Естественный роман - Георгий Господинов

— Выходит, что брак существует между двумя «да», — сказал я, чтобы уклониться от ее реплики.

Беременность моей жены была уже заметна.

Давайте продолжим в другой раз, а? Все равно до последнего и окончательного слушания еще есть время.

5

«Свадьбы растений»

Линней

Беременность моей жены была уже заметна. У этой невинно звучащей фразы — двойное дно, если я вам скажу, что… как бы это так выразиться… автором ее беременности был не я. Отцом был другой, а она по-прежнему была моей женой. Беременность сказывалась на ней положительно — она вносила какое-то успокоение в движения, приятно округляла ее острые плечи.

Я провожал ее домой после последнего слушания о разводе. Что делают люди в таких случаях? Несколько дней назад я снял квартиру поблизости, и Эмма предложила безумную, как мне показалось, идею сфотографироваться вместе в последний раз. Совсем как на свадьбе. Мы зашли в первое попавшееся фотоателье. Фотограф был из тех милых разговорчивых старичков, которые во что бы то ни стало хотят знать, по какому поводу делается фотография. «Семейная?» — как будто от этого зависел выбор диафрагмы. Он слишком долго рассаживал нас, заставил меня ее обнять, потом попросил нас взяться за руки, поворачивал наши лица друг к другу, смотрел в объектив и снова шел к нам. Наконец щелкнул, завалил нас пожеланиями счастливой семейной жизни и множества детей, о чем по моей жене нетрудно было догадаться, и отпустил нас с миром.

6

Мне хочется, чтобы кто-нибудь сказал: этот роман хорош, потому что соткан из колебаний.

На следующий день он проснулся поздно. Со вчерашнего вечера все так и оставалось неприбранным. Пепельницы воняли, как только что потухшие вулканы, если вообще вулканы воняют. Вчера он напился в компании трех друзей, которые помогли ему с переездом. Весь вечер они говорили о сортирах. Он сам всякий раз возвращал разговор к этой теме. Так было лучше для всех. Никому не хотелось обсуждать произошедшее. Никто и не проронил об этом ни слова. Никогда беседа не течет так оживленно, как в случае, если приходится избегать какой-нибудь темы. Он встал с кровати, вернее, он спал не раздеваясь, прямо на матрасе, на полу. Поплелся в ванную, споткнулся о коробку с книгами и выругался. Когда же он все это разгребет и расставит по местам — коробки, мешки с книгами, кровать, которая все еще торчит в разобранном виде, допотопную печатную машинку и другие мелочи. Да, конечно, и огромное для размеров комнаты плетеное кресло-качалку, которое занимало почти половину всего пространства и придавало декадентскую утонченность всему этому хаосу. На обратном пути из ванной он предусмотрительно обошел составленные в коридоре коробки, но в комнате ударился головою о слишком низкий абажур, оставленный в наследство от прошлых жильцов. Опустился в кресло и впервые за много дней задумался. До вчерашнего дня у него было все: просторная квартира в одном из уютных районов города, телефон, две кошки, приличная работа, две-три семьи, с которыми они дружили и часто встречались. Он забыл упомянуть о жене. И хотя последние несколько месяцев он общался с ней только в присутствии гостей, она была той силой, которая содержала дом в божеском виде. Спокойствие, в котором он привык искать единственное время для письма. Все это развалилось за несколько дней. На самом деле, разрушение началось примерно за год до этого, но они оба предпочитали его не замечать, находя в этом какое-то мазохистское удовольствие. Он встал и вынул из сумки пачку сигарет из неприкосновенного запаса. Вчера вечером они выкурили все, что было. В тридцать лет ему совершенно не хотелось начинать все сначала. Начать все сначала. Самая что ни на есть тупая фраза, которая хороша лишь для второразрядных романов и кассовых фильмов. Повернуться ко всему спиной. Встать на ноги после падения. Собрать волю в кулак и начать все заново. Ерунда.

С чего? Какое вообще начало? Надо вернуться на пять лет назад. Нет, пять — это слишком мало. Десять, пятнадцать… Все началось намного раньше.

Близился полдень. У него было несколько вариантов. Бросить все и убежать в другой город, а если получится — в другую страну. Повеситься на бачке в сортире. Собрать все оставшиеся деньги, купить пять блоков сигарет и еще столько же бутылок ракии, запереться в комнате и ждать, пока не сдохнешь. Спуститься вниз и взять бутерброд с двойным кофе.

Через четверть часа он решил начать с последнего.

7

В светлой церкви этой розы каждый черный жук — монах.

