Измена. Его правда (СИ) - Тверская Вика

В таком темпе мы прекрасно прожили второй Анютин год, а потом начали говорить о садике. Так я смогла бы освободить мужа от… его прямых обязанностей. Жутко звучит. Освободить от общения с дочерью. Но такие уж у нас были реалии.

Я нашла замечательный частный сад, где была теплая уютная обстановка, две группы по десять детей, и в каждой по два воспитателя. Яр был в восторге от садика, обстановки и плана занятий, и особенно от того, что его оплату я брала полностью на себя.

Мне как раз предлагали взять еще пару групп и несколько учеников просились на индивидуальные занятия.

Да, иногда случались накладки. Но теперь мне, по крайней мере, хватало денег, чтобы одеть себя и ребенка, купить все необходимое и не метаться в панике по квартире, выискивая заначки по карманам пальто, о которых я могла забыть.

***

Весь день кручу по кругу варианты нашего вечернего разговора. Что-то я опять сделала не так. Понятно, что выскажет за сегодняшнее утро. Подвела, подставила, напрягла. Но, вероятно, будет что-то еще.

Последнее время его настроение напоминает виражи на закрученной дороге. Полчаса – чудеса, все замечательно, он нас любит и готов сутками играть с дочкой, а потом – практически на ощупь ползем по темноте.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Вот и сейчас – то ли к вечеру отойдет, то ли накрутит себя еще сильнее.

Не хочу скандала… Долго от них отхожу. Яр выскажется и ходит потом навеселе, а еще с неделю перемалываю и пытаюсь прийти в себя.

На мое счастье, Скворцов, урок с которым должен был быть почти сразу за Дроздовым, заболел, и у меня появляется «окно». Успеваю смотаться на рынок и купить свежего карпа. Запеку в духовке со специями – любимое блюдо Яра.

Звоню свекрови – Анюта у нее. Забираю дочь и пишу Яру сообщение, что мы уже дома.

Посмотрим, что ты теперь мне выскажешь-расскажешь.

Глава 4. Ярослав

Если честно, я думаю, всё она прекрасно понимает. Тут ума-то много не надо. Тем более, такие вещи женщины влёт секут. Просто ей удобнее строить из себя обиженную перетрудившуюся, жертвующую собой идеальную жену. Она и по дому, и с ребёнком и вон ещё работать успевает.

Усаживаю Анютку в кресло и пристёгиваю ремнём.

– Не хочу! – машет она ручками.

– Анюта, пока не пристегнёмся, не сможем поехать. Ты же хочешь в садик?

– Нет! Не хочу в садик! – мотает она головкой.

– Тебе же там нравится, – убеждаю её я.

– Нет! Там плохо! Я хочу к бабуле! Хочу мультики!

Конечно, к бабуле. Это и понятно, ребёнка не обманешь, он сердцем чувствует, где лучше. Вот, хочет быть с бабушкой. Даже не с матерью, а с бабушкой.

– Котёнок, – пытаюсь уговорить. – Бабуля на работе. Все на работе. А тебе надо в садик.

– Я тоже пойду на работу! – требует она.

– Ну, садик и есть твоя работа!

– Там плохо! Хочу хорошую работу!

Блин. Как её пристегнуть-то уже! Кое-как, потеряв ещё минут десять, удаётся её уговорить, и мы наконец выезжаем. Прекрасно! Может, мне вообще на работу не ездить, а сидеть дома? И контракты забросить. А что, стану домохозяином. Жена у меня хорошо зарабатывает, ну пусть и крутится, а я буду денег требовать. И личного времени. И личного пространства. А ещё у меня будет всегда болеть голова.

А может… А может, у неё есть кто-то? Дроздов, например. Престарелый пузан? Ну, это она так говорит. А на самом деле? Нет, конечно, никого у неё нет… Это просто невозможно… Да лучше бы завела, тогда бы и я уже мог найти какую-нибудь секс бомбу... Какого хрена вообще! Я почему должен выпрашивать у неё?!

– Твою мать!!! – ору я и бью по тормозам. – Красный!!! Не видишь?!

Тормоза визжат, и я едва успеваю остановиться перед мальчишкой в больших наушниках. Он стоит, растерянно и испуганно смотрит на меня и хлопает глазами. Раздаётся ураган клаксонов и он, словно очнувшись от их резких звуков, вздрагивает и бежит дальше. Паразит. Анютка начинает реветь.

