Корректировщик. Блицкрига не будет! - Георгий Крол

Я вышел в коридор и спросил у дежурной, где можно достать пару листов бумаги, перо, чернила и конверт с маркой. А, кстати, ведь моя идея о дополнительной защите, кажется, верна! Тётку просто ветром сдуло, и через пять минут, не больше, у меня было всё необходимое. Это вместо того, чтобы меня послать! На почту… Вот бы в моём времени так работали девушки из регистратуры. Ну, хотя бы в шикарных гостиницах. Ну, да ладно, к делу, пока я так здорово соображаю. Первые пару листов я порвал на мелкие клочки и бросил в урну. Только к часу ночи, уже 2 января я закончил окончательный вариант. Выглядел он так:

Товарищ Сталин!

Я обращаюсь к Вам лично ввиду крайней необходимости. В настоящее время я со справкой из органов милиции на имя Доценко Егора Петровича проживаю в «Доме приезжих» по направлению от неё же. Так случилось, что я обладаю сведениями особой важности. Источник этих знаний я могу объяснить только при личной встрече, но прошу поверить, что они безмерно важны для нашей Родины. Чтобы было понятно, о чём речь, я приведу несколько фактов, которые произошли или должны произойти в ближайшее время.

1 января СССР отозвал консула из Италии в связи с антисоветскими выступлениями в Риме.

2 января командование РККА начнёт генеральное наступление на Карельском перешейке.

5 января к северу от Ладожского озера попадёт в окружение 18-я дивизия РККА.

9 января на должность наркома авиационной промышленности назначат А.И. Шахурина.

11 января заместителем Шахурина по опытному самолётостроению назначат А.С. Яковлева.

17 января части РККА под Саллой отступят на два десятка километров.

20 января Черчилль предложит ряду стран вступить в антигитлеровскую коалицию и осудит СССР за вторжение в Финляндию.

Товарищ Сталин. Это события ближайших недель. Я обладаю информацией в гораздо большем объёме и готов предоставить её в распоряжение Советского правительства и Ваше.

С уважением. Доценко Е.Г.

2 января 1940 г.

Я вложил письмо в конверт, вместо адреса указал «Москва. Кремль. Лично товарищу Сталину» (блин, на деревню дедушке). Не одеваясь, вышел на улицу и опустил его в почтовый ящик на углу. Остаётся ждать, когда за мной придут. А пока хватит, я иду спать. И до утра пусть всё катится к чёрту и не отсвечивает. Хох, я всё сказал.

Проснулся я ближе к девяти. Точнее, подскочил в шесть, подумал и опять уснул. Встал уже в девять «с копейками», выполнил комплекс упражнений, сходил, умылся и отправился в город. Счастье, что я не люблю завтракать, потому как столовая уже закрыта и до 12 я туда не попаду. А денег «на поесть» у меня нет. Вот с такими радужными мыслями я и догулял до Арбата. До старого Арбата. Это не та улочка с ларьками, лотками и толпой, ниже Нового Арбата, которую я помнил по своему времени. Это – АРБАТ!

Здесь могут писаться стихи о любви и дружбе, о счастье и свете. Самое смешное, что, вообще-то, дома выдержаны в пепельно-серой гамме, и откуда у меня это ощущение, я сказать не могу. Наверное, благодаря песням Окуджавы. И, кстати, магазинчиков тут полно и сейчас. Один из них привлёк моё внимание. Небольшой, он практически весь просматривался с улицы. «Антиквариат» – это подойдёт, может, удастся что-то получить за «счастливую» монету. Я толкнул дверь и зашёл.

Нет, те, кто говорит, что в 40-е все жили плохо или очень плохо, ни фига не видели. Около 11 часов утра рабочего дня (хотя, может, и тут 2 января выходной, не знаю) народу в магазине было валом. Кто-то что-то смотрел, кто-то платил, кто-то сдавал вещь в продажу – жизнь била ключом. Справа за стойкой неторопливо суетился невысокий горбоносый человек. И продавцы, и посетители обращались к нему с пиететом, значит, товарищ был серьёзный. К нему я и подошёл.

– Извините, вы не могли бы мне подсказать…

– Слушаю вас, молодой человек, – работник прилавка просканировал меня не хуже опера из УГРО.

– Вы не скажете, старинными монетами тоже вы занимаетесь или это специальные магазины?

– Ну, смотря какими монетами. Может, и заинтересуемся…

– Она, по-моему, серебряная. С одной стороны – «10 злотых». А с другой – портрет, написано Александр I, год 1827.

А глазки-то загорелись у работника советской торговли, кажется, всё будет как надо.

– А простите, монета у вас собой? – спросил продавец, стараясь выглядеть равнодушным.

– Нет. Я в Москве проездом. Да и начал неудачно, вещи у меня увели на вокзале. Что осталось, храню у знакомых.

