Укротитель. Остановить апокалипсис любой ценой - Екатерина Сереброва

Михаил похвалил брата за хорошую работу и воодушевил на продолжение. Павел, выдав робкую улыбку, чувствовал, как по капле, с каждым выстрелом, из него уходила горечь, и поэтому перезарядил винтовку.

Мишка старался в детстве заботиться о Паше, его не в чем было упрекнуть. Советы-то давать было некому. Просто не задалось. Да и сильно доставалось, далеко не всегда по вине старшего брата, о чем мог судить Павел лишь сейчас, с высоты прожитых лет. Но на тот момент их судьбы резко разнились. Один в стремлении быть похожим на папу разбазарил все шансы и счел себя неудачником. Второй предпочел пойти по пути матери-библиотекаря, выучившись на филолога, но музыка, детки и немного религия затянули его сильнее. Так и развело дороги двух Ольчановских. Пока не появилась Александра.

Павел уложил четыре банки из пяти. Темп прицеливания возрастал, а пауза между выстрелами – снижалась. Паша набирал обороты и прикладывал к своей «разминке» все больше стараний.

Саша, став женой Миши, примирила братьев. Но в то же время своим уходом от старшего к младшему разъединила их дальше, чем оно было. Осталась, однако, в сердцах обоих. Паша не лукавил, говоря, что верит в новое воссоединение семьи. Не через Сашу, так через Макса. В мальчике уживались и пытливый ум, свойственный Павлу, и бойкий характер, тяга к спорту, нечуждая Михаилу.

Павел закончил стрельбу и опустил винтовку на землю. Он вспомнил навык, на время забылся, облегчив свою боль, но посмотрел на Мишу и задумался снова.

Теперь они были вместе. Но Паша не желал ценой смерти двух дорогих ему людей мириться с братом. Огорчало, что Миша, кажется, совсем не горевал. Да, он мало общался с ребенком, так как Макс в тот период временно жил у биологического отца в Беларуси. Саша только планировала свести нового мужа с ребенком. Александра и сама по себе немало сделала для Михаила. Много значила для него?.. Были ли его страдания правдой или игрой?

Миша всегда был честен с ним. И в трудные моменты Пашиного детства, и в своих закидонах. Паша многого не понимал, был несправедлив к брату и какие-то его поступки до сих пор вызывали в нем неоднозначные чувства. Но Михаил являл собой истину. Могло ли что-то переломить в нем эту смелость в умении говорить правду и держать удар?

– Побудь здесь, хорошо? Я сам съезжу на радио, – предложил вдруг Миша.

Паша туго соображал и слабо кивнул, не возражая против отлучки брата.

Старший Ольчановский безмерно сочувствовал Пашке. Он почти смирился с тем, что придется выжидать, но выносить страдания брата больше был не в силах. Миша банально стремился сбежать. Он прихватил еды и запрыгнул в свою Тойоту.

Михаил не мог себе объяснить, почему женщина, которую, казалось, он любил, не пробудила в нем массу эмоций после своей смерти. Возможно, участие в чем-то по-настоящему крупном, глобальном (сам Апокалипсис!) так взбудоражило Мишу и лишило всех других чувств. Не нужен был алкоголь, не волновала скучная и однообразная работа механика, бесконечные поиски новой. Михаил нашел себе Дело. Дело, которое он разделит с братом.

Миша забил в навигатор на панели «радиостанция», и он выдал Ольчановскому и маршрут, и точный адрес. Не зря все-таки Михаил потратился на современную модель – отказ от старого-доброго ВАЗа значительно облегчил ему жизнь. Ольчановский, правда, не пользовался всеми гаджетами. Он хорошо разбирался в устройстве машины, но познания Миши в технике внутри салона сильно устарели. Главными плюсами для Михаила в новом авто были система климат-контроль, раскладывающиеся задние сиденья и просторный багажник. Навигатор, подстаканник и прочие прелести были приятным дополнением. Словом, наматывал он много километров, и отраднее было делать это с комфортом.

До офиса радио Миша доехал быстро. То было высокое административное здание, и внутри пришлось попотеть, пока разобрался в схеме кабинетов. Михаил выбрал седьмой этаж и отправился на лестницу. Лифту он не доверял.

***

Журналист Марк Мохов потягивал уже четвертую кружку какао-порошка, пакетик с которым стоял у него под рукой. Ему хотелось и перекусить, но до находящегося в коридоре автомата с легкой закуской неповоротливому из-за все расширяющихся габаритов Мохову было добираться лень. Голод увеличивался, зевота тоже не прекращалась – только какао и отвлекало, да бесцельное швыряние кусочков бумаги в мусорное ведро, в которое Марк даже не прицеливался. Так и работал, окруженный ворохом бумажных комков, опустошенными мешочками из-под печенья и конфет.

