Основатель христианства - Чарльз Додд

Это воспоминание передается по никогда не прерывавшейся цепочке. На каждой службе присутствуют пожилые люди, которые пятьдесят, шестьдесят лет назад слышали те же слова из уст или в присутствии людей, Годившихся им в дедушки. Есть среди прихожан и люди молодые, которые, возможно, повторят эти слова при своих внуках. И так, без конца, тянется эта цепочка. За все девятнадцать веков не было ни одной недели, когда бы не совершалось это воспоминание, идущее от поколения к поколению.

Эту непрерывность церковной памяти можно проиллюстрировать примером. Около 200 г. по Р. X. во Франции умер епископ Лиона Ириней — один из самых выдающихся деятелей Христианской Церкви того времени. До нас дошло письмо Иринея к некоему Флорину. В юности они вместе учились, потом много лет не виделись. В письме Ириней вспоминает о тех днях, когда они оба жили в малоазиатском городе Смирне. Пишет, в частности, как они слушали епископа Смирнского Поликарпа, умершего около 155 г. по Р. X. в возрасте не менее восьмидесяти шести лет. Должно быть, он был уже стар и в те годы, когда ему внимали Ириней и Флорин. Ириней напоминает другу (что не имело бы никакого смысла, если бы тот не мог это припомнить), как Поликарп рассказывал им об "Иоанне, ученике Господа", с которым был лично знаком за много лет до того. О каком Иоанне идет речь, сказать трудно. Однако ясно, что он был непосредственным учеником Иисуса. Следовательно, незадолго до 200 г. во Франции Ириней мог вспоминать человека, жившего лишь на одно поколение раньше, который близко знал Иисуса. Когда епископ Лионский преломлял хлеб со своим небольшим приходом в память о смерти Иисуса, он думал не о том, что прочел "в напечатанной книжке" (где нашел Бога киплинговский Джон Никольсон), но о чем-то, что поведал его старый учитель, чей друг был современником событий и видел их собственными глазами. Вот она, память Церкви.

Общее воспоминание, передаваемое от рода к роду, становится преданием. То, что мы знаем о возникновении Церкви и ее Основателе, покоится главным образом на живом предании, которое уходит своими истоками в подлинные воспоминания тех, кто сам видел события и знал их Героя.

Передаваясь из уст в уста, предание может меняться или искажаться. Но, будучи однажды записанным, оно становится, по существу, застывшим. Его уже можно проверить, тщательно и критически анализируя документы, зафиксировавшие текст на самых ранних стадиях развития, какие только нам доступны. Новый Завет — это письменный кладезь непрерывного предания об Иисусе на разных ступенях его передачи в первом веке существования Церкви. Главные документы — четыре Евангелия, и к ним мы теперь обратимся. Пока же отметим, что эти письменные свидетельства (независимо от их исторической ценности в частностях) свидетельствуют о Личности, чья историческая роль осталась в памяти. Событие, к которому нас подвели все пути, изнутри и снаружи,— не далекий, забытый эпизод прошлого, восстановленный при раскопках древних захоронений или по найденной в пещере рукописи. Оно никогда не стиралось из памяти старейших, но уцелевших доныне сообществ западного мира.

  II

 Документы.

Новый Завет содержит по меньшей мере одну книгу, которая предлагается читателю как исторический труд в полном смысле этого слова. Это история первых шагов христианства, состоящая из двух частей, или томов. Первый том известен нам как Евангелие от Луки, второй — Деяния Апостолов. Датировка этого двухтомного сочинения остается неопределенной. Скорее всего между написанием томов прошло некоторое время. Вероятно, мы будем недалеки от истины, если в качестве крайних пределов возьмем 75 и 95 гг. С того времени, когда писания Нового Завета были впервые объединены в сборник, автора книги отождествляли с греческим врачом Лукой, который несколько лет находился при апостоле Павле. По-видимому, это соответствует действительности. О целях книги и о том, как она написана, Лука сообщает нам в посвящении, адресованном знатному лицу по имени Феофил, о котором более ничего не известно. Вот что он пишет:

Так как уже многие взялись за составление повествования о совершившихся среди нас событиях, как передали нам те, кому от начала довелось быть очевидцами и служителями слова, решил и я, тщательно исследовав все с самого начала, последовательно написать для тебя, превосходнейший Феофил, чтобы ты познал достоверность того учения, в котором был наставлен.

Такое введение к историческому труду было в то время общепринятым литературным приемом, хотя, конечно, можно следовать литературным нормам, не греша против истины. Данное посвящение, очевидно, говорит о том, что Лука считал свой труд историческим. Что бы мы ни думали о компетентности Луки-историка, мы будем несправедливы, если усомнимся в его правдивости. Значит, мы должны допустить, что Лука знал предание непосредственно от очевидцев, из их записанных рассказов. Лука говорит, что он провел независимое исследование, используя (заключаем мы) как устное предание, так и письменные документы, и составил на этой основе связный рассказ. У нас нет оснований не верить ему. Критический анализ подтверждает, что в сочинение вошли и устное предание, и письменные источники, однако связность тексту обеих частей придал евангелист. Такая попытка. разработать удовлетворительную хронологическую схему выглядит весьма разумной, хотя сделать это было очень трудно и удалось не вполне.

