.

Дольше, чем свежевание, занял процесс скобления. Но без него вся затея теряла смысл. Ругаясь себе под нос, я соскабливал со шкуры остатки мяса, жира и сухожилий до тех пор, пока не посчитал результат мало-мальски приемлемым. Протерев внутреннюю сторону шкуры смесью золы и сухих листьев, я растянул её на деревянной рамке и оставил стоять неподалёку от костра.

К сожалению, у нас не было соли, так что не стоило и надеяться сохранить мясо. Вырезав по паре наиболее аппетитных кусков, мы отдали оставшуюся тушу Рахару, который принялся за поедание с немалым энтузиазмом, тем самым доказав, что разница между охотником и добычей — вещь очень эфемерная. Ведь при неверно выбранной цели, не ты сожрёшь свой обед, а он — тебя самого. Похоже, физиология тигилаша позволяла запасать питательные вещества не хуже верблюжьей — к тому времени, как мы закончили возню со шкурой, от крупной звериной туши осталась только большая груда костей, а Рахар всем видом демонстрировал, что не прочь покушать ещё, и даже кидал жадные взгляды на наши с Кенирой куски мяса.

Несмотря на то, что после стычки с солором Рахар так ни разу не получил по башке, демонстрируя непривычные покладистость и готовность к сотрудничеству, я до конца ему не доверял. И вместо того, чтобы позволить усыпить свою бдительность, я усыпил его самого. Как оказалось, сила богини превосходно действовала и на животных — Рахар свернулся в огромный костяной шар и, несмотря на находящееся на спине седло, мирно засопел.

Мы с Кенирой закончили сооружать кровать и заснули, укрывшись одним одеялом. Из-за возни со шкурой мы настолько устали, что даже у Кениры не осталось сил на пошлые намёки.