– Не плачь, зайка, – уговариваю я. – Видишь, как важно переходить дорогу на зелёный свет. Чуть мальчика не сбили.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Привожу её в садик всю зарёванную.

– Что случилось? – строго спрашивает воспитательница.

Тебя не спросили, что случилось.

– Всё в порядке, Алла Фёдоровна, просто Анюта в садик не хотела идти, говорила, что ей у вас не нравится.

Воспиталка поджимает губы. Холодная, чрезмерно строгая с детьми, грымза. У нас с ней взаимная антипатия. Да вот только не она мне деньги платит, а я ей.

Наконец-то добираюсь до офиса. Захожу в кабинет и тут же появляется Элла с бумажным стаканчиком кофе.

– Ярослав Андреевич, я уж думала, вы не придёте сегодня. Чего делать-то? Там Арефьев в истерике бьётся.

– Позови его ко мне, пожалуйста.

– А вы где пропадали-то?

Я машу рукой, мол, дела были. Не буду же я ей объяснять, что и как, и почему.

– Поняла. Сейчас позову. Мне тоже надо с вами поговорить.

– Ладно, давай после Игорька.

Она поворачивается и выходит из кабинета. Мордашка страшная, как у кролика, а вот фигурка у неё отпад. Задница как орешек. Маринке бы такую. У неё раньше была тоже ничего… почти такая же, но сейчас она на свою внешность забила. Денег видите ли не хватает. Я их пока не печатаю, вообще-то. Но, возможно буду, дотянуть бы только этот контракт.

Я вот, кстати, не пойму, как деньги могут уменьшить задницу? И почему только у этой страшилы Эллы такая классная фигура? И ножки, и сиськи, и зад… Она, прямо грациозная. А моя запустила себя. Запустила… И то надо полгода уговаривать на секс. Нет, ну не хочешь, так и скажи. Я больше не желаю с тобой трахаться. Ладно, без проблем, найдутся желающие. Наверное… А так-то что? Ни себе, ни людям…

В кабинет влетает Арефьев, худой неврастеник в массивных экстравагантных очках и светло-бирюзовых брюках.

– Ярослав Андреевич! Ну это уже ни в какие рамки не вмещается! У нас же с вами юридически оформленные отношения, а вы на них двутавр кладёте со швеллером! Вы же понимаете, что у меня просто другого выхода не остаётся. Я этого не желаю, но вы сами посудите, как мне быть?

– Игорёк, послушай, – стараюсь говорить спокойно. – Прекрати нагнетать, ладно?

– Но вы меня уже месяц завтраками кормите!

– Я тебе всю картину обрисовал. Чётко, ясно и предельно откровенно. Ничего не скрыл, ни в чём не обманул.

– Но мне, – восклицает он с вызовом, – не отпускают товар в магазине в обмен на вашу откровенность!

– Ты хочешь меня шантажировать что ли? Судом угрожаешь?

– Это не угроза!

Блин, как же ты меня достал уже, истеричный идиот. Вот взять бы тебя за шкирку и выбросить в окно. Лети, дорогой Игорёк, лети. Да только кто тогда проектировать будет?

– Арефьев! – рявкаю я. – Прекрати уже. Ты хочешь, чтобы я за тебя принял решение? Хорошо, я принимаю. Заткнись и иди работать! В этом случае, сразу как придёт первый транш, ты получишь всё, что тебе должна компания и премию за хорошее поведение в размере одной месячной оплаты.

– Но я уже не могу в это верить! – с трагизмом в голосе заявляет он.

Он чем-то похож на Пьеро, а ещё на этого, голубого кинокритика, не помню фамилию…

– Тогда иди и подавай на меня в суд, – завершаю я прения. – Жди год решения, и может быть, я тебе что-нибудь заплачу, если к тому времени не перерегистрирую фирму. Всё, иди с глаз моих и делай, что хочешь. Только Эллу предупреди о своём решении.

– Но так невозможно, Ярослав Андреевич!

– Элла! – кричу я. – Иди сюда!

Она заходит. Арефьев топчется, не зная, что делать, но я уже не обращаю на него внимания.

– Говори.

– Перевод, – вздыхает она.

– Что перевод? Не сделали?

– Нет, – она машет головой. – У них специалист по английскому заболел, а тот, который его заменял, должен закончить сначала другой проект, а потом…

– Ясно. Сволочи…Почему раньше не сказали, что не сделают? Игорь, иди уже, не стой над душой.

– Я вот тут подобрала ещё несколько фирм по цене-качеству, но там везде предоплата.