Первый мужчина (Театр.doc) - Елена Исаева

Вторая. Потом все это начало приобретать какие-то другие масштабы, потому что я стала взрослеть. И я помню, что нормально это было до того момента, как у меня начались оформляться груди там, да и все. И когда появилось это все во мне, когда я уже достаточно оформилась, это стало приобретать другие масштабы, потому что я стала умом своим что-то понимать, и мне это стало нравиться больше. Потому что у меня были какие-то там мысли, реакции. Да? И это стало чаще. Это стало чуть ли не каждый день и каждый вечер. И как бы я помню, что вот когда это начиналось, мне это нравилось, я помню, что мне это нравилось. Вот в этом моя трагедия по большому счету, да?

Третья. И еще по телевизору мы часто смотрим какое-то страшное отношение к женщинам у мужчин. И поэтому у меня только была такая необычная информация…

И была такая ситуация. Я смотрела телевизор и сидела на диване. И папа сидел рядом со мной. И моя рука. И он трогает. И я так: “Что ты делаешь?!”

Вторая. Потому что когда я отцу это в упрек поставила все-таки, то совесть меня мучила здорово. Потому что мне это нравилось. Я получала удовольствие. Но! Вот, положим, это было, а в какой-то момент мама выйдет там. Или зашуршит, или из комнаты, из кухни пойдет сюда, руки тут же отдергивались. Понятно, да? Отдергивались. И ты понимаешь, что ты что-то делаешь плохое, потому что так как бы не… да? Что-то делаешь плохое, причем по отношению к маме. Как получается по логике.

Первая. В подтексте всегда присутствовала ревность двух женщин — между мной и мамой. Это было постоянное внутреннее соперничество.

Третья. Мама — солнце, папа — луна. Все вращается вокруг солнца.

Вторая. Но тогда я была маленькая. Я была, у меня ветер был в голове страшный. И как бы мне-то там… анализировать все это я не умела, была не способна. Понять, что я делаю что-то плохое по отношению к маме, я могла только каким-то таким непонятным чувством, которое тут вот чего-то вот такое вот скребется. А что — мне непонятно. Видимо, вот тот период, когда это было нормально в кавычках — шестой-седьмой класс, а когда это стало уже не очень нормально — девятый, десятый, одиннадцатый… Совесть мучила…

Первая. У нас всегда было общение двух людей, как настоящая семья, — настоящее доверие и взаимопонимание. И мама чувствовала, что оно между мной и отцом существует больше, чем между нею и отцом.

Вторая. Мало того… То, что как бы начинал он… А потом, когда это стало переходить в нечто другое, были моменты, когда начинала я. То есть когда я сама создавала ситуацию, когда это могло случиться, я этого ждала, мне это нравилось. Но я говорю, все это заканчивалось, как только я получала то, что хотела... да, я получала, я испытывала оргазм. И как только это происходило, меня начинала жутко мучить совесть, мне становилось все противно вокруг. Я не понимала — зачем все и как и что происходит.

Первая. Мама пыталась забить меня как женщину, внушала мне, что я некрасивая. Говорила: “Страшилка ты моя”. Такое внушение мне моей женской несостоятельности. Она вслух переживала, что мужчины не будут обращать на меня внимания. И мужчины потом, когда говорили, что я красивая, я в глубине души им не верила. Думала — надо же, как врут. Как убедительно. Плакала даже.

Вторая. А потом произошло следующее: я влюбилась в мальчишку в одного — и все мои мечты и фантазии были уже связаны с ним.

Первая. Каждого мальчика, а потом мужчину я сопоставляла с отцом. И я всегда видела, что отец ярче и интересней.

Третья. И я подружилась с мальчиком.

Вторая. А как бы все, что происходило дома с отцом… стало… ну, не нужно уже это было… отторжение пошло, потому что я же ассоциировала как-то, да? Пошло отторжение, и отец это заметил. И как бы, вспоминая сейчас, мне кажется, что были моменты, когда типа, мол, а почему нет? А поскольку я не могла сказать ему — нет, знаешь, дружок, все. Да? Не могла. Это как бы происходило против моей воли. И я все стремилась избежать, и я все стремилась уйти… Да? И деваться некуда, потому что мысли в голове путаются и ты не знаешь, что делать, потому что вот сексуальное удовольствие — оно происходит, тело-то привыкло… И это все в голове мешалось, мешалось, куда деться? Как убежать? Неизвестно было.

Первая. А тут ситуация… такая. Был парень. Заканчивал институт, он был не москвич. Я училась тогда только на первом курсе. Мне было тогда еще неполных восемнадцать лет.

Третья. У меня с этим мальчиком была одинаковая ситуация.

Мне было трудно общаться с друзьями. И ему тоже. И каждый вечер мы с ним всегда разговаривали по телефону. И очень шумно было для родителей и для сестры. И на меня всегда ругались. На втором этаже мы спим, но если я разговариваю, то спущусь вниз и разговариваю тихо.

