Великое плавание - Зинаида Шишова

Поднявшись с места, сопровождаемые участливыми возгласами женщин, мы пересекли площадь и направились к крепости.

Все чаще и чаще мой спутник кланялся проходившим: очевидно, его жилье было уже где-то поблизости.

— Куда ты ведешь меня? К комедиантам? — спросил я. Меня мало привлекала доля базарного фигляра. — Может быть, лучше пойдем в порт и я предложу свои услуги хозяевам кораблей? Сын мастера Баччоли на четыре месяца моложе меня, и, однако, его взяли в плавание.

— К каким комедиантам? — спросил Орниччо. — Ах да, я ведь не досказал еще тебе своей истории. В балагане я научился ходить по канату, играть на мандолине и рисовать чудовищ на нашем занавесе. Лев, глотающий пустынника, нарисованный мной, так понравился живописцу синьору Томазо, моему теперешнему хозяину, что он выкупил меня у комедиантов за один золотой. Он очень добрый человек, Если ты понравишься ему, он оставит тебя в мастерской. Мы тогда вдвоем будем растирать краски и учиться у него его ремеслу. Ну вот мы и дома.

Я огляделся. Мы стояли у лесенки, скорее напоминающей трап с поручнями, чем вход в человеческое жилище.

Над крышей крошечного розового домика высилась мачта, а за ней хлопал большой серый парус.

— Поднимайся же, — сказал Орниччо. — Это и есть дом живописца синьора Томазо.

ГЛАВА III

Дом под парусом

В небольшой комнате, в которую мы вошли, находилось человек десять. По стенам у окон висело множество клеток, в них свистели и щелкали птицы. Посреди комнаты стоял круглый стол, а на нем были разложены книги и карты. Над столом покачивался подвешенный к потолку маленький игрушечный кораблик, искусно выточенный из дерева. В углу стоял подрамник с натянутым на него чистым холстом. В белом кувшине щетиной кверху торчали кисти. Стены, пол и подоконники были испачканы красками.

Однако люди, находившиеся в комнате, мало походили на живописцев. Тот, кто стоял ближе всех ко мне, был несомненно уличный глашатай. Я узнал его по полосатой одежде из красного и зеленого бархата, а его доска и колотушка лежали тут же, у стены.

Несколько человек, похожих на моряков, играли в кости, а поодаль от них худой и бледный юноша перелистывал бумаги, непрерывно щелкая на счетах.

Я снял шляпу и поклонился, не зная, кто из них хозяин дома. Те, которые обратили на это внимание, ответили на мой поклон.

— Хозяин, — крикнул Орниччо, открывая дверь в соседнюю комнату, — оставьте жаровню, я сейчас займусь стряпней!.. Да, да, я был в банке — никаких новостей. Вот со мной пришел Франческо Руппи искать у вас совета и помощи.

— Кому нужен мой совет?.. — спросил, подходя к двери, высокий, болезненного вида мужчина. — Ты, вероятно, давно из банка, Орниччо, потому что синьор приказчик сидит у меня уже свыше двух часов. Так это ты ищешь моей помощи? — обратился он ко мне. — Ну, выкладывай, какое у тебя горе, мальчик.

Во второй раз за сегодняшний день мне пришлось рассказать свою историю. Синьор Томазо выслушал меня до конца, но несколько раз за время своего рассказа я замечал, что он улыбается, пряча улыбку в бороду.

Я закончил свою речь просьбой приютить меня хотя бы на время, так как сейчас к мастеру Тульпи я не решаюсь вернуться.

— Так, так, — сказал он, — хорошо. Но только я не знаю, стоит ли помогать мальчугану, который так хорошо умеет лгать, как ты.

Я застыл на месте от изумления, а синьор Томазо, взяв какую-то бумагу со стола, стал читать, поглядывая на меня:

— «Возраст — тринадцать лет, рост средний, лицо румяное, в веснушках, волосы густые, русые, кудрявые, глаза серые». Как, ты сказал, тебя зовут?

— Франческо, — пролепетал я в смущении.

— Даже имени ты не догадался переменить, — сказал синьор Томазо, посмеиваясь. — Куда же ты задумал бежать, Франческо Джованини?

Моряки, оставив кости, с интересом прислушивались к нашей беседе.

И я был рад, когда синьор Томазо, обратясь к глашатаю, сказал:

— Альбертино, объясни же добрым господам, в чем дело.

Глашатай поднялся с места, взял доску и, ударив в нее колотушкой, оглушительно, как на базаре, закричал:

— «Слушайте, слушайте, добрые граждане Генуи! Монна Джованина Джованини обещает пять венецианских дукатов тому, кто укажет местопребывание ее единственного сына, Франческо Джованини, задумавшего убежать из дому на одном из кораблей, направляющихся в Испанию».

От изумления я остолбенел. Кругом меня говорили и смеялись, а я щипал себя за руку, так как мне показалось, что все это я вижу во сне.

— Если за каждого мальчугана, убегающего в море, будут платить по пять дукатов, мы скоро сделаемся богачами, — сказал один из моряков. — Месяца не проходит, чтобы я не выловил в трюме двух-трех мальчуганов, которые умоляют меня взять их с собой в Африку или на Азоры. И каждый из этих малышей мечтает о жемчугах, золоте и благовониях. А я сам не ходил дальше Картахены и возил только кожу да маслины.

— Кто же, собственно, нашел мальчика? — спросил высокий седой моряк.

— Орниччо, или Альбертино, или ты, Томазо?

— Деньги мы, разумеется, разделим на три равные части, — пояснил глашатай, кладя мне руку на плечо. — А я берусь доставить его домой.

— Вы не получите денег, синьоры, — сказал я, дрожа от волнения, — потому что я не тот, за кого вы меня принимаете.

— Брось отвиливать, мальчуган! — заметил глашатай. — Синьора Джованини выложит сейчас нам все денежки до последнего сольдо.

— Добрые синьоры, — сказал я в отчаянии, — я не понимаю, что случилось, но я действительно Франческо Руппи, я никогда не собирался бежать на корабле и рассказал только что всю свою жизнь, ничего не утаив.

Моряки обступили меня, без церемонии разглядывали и поворачивали в разные стороны.

— Нужно было прямо спуститься в трюм и залезть куда-нибудь в тюки с товаром, тогда тебя не поймали бы, цыпленочек, — посоветовал молодой, франтоватого вида моряк с красным лицом. — Но через два месяца все равно ты с ревом вернулся бы к мамаше, потому что море совсем не такая веселая вещь, как это кажется издали.

— А за это время твоя мать выплакала бы все глаза по тебе, — строго сказал высокий моряк с повязкой на глазу. — Не думай долго, Томазо!.. Альбертино, забирай мальчика! И поскорее известите монну Джованину!.. Идемте, господин приказчик, так как мне тоже нужно в банк.

— Нет, — ответил синьор Томазо в раздумье, — следует еще расспросить мальчика. Если мы ошибаемся, горе бедной женщины будет еще сильнее.

Громко разговаривая и смеясь, моряки двинулись к выходу.

В это время в комнату вошел Орниччо с блюдом дымящегося соуса.