Восточная трибуна - Александр Галин

Подрезова. Я наволочки поставила кипятить, Олег, закончите со мной, и я побегу за деньгами.

Потехин. Посмотрите в пакете, там я для вас отложил.

Подрезова. Наташа, ты не торопишься? Вера, подожди… Да! А какая цена будет за это платье?

Потехин. Здесь… последнее слово за Вадимом.

Подрезова. Вадик, оно неношеное?

Берет пакет и направляется за трибуну. Тягостное молчание.

Потехин. Значит, у Карела и здесь есть поклонницы? Расскажу при встрече. Ему будет приятно.

Самохвалова. У нас прошлый год была поездка по обмену опытом на одно ленинградское предприятие, оно до нас было головное. Там в отделе главного механика работает женщина – вот она настоящая его поклонница. Она председатель Общества Карела Гота, чешский язык даже изучила… собирает пластинки, вырезки из газет… Я взяла у этой женщины его адрес, написала – вот жду ответа.

Потехин. Трогательно… Значит, могу вам предложить кое-что. Вадик, а ты пока помоги Шуре в цене разобраться.

Самохвалова. Ну что, пойдем посмотрим, Вера?

Семенихина. Я здесь посижу.

Самохвалова. Почему?

Семенихина. Я не интересуюсь.

Самохвалова. Она у нас мыслитель. А я считаю, если женщина живет без надежды на успех, что можно от нее ожидать? Ни в труде, ни в общественной жизни никакой пользы. Мадлен нам ничего не сказала… я не при деньгах. Надо заранее о таких вещах говорить.

Потехин. Надо было из Москвы телеграфировать: «Готовьте деньги. Выезжаем мануфактурой». Сбегаете домой, подождем. Подругу быстрее уговаривайте.

Самохвалова. Ее уговоришь!

Потехин. Вера, как раз на вас имеется самый изюм.

Семенихина. Вадик, у меня брат учится в Академии художеств… каждый месяц приходится ему посылать… мама почти не видит. Я бы, честное слово, купила что-нибудь. Тебе что, деньги нужны?

Коняев. Да… Нет… Причем здесь я?

Семенихина. Мне не надо ничего. Ходить никуда не хожу, на работу хорошее платье все равно пожалею.

Самохвалова. Вера, ты же ИТР. Подрезова – и то вон… Вадик, я лично обязательно что-нибудь куплю.

Потехин. Ладно, тут все свои. Вещи есть ношеные. Может быть, в отделе у себя предложите?

Коняев. Ты замолчишь или нет?

Потехин. Спокойно, шурин! Разберемся без тебя.

Самохвалова. Вадик, а что ты переживаешь? Мне, например, просто интересно. (Пауза.) Все из-за тебя, Верка! Пойдем, я тебе подарок сделаю. У нее день рождения скоро, все равно в отделе будем собирать.

Семенихина. Я тебя просила, мне лучше деньгами.

Самохвалова. Представляешь, Вадик, у нее мать вбила себе в голову, что ее похоронить не на что будет. Требует, чтобы Вера на нее книжку открыла. Извини, Вера, что я такие вещи рассказываю.

Семенихина. Вадик, я пришла с тобой поговорить.

Потехин. Вероника…

Семенихина. Оставьте вы меня!

Отошла в сторону. Села. Молчание.

Самохвалова. Вот такой она тяжелый человек. Пойдемте, Олег.

Поднимаются наверх. Коняев садится рядом с Семенихиной.

Семенихина. Что слышно в Москве?

Коняев. Что тебя интересует, Верочка?

Семенихина. О чем сейчас говорят? Какие новые идеи появились?

Коняев. Выбери себе платье… От меня подарок…

Семенихина. Не будем про это, ладно? Расскажи что-нибудь.

Коняев. Что тебе рассказать?

Молчание.

Семенихина. Давно здесь не была. А стадион маленький, оказывается. Раньше казался таким огромным. Помнишь, мы сюда приходили?..

Молчание.

Груда кирпича… бурьян… Скоро и этого не будет. Приедет бульдозер, сравняет все с землей…

Молчание.

Узнал Подрезову? Тоненькая была. Самохвалова начальника искала, осталась без мужа.

Коняев. А ты что же не найдешь никого?

Семенихина. Кому я нужна без денег, со слепой матерью!.. Мужчины теперь в основном – моральные уроды. Ни совести, ни чести. Никому ничего не нужно. Отхватить бы кусок пожирнее и медленно его жевать.

Молчание.