По крайней мере один из письменных источников Луки можно точно установить. Это не что иное, как наше Евангелие от Марка. Главным образом отсюда Лука заимствует повествовательную часть своего Евангелия (кроме тех мест, где он излагает само учение Иисуса). Этот источник он, как правило, хотя и не всегда, предпочитает другим известным ему "повествованиям о событиях", которыми тоже иногда пользуется. Большая часть речений Иисуса у Луки (в отличие от повествования о событиях) соответствует, иногда — до буквального совпадения, текстам Евангелия от Матфея, к которому мы теперь и обратимся.

В определенном отношении оно разительно расходится с Евангелием от Луки. Автор его никогда не предстает перед нами как личность. Он ничего не сообщает ни о цели своего рассказа, ни о том, как писал, ни об источниках. История, изложенная Лукой, хранит отпечаток личной инициативы; труд Матфея скорее напоминает официально одобренный катехизис для просвещения новообращенных членов Церкви. Точной датировке он не поддается, и вокруг даты идет немало споров. На наш взгляд, маловероятно, что это Евангелие было создано раньше, чем история первых шагов христианства, описанная Лукой. Его всегда связывали с именем Матфея, однако авторство апостола, носившего это имя, кажется крайне неправдоподобным; хотя, возможно, апостол Матфей и предоставил часть включенного сюда материала. Само повествование у Матфея почти целиком сводимо к тексту Марка, но основное внимание автора гораздо больше сосредоточено на речениях Иисуса. Здесь они представлены богаче, чему Луки, а материал организован несравненно тщательнее — видимо, для того, чтобы сделать учение более доходчивым.

Если мы зададимся вопросом, откуда же автор почерпнул речения, ответ придет лишь после въедливого критического анализа текста и всегда останется более или менее вероятной гипотезой. Похоже, автор пользовался несколькими письменными или устными источниками, которые он так или иначе подредактировал. Впрочем, одно можно утверждать с полной определенностью: большая группа приводимых речений, общая с Лукой, существовала как предание задолго до того времени, когда писали оба евангелиста, и дошла до них в записанном виде или устно2. Это несколько ближе подводит нас к первоисточнику.

Именно у Матфея и Луки мы находим наиболее полное изложение учения Иисуса. Прежде чем обратиться к событиям, остановимся на нем подробнее. Каков здесь характер изложения и как этот материал выстроен?

Раннехристианская Церковь являла собой общину и осуществляла свою миссию в мире преимущественно через живое слово, уча, проповедуя и совершая богослужение. Прежде всего через живое слово и передавались поначалу речения Иисуса. Тот способ цитирования, который мы находим в Посланиях апостола Павла, позволяет заключить, что эти речения он не читал, а слышал. Быть может, некоторые из них уже и были записаны, но лишь как памятка для проповедников. Во всяком случае, к тому времени, когда писал апостол Павел, — скажем, четверть века спустя после смерти Иисуса — имел хождение сборник признанных "слов Господа", к которому апостол мог обращаться, зная, что его адресаты не сомневаются в их подлинности. Такие своды речений, составлявшиеся для практических нужд Церкви разными лицами и в разных местах, были, наверное, весьма обычными. Они обеспечили авторов Евангелий значительной долей "сырого материала".

Устная передача все же не совсем надежно хранит предание. Память всегда может подвести. Пересказывая слышанное, обязательно что-нибудь да исказишь. Эта, казалось бы, резонная мысль вызывает, однако, ряд возражений. Вспомним, что первыми христианами были евреи, а еврей того времени знал и верил, что ученик обязан точно запомнить и передать слова своего наставника. У нас нет никаких оснований считать учеников Иисуса менее ответственными или знающими, чем последователи других учителей. И все же: читаем ли мы сегодня те самые слова, которые сказал Иисус? Ответить на этот вопрос невозможно, да его и нельзя ставить в такой форме. Ведь Иисус говорил по-арамейски, до нас же Его речения дошли в греческом переводе. Переводили их, по всей вероятности, двуязычные христиане, которые очень старались донести сам смысл. Иногда мы видим, как одно и то же речение переведено по-разному. Кроме того, насколько можно судить, дословное повторение не считалось особенно важным, как в раввинских школах. Те, через кого передавалось предание, были практиками и стремились донести до слушателей самую суть учения. Возможно, они придавали речениям новую форму, помогающую применить их в существующей ситуации — а ситуация эта могла сильно отличаться от той, в которой были сказаны сами слова. Либо сопровождали слова объяснениями, которые, в свою очередь, становились частью предания. А может быть, споры с нехристианами, которых они хотели убедить, и даже споры внутри самой общины вынуждали разрабатывать одни стороны учения больше, чем другие. При этом, однако, они всегда стремились передать то, чему учил сам Иисус, причем так, чтобы их поняли слушатели или читатели.