«Я всегда на стороне слабого». Дневники, беседы - Елизавета Глинка

Драма отверженных детей в том, что они точно знают, что им нужно, но нужно им то, чего нет. Брошенные мальчики и девочки унимают вечно преследующий их холод кто чем может: так, мальчик Трумен Капоте из Нью-Орлеана до последнего дня возил с собой детское лоскутное одеяло, которое сшила ему крестная. Мне повезло: одним летним вечером я спустилась в подвал на Пятницкой и встретила Лизу, единственного человека в мире, возле которого мне было не холодно.

Сейчас, когда Лизы с нами нет, спорят о том, нужно причислить ее к лику святых или же такие намерения нонсенс. Была Лиза такой, как другие, или же обладала некими особыми, сверхчеловеческими качествами, которые резко выделяли ее из общего ряда. Оставив вопрос канонизации на усмотрение Церкви, могу сказать, что Лиза безусловно обладала огромным и очень редким даром, а возможно, гениальностью. С моей точки зрения, эта гениальность самой высшей пробы – способность безгранично любить, отдавать, сострадать, чувствовать чужое горе, боль, хотеть и уметь вылечить, утешить, согреть. Я была одной из многих, кого Лиза согрела и кого оставила стоять на ветру в мире, где ее больше нет.

…Я надеваю шубу, теплый шарф и перчатки и медленно иду по зимнему Замоскворечью в сторону улицы Пятницкой, номер 17/4; я вдыхаю ледяной воздух и смотрю на белое, словно фарфор, в голубоватых просветах небо. Я обращаюсь ко всем этим материям с дурацкой просьбой – дать мне какую-нибудь, самую крохотную возможность почувствовать Лизу, ощутить, что она все еще здесь есть… Мне навстречу бежит девочка с маленькой собакой. Девочка смеется, и я сквозь слезы улыбаюсь в ответ. Красное, морозное солнце садится за красную колокольню. Я покупаю кофе в пекарне, где всегда покупала его по дороге к Лизе, выхожу на улицу и смотрю на закат. Мир, подернутый влагой, слегка расплывается и становится холоднее. Небо темнеет. Церкви начинают звонить. Я допиваю кофе и в одиночестве отправляюсь домой.

Дневник Доктора Лизы

[1]

Вот такой случай

Oct. 17th, 2005 at 8:46 PM

Сегодня приняли больного – бомжа. Он жил на рынке. Где, когда заболел – могу только предполагать. Много пил, и неизвестно, как бы закончилась его жизнь, если бы на этот самый рынок не пришел его РОДНОЙ брат, с которым они не виделись почти пятнадцать лет. Здоровый брат узнал его, забрал к себе домой (живет в Святошино – а это район хосписа[2]). Отмыл как мог, вытрезвил, обследовал в онкоцентре (рак легкого с распадом) и прописал у себя дома.

Положила в хоспис. Была уверена, что бросит, как многих у меня бросают. Взяла на заметку на похороны (слава Богу, место есть).

Брат приходит каждый день. Сказал, что похоронит сам.

Может быть, ничего особенного в этом нет, но меня тронуло такое отношение.

К чему я это? Наверное, мне надо лучше думать о людях.

Все получилось. Всем спасибо.

«Раймонда»

Oct. 23rd, 2005 at 3:17 PM

Их у меня в хосписе было трое. Мама Елена и двое детей. Елене – чуть больше сорока. Рак шейки матки.

Детям – двадцать и двадцать три.

Они все время в палате с умирающей мамой. Сын возил ее гулять на коляске и уходил из хосписа поздно ночью. Дочка приходила утром, потом бежала на занятия – и снова в хоспис.

Я уже даже не воспринимаю Елену одну – она слилась со своими детьми, или они с нею. Дети похожи на птичек. Наверное, про таких говорят «инфантильные». Что-то в них было от совсем маленьких детей. Наверное, то, как они разговаривали с мамой, как радовались тому, что ей удалось самостоятельно посидеть несколько минут.

О диагнозе и прогнозе знали. Видно, что не верили или надеялись на чудо. А чуда не было. В данном случае не было.

Отца нет, есть бабушка. Ее я не видела – она лежала в другой больнице. У детей гуманитарное образование: девочка еще учится, а мальчик, мальчик у нас – балерун. Он танцует в театре оперы и балета. Эти дети почему-то вызывали у меня щемящее чувство жалости. Они говорили «спасибо» и здоровались со всеми посетителями, открывали двери всем, кто проходил в хоспис после них. Они всегда со всем соглашались.

Я знаю, что они нуждаются, но никогда ни о чем не просили. Они привыкли к тому, что на Украине не принято пока помогать тем, кому помочь уже нельзя.