Вторая. И вот подготовительные курсы. Там были друзья, там была любовь. Начинались запреты на уровне: после учебы сразу домой — нигде не задерживаться, ни с кем не постоять возле факультета, потому что мое расписание занятий висело у них на стене, и они же знают, во сколько заканчиваются занятия, значит, тут же я должна была быть дома.

Первая. И я ему нравилась. И я удивлялась, что я ему нравлюсь. И мама была не против. А отец был против.

Третья. Всем понравился мальчик. Все полюбили его в нашей семье, но папе не понравился.

Вторая. Началось вранье про библиотеки, про то, что я там читаю книги, вся такая умная, заученная. Про то, что вот нас задержали, а пару отменили, и еще чего-нибудь такое. И это, конечно, было страшно, потому что я все время должна была находиться в состоянии вранья.

Первая. Отец сказал мне то, что само по себе не содержит ничего плохого. Он как раз мне все сказал с точки зрения здравого смысла. То есть он сказал мне, во-первых: ты понимаешь, ты еще только на первом курсе.

Вторая. Я не могла сказать просто — мы зашли в кафе, мы общались с друзьями. Могу я приехать на час позже? Нет. “Я знаю, что это такое, — там наркотики, там алкоголь, значит, откуда я знаю, вот они напьются — что они с тобой сделают?” И это было, конечно, вот это вот неописуемо.

Первая. “У тебя твоя работа, твоя профессия будет связана с очень большим количеством контактов, общения, у тебя будет очень большой круг знакомых. И, может быть, тебя ждут еще многие и многие увлечения, и не надо так быстро себя связывать”.

Третья. Я не знаю точно, почему он не понравился папе, но… по-моему, такой мальчик… он хочет разрушать закон, то, к чему мы уже привыкли… И папе поэтому не понравился.

Вторая. Вот, значит, я говорю, случился этот первый мальчик. Я привела его домой. Это был свет в окошке. Вот если я с мальчиком, то как бы вот все — идите на фиг. Но уж тут я должна была спрашивать вообще разрешения в каждом своем шаге. Вплоть до того, что мы идем в кино, вплоть до того, что я поеду к нему в гости, вплоть до того, что мы сейчас пойдем в парк погуляем. А потом зайдем в магазин, а потом придем домой.

Первая. И еще отец сказал: совмещать учебу и семейную жизнь крайне тяжело. Ты сейчас вот учишься на пятерки, а начнешь жить семейной жизнью — то на тройки сразу скатишься. А я хочу, чтобы ты получила хорошее образование, что тоже разумно. Это разумно.

Вторая. Мальчик поначалу понимал, и как бы нормально все это было, но тут начались штуки сексуальные самые настоящие… То есть он не был моим первым мужчиной… То есть он не стал моим первым мужчиной. Но там было много этих моментов. Нас перло друг от друга со страшной силой.

Третья. Например, мы хотели чуть-чуть попутешествовать вместе. Туда и обратно невозможно было успеть. И я без согласия родителей. Я позвонила, сказала — мама, я не успею вернуться. Но папа, когда я вернулась, даже... ну, мальчик провожал меня… Но он очень рассердился — почему он здесь и ты что делаешь?

Первая. Ну и потом он говорит: ты понимаешь — ну вот он заканчивает институт, он не москвич, как ты можешь гарантировать, что он не хочет просто зацепиться за Москву, женившись на тебе. Вот он сейчас на тебе женится, а через пару-тройку лет ты поймешь, что ему нужна была вовсе не ты, а просто московская прописка. И когда он мне все это сказал — на тот момент он действительно меня убедил.

Вторая. И, значит, в какой-то момент… По-моему, это было воскресенье. Я говорю — мы сегодня к Вите поедем в гости. Хорошо? — Хорошо. Но мы не поехали в гости, а пошли в кино. А в гости поехали в понедельник. Мы сидим у Вити в гостях. Звонок. Мама. “Срочно ехать домой”. Я говорю: “Что случилось?” — “Срочно ехать домой”. Мам, объясни, пожалуйста, что я сейчас буду переть и волноваться? “Отец хочет, чтобы ты срочно приехала домой”.

Третья. Почему я не могу поехать с друзьями? Почему не могу остаться ночевать у друзей?

Вторая. Ну, мы удивились, собрались. Проводил меня. Я приехала. Отец отзывает меня в комнату, говорит — как это понимать? Я говорю — что? Типа — с какой стати ты сегодня была у Вити? Я ж спросила разрешения? — Ты спросила в воскресенье, воскресенье — выходной, родители должны были быть дома, а сегодня — понедельник, родители на работе. Что вы делали одни в пустой квартире? И меня просто так это бух по мозгам. Прости, папа, ничего не делали, кино смотрели. Вот. Он, конечно, был прав, мы, конечно, там многим занимались. Но… имели право.