След хищника - Дик Фрэнсис

— Все это случилось с Алисией из-за вас!

За исключением, наверное, самого похищения.

— Не будь вас, она бы уже была дома! Я бы заплатил... Я бы сколько угодно заплатил...

Платить слишком много и слишком быстро — значит заставить похитителей думать, что они недооценили финансы семьи. Иногда это кончалось тем, что за одну и ту же жертву выкуп требовали два раза. Я предупреждал его, и он понял меня.

— Алисия для меня дороже всего, что я имею. Я хотел заплатить... вы не позволили. Я должен был сделать так, как считал лучше. Я бы все отдал...

Он прямо кипел от злости, и я не мог его винить. Тому, кто любит, кажется, что за любимого человека он готов отдать буквально все, но за последние четыре года я многое узнал о неожиданных сторонах человеческой натуры и понял, что для сохранения в будущем здоровой обстановки в семье существенно, чтобы один член семьи не стоил остальным слишком дорого. После первоначальной эйфории на семействе болезненно начнут сказываться финансовые потери. И бремя вины за такой высокий выкуп слишком тяжело ляжет на плечи жертвы, а злость остальных станет слишком сильной, и они тоже начнут себя чувствовать виноватыми за эту злость и возненавидят жертву за то, что ради любви к ней они обездолили себя.

Будущее душевное равновесие жертв постепенно стало для меня не менее важным, чем их физическая свобода, но я не ждал, что Паоло Ченчи в этот момент будет способен это оценить.

Резко зазвонил телефон у его локтя. Ченчи чуть не подпрыгнул. Он протянул было к нему руку, помедлил, а затем, с явным усилием собравшись с духом, поднес трубку к уху.

— Рикардо! Да... да... понимаю. Я сделаю это прямо сейчас.

Он положил трубку и вскочил на ноги.

— Рикардо Травенти? — Я тоже встал. — Брат Лоренцо?

— Я должен поехать один, — ответил он, но уже без злости.

— Ни в коем случае. Я отвезу вас.

С самого приезда я заменил ему шофера. Носил кепку его настоящего водителя и его синий костюм, пока тот, весьма мне благодарный, отдыхал. Это позволяло мне в какой-то мере оставаться невидимым — фирма считала, что это срабатывает лучше всего. Похитители всегда знают все о семье, по которой они нанесли удар, и появившийся новичок может их встревожить. Похититель настороже, словно крадущийся лис. Он видит опасность там, где ее нет, если уж оставить в стороне ту опасность, что есть. Я приходил на виллу и выходил через вход для слуг, считая само собой разумеющимся, что и все остальное тоже заметят. Гнев Ченчи испарился так же быстро, как и закипел. Я увидел, что он снова в какой-то мере доверяет мне. Я был рад и за себя, и за него, что он до сих пор терпит мое присутствие, но о том, что сказал Рикардо, спросил с некоторой робостью.

— Они звонили... — Незачем было спрашивать, кто такие эти «они».

«Они» все время звонили домой Травенти, не без оснований полагая, что на вилле Франчезе телефон прослушивается. То, что телефон Травенти тоже прослушивается, с неохотного позволения семьи, «они», видимо, в точности не знали. — Рикардо говорит, что он должен встретиться снами на прежнем месте. Говорит, что сам принял сообщение, поскольку его родители в больнице.

Он не хочет их беспокоить. Говорит, что подъедет на своем мотороллере.

Ченчи уже шел к дверям, в полной уверенности, что я последую за ним.

Рикардо, младшему брату Лоренцо, было только восемнадцать, и поначалу никто не собирался втягивать в дело двух этих мальчиков. Джорджо Травенти, как адвокат, согласился быть посредником между Паоло Ченчи и похитителями.

Он принимал сообщения для Ченчи и должным порядком передавал ответы. У самих похитителей тоже был посредник. Тот самый ОН, с которым и разговаривал Джорджо Травенти.

Временами Травенти приказывали забрать из определенного места, но не всегда одного и того же, пакет. И вот теперь как раз туда мы и ехали. Это был не просто почтовый ящик, в котором мы находили доказательства, что Алисия до сих пор жива, или просьбы от нее, или требования от НЕГО, или, наконец, как в начале этого вечера, указания насчет того, куда отвезти выкуп, но еще и место, где Джорджо Травенти встречался с Паоло Ченчи, чтобы с глазу на глаз обсудить происходящее. Им не особенно нравилось, что карабинеры подслушивают по телефону каждое их слово, и я вынужден был согласиться, что инстинкт их не подвел.

