Еще о войне. Автобиографический очерк одного из пяти миллионов - Борис Попов

Вернемся к прерванному рассказу. 28 июня полк передислоцировался в лес, находившийся в 8-10 км от Волковыска, для соединения с 102 полком дивизии и выполнения приказа. Прождав сутки, мы так его и не дождались.

Во второй половине дня 29 июня полк (к этому времени в составе полка оставалось около 20 машин), перемещаясь в направлении города, был обстрелян прямо на дороге артиллерией противника. Перестрелка продолжалась некоторое время, потом затихла. Потерь не было, мы продолжили движение к Волковыску, преодолев мост через реку. Впереди был город. Оставалось проехать через железнодорожную линию. Два первых танка миновали её, а в башню моего танка в упор был произведен выстрел из пушки, находившейся в железнодорожной будке на переезде. Бронебойный снаряд попал в башню, осколками брони был убит башенный стрелок, а командир машины, белорус Бурячок, был смертельно ранен. Я не сразу понял, что произошло, и продолжал движение за впереди идущими танками. Уже темнело.

Что произошло на улицах города, лежит уже на совести командира. Дело в том, что город был занят немцами еще 26 июня (в обороне города принимал участие генерал Карбышев), и пока мы перестреливались на подъезде к нему, немцы готовились к бою, в результате которого от полка осталось всего три первых танка, третий был мой. Какую цель ставил командир, вступая в город без разведки, неизвестно. К этому времени в Москве было принято решение отвести войска из Западного военного округа, которым грозило окружение, и возможно командир, зная об этом, принял решение двигаться на восток, а Волковыск лежал на нашем пути.

Уместно отметить, что после «генеральной чистки» офицерского корпуса Красной армии, к командованию воинскими частями пришли мало подготовленные кадры.

На сборах командиров полков Западного особого военного округа, проведенных летом 1940 года, из 225 командиров ни один не имел академического образования, только 25 окончили военные училища и 200-курсы младших лейтенантов!

На выезде из города командир полка остановил свою машину, мы пристроились сзади и стали ожидать другие танки. Простояв несколько часов, мы ни одной машины не дождались. Подошли человек пятнадцать из экипажей подбитых танков, которые они вынуждены были покинуть по различным причинам. У одного гранатой сорвало гусеницу, у другого в открытый люк водителя попала граната, так как в темноте через триплекс ничего не видно ехали с открытыми передними люками. Что случилось с другими машинами полка – было неизвестно. Командир полка не стал выяснять подробности. Никто больше не подошел, и он дал команду продолжать движение.

Потеря в первом же бою основного количества танков объясняется тем, что БТ-7 легкий танк, с толщиной боковой брони 6 мм, лобовой-14 мм оснащен авиационным двигателем М-17 Ф, работающем на авиационном бензине, с потреблением 200 литров бензина на 100 км. В баки танка его заливалось почти 700 литров, а размещены они с боков и с задней стороны танка. Любой снаряд пробивал броню и танк вспыхивал, как факел. Мне повезло – снаряд попал в башню, в область маски, где броня двойная. Снаряд легко пробил броню, превратив её во множество осколков.

Пока стояли на окраине города товарищи помогли вытащить убитого башенного стрелка и раненого командира. Осколками брони ему почти оторвало нижнюю челюсть. Подошел старший лейтенант Холодцов – командир первого эскадрона. Меня удивило его шоковое состояние. Я в это время старался прибинтовать отвисающую челюсть командиру. Бинтов не было, использовал полотенце. Через некоторое время полотенце пропиталось кровью, пришлось выбросить, снял нижнюю рубашку, разорвал на бинты и кое-как перевязал раненого. Находившийся рядом старший лейтенант Холодцов, никак не реагировал на происходящее, что меня чрезвычайно удивило. Ведь со сверхсрочником, командиром моего танка, он был хорошо знаком не один год.

Среди подошедших, был лейтенант-воентехник, несколько офицеров штабной машины и члены экипажей подбитых машин, имевшие сержантские петлицы. Один я был рядовым. Зачислив в экипаж, мне не успели присвоить звание, положенное механику-водителю.

Командир эскадрона поставил на мой танк командиром воентехника, а тот – подобрал вместо меня другого водителя из старослужащих. Вместе с другими «безлошадными» я оказался пассажиром сверху на броне танка.

Стало светать. Мы продолжили движение. Проехав километров десять от города, танк въехал в глубокую воронку от бомбы, разорвавшейся прямо на дороге, которую водитель заметил слишком поздно. Он пытался выбраться из воронки, но безуспешно. Пришлось долго подкапывать единственной лопатой, имевшейся в инструменте, пока машина смогла выехать из воронки. За это время два первых танка уехали далеко вперед, и мы больше их не видели!