– Знаете что, молодой человек. Сейчас людей много, уделить вам достаточно времени я не могу. Приходите часиков в пять, вечером. Приносите монету, я осмотрю и решим, что можно за неё получить.

Мне это было на руку, тем более время шло к полудню, и надо было сходить на вокзал. Где я и был в 12.15. Пробыл минут 10, не больше. Сказал Сидору Григорьевичу, где и как устроился, поделился ощущениями от столицы и узнал, что по моему делу пока ничего. Хотя пару человек взяли и сейчас обрабатывают. Так что живите, гуляйте и будьте бдительны. Вот так. И я пошёл в гостиницу обедать и греться. Обед, хоть и не блистал разнообразием, был сытным. А несколько стаканов чая прогнали холод из костей, где он собрался было обосноваться надолго.

Около четырёх, закончив необходимые приготовления, я отправился к антиквару. На улицах было уже темно, горели фонари. Холод почти полностью разогнал прохожих. Когда я был метрах в 50 от входа, из легковушки, стоявшей перед магазином, вылезли двое. Один в длинном кожаном пальто и военной фуражке, правую руку держал в кармане, а в левой сжимал пару перчаток. Второй был невысокий, кряжистый, одетый в зимнее полупальто и странную кепку с меховыми ушами. У этого в карманах были обе руки. Ещё один остался сидеть в машине.

Первые двое поднялись по ступеням и вошли в магазин. Через минуту я зашёл следом. Человек в кожаном пальто оказался обладателем холёного лица и холодных серых глаз. Эдакий барин. Зато лицо второго будто вырубили из суковатого чурбака тупым топором. Когда я вошёл, «барин» стоял возле кассы, а «чурбак» почти посередине торгового зала. Кроме кассирши, в магазине был только «мой» продавец, к нему я и пошёл. Спокойствие последних суток сыграло злую шутку: я расслабился. Зато эта парочка даже и не напрягалась. Я был за спиной у «чурбака», когда у него в руках оказались два «нагана», а «барин» сказал тихо и жестко:

– Никому не двигаться. Будете слушать меня – останетесь живы.

Его правая рука была по-прежнему в кармане. Приехали, блин. До «чурбака» один шаг. Я влёгкую его нейтрализую, но их-то двое. И, зуб даю, у «барина» тоже «волына» есть. Кроме того, я уже вошёл в боевое состояние и понял, что «чурбак» на взводе, и держит его только приказ «барина». Иначе он бы уже палил во всё, что движется. Выключать нужно было обоих сразу. Застывшее время было запущено звуком открывающейся двери и женским вскриком.

Понеслась. «Чурбак» развернулся в сторону двери и выстрелил. Почти в то же мгновение я шагнул в его сторону и нанёс удар в коленный сгиб опорной ноги, а когда он начал заваливаться назад, поймал его затылок на колено и, одновременно продолжая движение, перехватил оружие. Слегка добавил ускорение локтем в лоб. Через секунду его голова крепко приложилась об пол, и теперь я стоял, направив оба ствола на «барина». Мужик он был крепкий, на лице не отразилось ничего. Только в глазах мелькнуло что-то среднее между страхом и яростью.

– Будьте добры, медленно выньте руку из кармана и заложите обе руки за голову. Потом станьте на колени.

Лицо «барина» не дрогнуло и на этот раз.

– Я ни перед кем на коленях не стоял и перед тобой не буду, ковбой.

Он не вынул руку из кармана, и я знал почему. Третий в машине. Бандит не знал, что мне о нём известно, и ждал. Вот только я стоял удачно. Чтобы выстрелить в меня, третий должен был войти в свет фонаря и витрины. Что он и сделал. В тот же момент я выстрелил дважды из левого «нагана», всадив по пуле в его плечи. Что-что, а с пистолетами я был если не богом, то одним из его замов. Ещё в подростковом возрасте, начитавшись Богомолова, я хотел стать похожим на его Таманцева. И потом в училище уделял этому массу времени.

Лицо «барина» не дрогнуло и сейчас, но он медленно достал руку из кармана. Я собрался было повторить приказ встать на колени, но к магазину с визгом шин подлетела машина, и спустя секунды в помещение ворвались четверо сотрудников НКВД с пистолетами в руках.

– Руки вверх, бросай оружие.

– Спокойно, товарищи, я свой, я обезоружил бандита.

С этими словами я перехватил стволы рукоятками вперёд и протянул ближайшему из энкавэдэшников. Тот взял их по очереди, левой рукой, положив в карманы шинели, но по-прежнему держал свой «ТТ» направленным на меня. Нет, ну интересно девки пляшут. Я – герой дня и победитель дракона на прицеле у трёх человек, а «барин» стоит себе спокойно. К нему направился сотрудник и попросил документы.