Я любила одного человека, а он любил другую… (Засмеялась.) Мне не повезло… Он уехал, стал скрипачом… Вадик… я была в тебя влюблена… Прошло столько времени… я легко об этом говорю, потом – ты знал…

Коняев. Нет…

Семенихина. Ты знал…

Коняев. Никогда… даже не подозревал.

Семенихина. Тогда я дура. Клёнышеву еще любишь?

Молчание.

Коняев. Не знаю. Нет, наверное…

Семенихина. Давно ее видел?

Коняев. Как уехал отсюда – ни разу.

Молчание.

Семенихина. Ты стал каким-то другим…

Коняев. Каким?

Семенихина. Ты был таким приподнятым… Все мы, вероятно, изменились.

Появилась Шура Подрезова, в новом наряде, поднялась на несколько ступеней.

Подрезова. Наташа, ну что скажешь?

Самохвалова. Смотрится.

Подрезова. Вера, ну-ка глянь-ка ты… Вадик, наверно, я это тоже возьму. Только без прибора.

Увидела, как Потехин развернул что-то перед Самохваловой.

Олег, а что же вы мне этого не показали?

Самохвалова. Ты мне-то хоть оставь что-нибудь.

Потехин. Спокойно, спокойно, всем хватит. Шура, без бритвы я не уступлю. Я с самого начала говорил.

Подрезова. Вадик, объясни ты, кто такой Цурик. Спутник мой знаете где? Далеко…

Потехин. Я не настаиваю. Положите все назад в сумку.

Подрезова. Зачем ему английская? У него наша пластмассовая, я ему на двадцать третье февраля подарила с помазком. У него такая щетина – ему топором надо бриться. Мне же ее потом не продать будет. В цеху сплошь женщины. Наташа, у вас там мужики, возьми предложи кому-нибудь.

Самохвалова. Еще чего!

Уходит со свертками за трибуну.

Подрезова. Вадик, а сколько вы за все вместе хотите?

Коняев. Без меня это решите.

Потехин. Шурин, вещи твои.

Коняев. Мне все равно.

Подрезова. Вадик, иди сюда, давай приценимся.

Коняев (с трудом). Извини, Вера…

Семенихина (тихо). Иди, иди.

Коняев поднимается. Семенихина остается сидеть в стороне.

Потехин. Шура, нас попросили продать, вот здесь написали, сколько все это стоит. (Показывает список.)

Подрезова. Нет, правда, ребята… У меня наволочки кипят… Сколько, Вадим?

Коняев. Не знаю. Сколько дашь.

Подрезова. Я серьезно с тобой говорю. Ты что думаешь, я такое платье каждый день покупаю? Откуда мне знать, сколько оно стоит!

Потехин неожиданно засмеялся, изучая список.

Причем здесь смех? Олег! Вадик! Что вы, действительно, как дети! Давайте: сколько оно в магазине стоит, минус то, что его носили. Тридцатник. Согласен, Вадик?

Коняев. Согласен.

Потехин. Тридцатник будет только за бритву, Шурочка.

Подрезова. А за это платье сколько?

Потехин (весело). Бублик прибавьте.

Подрезова. Серьезно. (До нее доходит, наконец, требуемая сумма.) Ско-о-олько?

Потехин. Бараночку нарисуйте.

Из-за трибуны вышла Самохвалова в ярком атласном костюме, очень декольтированном. На ногах босоножки на неимоверно высоких каблуках. Наряд сильно ее изменил, поэтому довольно долгое время длится молчание.

Самохвалова. Только бы ногу не сломать на этих каблуках!.. (Пауза.) Что скажете, товарищи?

Потехин. Шарман!..

Самохвалова. Каблуки слишком высокие, никогда таких не носила. Стою прямо как на самолете… Правда, как вам, ребята?

Потехин. Шарман огромной силы…

Счастливая Самохвалова подходит к одиноко сидящей внизу Семенихиной.

Самохвалова. Вера, там на тебя есть такая прелесть! Ну пожалуйста, поднимись посмотри.

Семенихина. Сними этот позор.

Самохвалова. Почему?

Семенихина. Тебе не семнадцать лет.

Самохвалова. А вот я возьму и куплю. Назло тебе – куплю!

Семенихина. Не смеши людей.

Самохвалова. Я знала, что ты это скажешь! Знала! (Поднимается наверх.) Вам нравится, мальчики?

Потехин. Натали, как только вы отсюда выйдете, к вам тут же начнут приставать.

Подрезова. Наташа, неужели ты в таком виде сможешь на люди показаться?

Самохвалова. А что такого?

Подрезова. Не знаю… По-моему только женская распущенность может такое себе позволить. На вечере или на танцах тебя же дружинники выведут.