Разве возможен роман сегодня — сегодня, когда нам отказано в трагедии. Как вообще возможна даже сама мысль о романе, когда возвышенного нет и в помине. Когда существует только повседневность — во всей своей предсказуемости или, хуже того, в непосильной таинственности выбивающих из колеи случайностей. Повседневность со всей своей бездарностью — только в ней иногда видны отблески трагического и возвышенного. В бездарности повседневности.

Когда-то давно, когда время текло медленно-медленно и мир был заколдован, я услышал или выдумал следующую мистерию. Если из конского хвоста вырвать волосок и положить его в воду на сорок дней, то он превратится в змею. По причине отсутствия коня я проделал то же самое с волосом осла. Уже не помню, смог ли я выдержать сорок дней и превратился ли волос в змею — нет, наверное, если учесть, что хвост был не конским.

Так или иначе, я открыл, что достаточно слуху об этой мистерии побыть с минуту в моей голове, как все ослиные задницы сразу начинали походить на шикарных горгон. Я читал о Горгоне в каком-то иллюстрированном издании древнегреческих мифов. И записал эту историю в тетрадку в узкую линеечку, на обложке которой стояла печать с Левским[2]. Это было первым чудом, которое мне подарила жизнь, первой мистерией повседневности. Что бы я делал, если бы ослиные задницы казались мне только ослиными задницами и больше ничем. Как это происходит сейчас, в расколдованной жизни. Впрочем, я уже давно не видал ослиной задницы.

Замечу в скобках, что еще в древности Эпикур и его ученик Лукреций настаивали на естественном самозарождении живых существ под влиянием влаги (sic) и солнечного света.

Если онтогенез на самом деле повторяет филогенез, или, другими словами, если за одну человеческую жизнь повторяются все века истории, то наше детство приходится на период где-нибудь между XVII и XVIII веками. По крайней мере, судя по любовному отношению к самому естеству, к природе. Линней, который, как Адам, дал имена растениям и ввел бинарную номенклатуру, или так называемые nomina trivialia — простые имена, озаглавил одно из своих ранних сочинений «Введением в помолвку растений» (написано в начале XVIII века, но опубликовано только в 1909 году). Вот только одно описание опыления, взятое из упомянутого манускрипта, описание, которое вполне могло принадлежать перу Андерсена:

Чашелистики цветка сами по себе не участвуют в воспроизведении, они служат лишь брачным ложем, которое Великий Творец устроил так прекрасно и украсил такой драгоценной постелью, наполнив ее благоуханиями; и все затем, чтобы жених с невестою своею могли отпраздновать в ней свадьбу с подобающей такому случаю торжественностью. Когда ложе готово, наступает самый важный момент — жених заключает в объятия свою дорогую невесту и изливает в нее свое семя…

8

Sub rosa dictum.

Я жду ребенка, сказала моя жена в тот вечер. Только это — и больше ничего. Кино и литература в этих случаях предлагают два варианта развития событий:

а) мужчина удивлен, но счастлив. Он хлопает глазами, подходит и обнимает ее. Осторожно, чтобы не сделать больно ребенку. Он не знает, что ребенок — еще только горсть клеток. Иногда прикладывает ухо к ее животу, нет, ему еще рано шевелиться. Крупным планом глаза жены, глубокие и влажные, уже материнские;

б) мужчина неприятно удивлен. С самого начала романа мы чувствовали в нем что-то отталкивающее, и именно сейчас, в момент узнавания, все его лицемерие проявляется как красная полоска в тесте на беременность. Он плохо скрывает свое раздражение, он не хочет этого ребенка, он обманывал эту женщину. Крупным планом глаза женщины.

Итак, Эмма пришла домой, села напротив меня, не раздеваясь, и просто сказала: «Я жду ребенка». Уточнять «от кого» было не нужно. Уже полгода как между нами ничего не было. Она только сказала: «Я жду ребенка» — и этим уничтожила два вышеописанных варианта. Моя реакция была нулевой. Не помню, чтобы я где-нибудь читал о подобной ситуации. Раз в жизни случается узнать, что твоя жена ждет ребенка от другого, нет, раз в несколько жизней. Ты вскакиваешь, материшься, переворачиваешь стол, бьешь любимую вазу. Таким моментом надо воспользоваться. На улице сверкают молнии, раздаются раскаты грома. Приближается гроза. Мир не может остаться безразличным. Ничего подобного. Я попытался медленно, очень медленно закурить. Я не знал, что сказать. Моя жена, как будто испугавшись этого молчания, обмолвилась, что ей показали его на УЗИ — он такой маленький, всего полтора сантиметра.