Мы – хосписные – потерпели поражение в борьбе. И с болезнью, и с существованием. С этим стерпелась не только я, но и мои больные. Правда, удалось мне привести к ним в палату очень богатого человека. Он пришел к нам и выразил желание помочь самым-самым… Это трудный выбор. Но привела к ним. Сказала Елене: «Ради детей попроси, он сделает».

На мой вопрос:

– Леночка, что бы господин Н. мог для вас сделать?

Она ответила:

– Мой мальчик танцует в «Раймонде» 28 числа. Обязательно посмотрите… Вам понравится.

P.S. Я вот не могу этого забыть никак.

Надежда

Oct. 26th, 2005 at 1:01 PM

Год назад давала интервью на киевском ТВ. Какой-то новостной канал. Запись была в самом хосписе, больные видели съемочную группу и тем же вечером собирались обязательно посмотреть новости.

Я, зная об этом, на достаточно прямой вопрос молоденького корреспондента: «А правда, что ВСЕ ваши больные умрут?» – ответила, что все мы умрем когда-нибудь, в том числе и больные моего хосписа. Потом представила себе реакцию пациентов, их близких и прибавила, откровенно соврав, что в хосписе всегда будет один больной, который поправится. Ну, не удержалась, бывает.

На следующий день во время обхода – в каждой палате – слышала одну и ту же фразу:

«Елизавета Петровна, мы вас вчера видели, вы же обо мне сказали, правда?.. Я сразу понял(а)».

Действительно, надежда умирает последней.

Темное прошлое

Dec. 7th, 2005 at 2:46 PM

Мой младший сын Алексей Глебович разразился очередным шедевром в школьном сочинении.

«Мой папа[3] – знаменитый адвокат и вообще великий человек. Моя мама – другая история. Она просто доктор и работает в приюте, который ей помог построить папа в стране Украине. Моя мама родилась очень давно – еще в Советском Союзе.

Мы с братом знаем, что, когда она была маленькая, она не имела электричества».

Вот так вот, друзья…

Юра Васильев

Dec. 31st, 2005 at 7:28 AM

Полуторагодовалый малыш из дома ребенка, которого перевезла из Минска в хоспис. Маленький, весил около шести килограммов.

Не говорил, только показывал пальчиком на все, что интересовало. Бутылку держал двумя ручками и, когда заканчивал кушать или пить, обязательно отдавал ее обратно.

На игрушки, которыми мы его буквально засыпали, не реагировал. Ему хотелось, чтобы его просто подержали на руках.

Ушел тихо. Поел, заснул и не проснулся. Просто перестал дышать маленький. Как будто никому не хотел мешать.

Ощущение, что держала на руках ангела.

Андрей

Jan. 4th, 2006 at 6:30 PM

Ухудшился сегодня утром. Резко. Болей нет. Полная апатия. Бедный мальчик.

Он так трогательно пригласил меня на кофе – попросил санитарку купить пакетик для меня за одну гривну, заварил в две чашечки. Рассказал о своей семье, о слепой маме, несчастном, замотанном жизнью папе, потерянном после распада СССР, о спивающемся брате.

Перед моим отъездом сел в коляску и тихонько подкатил к ординаторской. Я вышла – он улыбается.

– Вас проводить пришел (он до сих пор говорит приишел).

Маленький Йося

Jan. 22nd, 2006 at 10:47 AM

Йося (Иосиф) Б. Благодаря этому мальчику я открыла детскую палату. Три полных года назад в ординаторскую пришла женщина и встала на колени.

«Нас выписали из госпиталя в Израиле летом. Мы думали, что все закончилось, но рак вернулся. Положите моего мальчика. Моего Йосю. Нам некуда больше идти».

Иосиф Б., десять лет. Рак яичка, четвертая – последняя – стадия, четвертая клиническая группа[4].

У меня не было места для него. Не было детской палаты вообще. Я до сих пор помню глаза и голос этой матери. Как-то оправдывалась перед нею. Она стояла на коленях. Не плакала, а повторяла: «Возьмите моего Йосю».

«Я возьму его, как только освободится койка» – это последнее, что я ей сказала. Койка освободилась к утру. Но маленький Йося умер, и переводить было уже некого.

Мы освободили две палаты. Сделали просторную большую детскую, которой будет вот уже три года. Сделали за месяц. И приказы подписались сами собой, и мебель нашлась.

Вот только я все время вспоминаю Иосифа и его маму на коленях. И мне больно оттого, что я не смогла им помочь.

Сегодня я получила перевод из Израиля. «На детей хосписа». Это маленький Йося мне помогает. Мне так кажется.

В ресторане

Jan. 30th, 2006 at 9:14 PM

Вермонт. Вчера после госпиталя пила кофе с другим доктором.

Обсуждали бумаги одного мальчика из России.

Расплачиваюсь и вижу, как в инвалидной коляске в ресторан ввозят давнюю пациентку госпиталя, которая только на моей памяти перенесла два тяжелых инсульта.