Ехали мы до полудня. Кончился бензин. Взять его было неоткуда и лейтенант, оказавшийся старшим по званию, принял решение оставить танк и идти дальше пешком. Ему не хватило смелости взять на себя ответственность за уничтожение танка и мы, сняв пулемет и затвор от пушки, оставили его на дороге, вместе с находившимся в коме на броне моим командиром. Меня глубоко поразило безразличие со стороны командира к судьбе товарища по службе, оставленного умирать на броне.

С этого момента начался наш поход на Минск в составе десяти человек, под командой воентехника, сначала по довольно пустынной дороге, затем все больше и больше появлялось попутчиков из других воинских частей. Питались вначале оставшимися сухарями, потом – тем, что предлагали жители деревень, мимо которых проходили. Чем дальше продвигались, тем больше отступающих было на дорогах и тем меньше шансов было получить от населения какую-либо пищу. Вышли на шоссе, ведущее к Минску, по которому изредка проезжали машины, набитые военнослужащими. Однажды проезжал бензовоз, на котором сидели военные. Наш воентехник ухватился за поручни, охватывающие бензоцистерну и оказался наверху, но когда я сделал то же самое, сидевший наверху военнослужащий, ударил ногой по моим рукам, и я упал на землю.

С отъездом лейтенанта фактически кончилось существование боевой единицы, мы превратились в группу голодных солдат, бредущих под жарким июльским солнцем по дороге на Минск. Вскоре вынужден был покинуть своих однополчан.

За десять дней вождения танка у меня на спине, в области поясницы, выскочил фурункул от грязи и постоянного упора спиной в стальную спинку танкового сидения. К этому времени фурункул достиг пика своего развития, невозможно было нагнуться, солдатский ремень давил на него и я сдвинул две гранаты Ф-1, висевших на ремне, на спину. Выбрал место на обочине дороги и лег на траву, где расположились больные и раненые. Врачей не было. Почти день потерял из-за фурункула. Кое-как, на ощупь, выдавил его. Стало легче, и я, вместе с другими отступающими, пошел на Минск.

По дороге на Слоним встретил брошенный грузовик, нагруженный снарядами. В бензобаке имелся еще бензин, двигатель не заводился, решил разобраться в чем дело. Определив, что не работает бензонасос, решил установить бензобак вверх, на снаряды, чтобы бензин самотеком подавался бы к карбюратору. Нашлись добровольные помощники. Через пару часов было почти все готово, но налетели немецкие самолеты и стали обстреливать из пулеметов, идущих по шоссе солдат. Пришлось прятаться во ржи, окружавшей дорогу, причем подальше от машины со снарядами, ибо при обстреле снаряды могли взорваться.

Одновременно с обстрелом дороги, немцы высадили десант с легкими танками. После прекращения обстрела дорога оказалась перекрытой. О машине пришлось забыть.

На дороге стали накапливаться подходившие с Запада отступающие воинские подразделения, как правило, солдаты без командиров, усталые и голодные после многодневного перехода. Среди них оказался политрук в чине подполковника, который взял на себя роль организатора боевого подразделения для прорыва блокады дороги сброшенным десантом. Это ему удалось, и он повел нас в атаку. К этому времени уже стемнело. Немцы обстреливали из пулеметов трассирующими очередями. Мы обошли дома, на чердаках которых засели десантники, по засеянному рожью полю. На протяжении всей ночи не могли оторваться от преследующих нас танков. На фоне горящих домов видны были бегущие по полю фигуры солдат, пулеметный обстрел не прекращался. Только к утру удалось оторваться от танков и выйти на грунтовую дорогу. Собрались в колонну и шли вперед, засыпая на ходу.

По дороге познакомился со старшим сержантом, имевшим автомат ППШ. Оказалось, он служил в 36 кавалерийской дивизии.

Строй вскоре распался на отдельные группы. Политрук исчез. Дальнейшее продвижение проходило не организованно.

Пошел пятый день после начала пешего похода. На подошве ног были сплошные мозоли, так как во время ходьбы часто шли босиком. Еды почти никакой не было, если не считать пучка лука, который иногда удавалось сорвать на огородах. Донимало жаркое солнце. Население в деревнях тоже ничем не могло помочь все, что имели – раздали раньше. Переправившись через Неман, решили наглушить рыбы, используя оставшуюся у меня после боя, гранату. Почти ничего не получилось – погибшая рыба всплывала медленно, ее уносило течением, а лодки, чтобы подобрать, не было. Что собрали, спекли на костре.