Сегодня Марку выпала его смена дежурить в ночном эфире городского радио «Ночные огни». В его задачу входило всего лишь переставлять музыку, соответствующую формату, изредка отвечать на звонки слушателей. Стационарный телефон, заваленный фантиками, и без того обычно молчал (особенно по сменам Марка), поэтому Мохов и не напрягался, не отвлекаясь от методичного переключения композиций на пульте перед собой.

По будням днем он работал корреспондентом в газете, выходившей три раза в неделю, но, как правило, материала в ней набиралось мало и, в основном, она состояла из кроссвордов, гороскопов и поздравлений, особое место занимала криминальная хроника (где самым страшным преступлением их маленького городка считалась кража в магазине). Однако из-за низкой популярности издания и редких ценных новостей, там и ведущий корреспондент получал гроши, а Марк был рядовым. Он отвечал за освещение городских мероприятий, и только подработка в ночном эфире позволяла ему в сумме иметь средний достаток. Если б не официальный стаж, обеспечиваемый Мохову в газете, и не монотонность работы ночного ведущего радио, то он бы давно покинул бесперспективное бумажное издание, канувшее в лету.

Маленькая стрелка настенных часов остановилась на восьми: десяти. Марк мысленно поставил галочку: еще пятьдесят минут, и конец. Самым мучительным было заставлять себя не спать и обходиться минимумом и однообразным запасом еды. Так и тянуло вернуться к привычке юности – коротать время с сигаретой, но Мохов с большим трудом избавился от нее к тридцати годам, поэтому держался изо всех сил, чтобы эти драгоценные четыре года не прошли впустую. С вредной привычкой Марка попрут с радио, а он дорожил данным источником солидной прибавки к зарплате основной работы.

Ни с того, ни с сего загрустив, Мохов подпер щеку рукой, надел наушники и поставил любимую песню – старенькую «House of the rising sun» в исполнении The Animals. Она не входила в концепцию радио, но невероятно успокаивала, расслабляла Марка, что он не мог не рискнуть. Плавная мелодия и довольно понятный английский текст уносили Мохова в приятную даль, он с удовольствием подпевал и умудрялся именно в ней не фальшивить, тогда как любую другую песню безнадежно портил.

Когда в его комнатушку бесцеремонно вломились, Марк перепугался, что к нему нагрянул сам шеф. Отругать за неформатную песню или любой другой косяк. Но перед ним стоял незнакомый, неряшливого вида мужчина. С растрепанными волосами, в мятой одежде он походил на какого-нибудь панка из подворотни и точно не сотрудника радио. Мохов глянул на часы: через двадцать минут ему давать сводку погоды и на сим заканчивать выходы в эфир.

– Зачем вы сюда ворвались? – ошеломленно спросил Марк.

– У меня немного вопросов. Вы – Марк? – басовито спросил чудак.

– А вы, собственно, кто? – он и хотел бы спросить это строгим тоном, но получилось по голосу на порядок выше и тоньше.

– Михаил Юрьевич я. Марк, родной, срочно надо узнать по погоде. Какие изменения были, скажем, за последнюю неделю. Какие странности.

– Я не метеоролог, – предпринял слабую попытку отвязаться от него Мохов. Просто послать или выгнать у него уже не получится: мужчина был слишком внушительным, несмотря на худобу. Высокий рост, широкие плечи и, разумеется, четко поставленный бас – все это сформировало определенный образ. Тот самый тип человека, с которым Марк предпочитал не спорить и ни во что не ввязываться.

– Да я слышал ваши сводки. Может, что осталось? – напирал Михаил Юрьевич.

– Стесняюсь спросить, зачем? – Мохов зажмурился и вжал в голову в плечи во избежание возможного удара.

– Очень важно. Это же несложно и не противозаконно, – на удивление, он сохранил вежливость и не перешел к физическому воздействию.

– Ну… у меня есть листки, – Марк потянулся в ящик стола и извлек помятые бумаги. Чудо, что он еще не отправил их в корзину. – Вообще, в природе творится что-то невообразимое. Даже ученые затрудняются ответить. Никогда такого не встречал. Вы – исследователь?

Журналистская природа взяла верх над Моховым, когда он убедился в безвредности собеседника.

– Типа того. Не знаю вот, с чего начать.

– Если вас интересуют аномалии, то я лично наблюдал одну такую. Озеро, на которое я езжу рыбачить каждую неделю, сильно обмельчало. Не то, чтобы давно осадков не было и поэтому. Отнюдь.