Ирония была в том, что поначалу Ченчи обратился к Травенти как к своему адвокату просто потому, что Джорджо Травенти не слишком хорошо знал семью Ченчи и потому мог работать для нее спокойно. С тех пор все семейство Травенти решительно взялось за освобождение Алисии. Дошло до того, что ничего уже не могло удержать Лоренцо от намерения самому отвезти выкуп. Я не одобрял его все более эмоционального вмешательства в дело — меня самого не раз об этом предостерегали, — но остановить его я был не в силах, поскольку все Травенти были упрямыми и решительными людьми. Они оказались верными союзниками в тот момент, когда Ченчи больше всего нуждались в них. Действительно, до той карабинерской засады события развивались гладко, насколько это возможно при похищениях. Выкуп в шесть миллионов сбили до десятой части, и Алисия, по крайней мере до нынешнего полудня, была жива и в здравом уме — она читала вслух из сегодняшней газеты и говорила, что с ней все в порядке.

Единственное утешение в нынешней ситуации, думал я, ведя «мерседес»

Ченчи к месту встречи, — что похитители еще разговаривали с нами. Любое сообщение лучше, чем труп в канаве.

Место встречи было выбрано тщательно — выбрано ИМ, — так, что, даже если карабинерам и хватило бы людей в штатском для постоянного наблюдения в течение многих недель, они проглядели бы момент передачи сообщения. Это уже случилось по крайней мере один раз. Чтобы запутать дело в период наиболее пристального наблюдения, сообщения передавали в других местах.

Мы ехали к ресторану у шоссе в семи милях от Болоньи, где посетители бывали даже ночью — проезжие, которых ни по имени не знали, ни в лицо не запоминали, каждый день другие. И карабинеров, которые слишком долго засиживались бы с кофе, легко можно было вычислить.

ОН оставлял сообщения в кармане дешевого серого тонкого пластикового плаща, висевшего на вешалке в ресторане. Мимо вешалок проходили все посетители обеденного зала типа кафетерия, и мы догадывались, что это безликое одеяние уже висело на этом месте каждый раз перед тем, как нам звонили, чтобы мы забрали сообщение. Травенти всегда забирал плащ особой, но ни разу на нем мы не могли найти ничего, что послужило бы ключом к разгадке. Такие плащи продавались повсюду на случай внезапного дождя. Карабинерам передали четыре таких плаща, найденных в ресторане, один из аэропорта и один — с автобусной станции. Все были новенькие, еще со складками, пахнущие химией.

Все сообщения были на пленке. Стандартные кассеты, продающиеся повсюду. Никаких отпечатков пальцев. Ничего. Все было сделано чрезвычайно тщательно. Я пришел к заключению, что работал профессионал.

На каждой пленке содержалось доказательство того, что Алисия жива. На каждой пленке были угрозы. На каждой пленке был ответ на очередное предложение Травенти. Я посоветовал ему сначала согласиться только на две тысячи — ОН принял это с бешеным возмущением, настоящим или поддельным — не знаю. Медленно, после упорной торговли, разрыв между требованием и возможностями сокращался, пока выкуп не стал достаточно большим, чтобы ЕГО труды того стоили, и достаточно сносным, чтобы не подорвать состояние Ченчи окончательно. В тот момент, когда каждый почувствовал себя удовлетворенным, пусть и недовольным, сумма была согласована.

Были собраны деньги — итальянская валюта в мелких купюрах, в пачках, перетянутых резинками. Все упаковали в кейс. По благополучной передаче выкупа Алисия Ченчи была бы освобождена. По благополучной передаче... Господи... Придорожный ресторанчик находился почти на одинаковом расстоянии от Болоньи и виллы Франчезе, которая стояла, увенчанная башенками, во всей своей идиллической красе на южном склоне небольшого холма в пригороде. Днем дорога была забита машинами, но в четыре утра только раз фары на короткое время осветили нашу машину. Ченчи молча сидел рядом со мной, устремив взор на дорогу. Мысли его блуждали неведомо где.

Рикардо на своем мотороллере приехал, на автомобильную стоянку раньше нас, хотя ему-то было ехать дальше. Как и его брат, он был юношей самоуверенным и сообразительным. Сейчас, из-за того, что в брата стреляли, глаза его горели яростью. Узкие челюсть стиснуты, губы плотно сжаты. Каждый его мускул прямо-таки излучал готовность к драке. Он подошел к нашей машине и сел на заднее сиденье.

— Ублюдки, — гневно прорычал он. — Папа говорит, что Лоренцо в критическом состоянии. — Он говорил по-итальянски, но четко, как и все в его семье, так что я понимал почти все.

Паоло Ченчи горестно всплеснул руками, немного посочувствовав чужому ребенку.